Богословие является не просто чем-то дополнительным — это духовная, интеллектуальная, принципиальная основа христианской Церкви. Многим эти принципы кажутся слишком сложными, запутанными и требуют специальной подготовке — но эта сложность не отрицает необходимость богословия. Если у нас нет представлений об этом, мы не поймем ни наших служб, ни молитв, ни предписаний, ни этики. Христианство тогда утратит для нас глубинные основания.
Конечно, глубинная вера и любовь — главное, как и христианская практика, жизнь. Но на самом деле богословие — это становой хребет.
Мы наталкиваемся на много противоречий, сложностей, преград. Во многом это связано с тем, что богословская традиция у нас была сильно искажена в синодальный период, с петровских реформ до начала ХХ века. Государство, в значительной степени секулярное, устанавливало свои принципы церковного самосознания. С конца XVII века соединение Церкви и государство означало только одно — Церковь была подчинена государству. До того существовала симфония властей, Церковь была самостоятельной ветвью власти и подчас влияла на решения светских властей. После — Церковь превратили в некое «министерство нравственности» под начальством секулярного чиновника.
Лишь на периферии церковной жизни с конца XVIII века развивается исихастская традиция, старчество, но вплоть до ХХ века это не оказывало большого влияния на церковную жизнь и богословие. Скорее, на культуру и на народ.
В начале ХХ века богословская мысль вспыхивает с новой силой — это и софиология, и голгофские христиане, и множество других исканий Серебряного века — частично отклоняющиеся от ортодоксии, а частично, напротив, жаждущие вернуть утерянное. Возникает «воля к богословию».
Но потом наступила катастрофа 1917 года — и началась не просто секулярная, а антихристианская эпоха. Говорить о богословии было невозможно. Церковь как бы застыла, богословская мысль в оцепенении существовала фактически до конца СССР.
После развала СССР, когда рухнула материалистическая идеология, и не было синодального бюрократизма, настало время для взлета православного богословия. Казалось бы, настал момент для богословия. Богословская мысль русской эмиграции хлынула в Россию, и казалось, все преграды были устранены.
Но что-то пошло не так. Складывается ощущение, что до сих пор главная преграда для этого исторического процесса не ликвидирована. Почему-то с богословием у нас огромные проблемы.
Основная идея софийного богословия — настолько значимое направление, что быстро с ним разобраться не получается. Софиология — одна из линий, которая требует огромного внимания. Вторая линия, требующая изучения — классический византизм, открытие полноты греческого богословия. В ХХ веке было многое сделано русскими богословами эмиграции, чтобы возродить эти традиции — и после СССР все это хлынуло к нам.
И, наконец, третья линия — направление русского монархизма, начиная с Антония Храповицкого — важная мысль, не свойственного синодальному периоду. Ранее это подразумевалось как само собой разумеещееся, но когда Царя не стало, содержание самодержавной власти стало объектом богословской мысли. Это также огромный пласт для изучения.
Были неудачные попытки — тупиковые пути, такие как попытка соотнести учение Христа с учением большевиков.
Но появились и интересные направления — в единоверии (Андрей Ухтомский или Симеон Шлеев) — с новой попыткой понять старообрядчество. И это все еще открытая тема.
Итак, есть не менее пяти интересных направлений: софиология, византизм, монархизм, единоверие и старчество. Это пять огромных рек русской православной мысли, которые не прерывались. Это огромный вызов — сопоставимо ли это с нищетой, заведомым запрещенческим настроем? Ощущение, что никто не заинтересован в пробуждении богословской мысли.
Христианин — самый свободный человек, он создан Богом и подчиняется только Богу. Конечно, вне Церкви нет отношений с Богом. Но само сердце человека создано свободным, и Бог хочет от нас любви и субъектного, самостоятельного почитания — не только физической покорности. Он ждет от нас свободной любви к Нему, не по принуждению или указанию. Богословие — самая естественная форма христианина.