— Александр Гельевич, 2020 год в некотором смысле эпохальный, один из самых необычных, по крайней мере в последнее время. Как вы считаете, коронавирус — это спецоперация, некая случайность или Божий промысел?
— Я думаю, что для религиозного человека (а я таковым и являюсь) все, что происходит, безусловно, имеет смысл и относится к Божьему Промыслу. Однако это не исключает, что у каждого события, катастрофы либо, наоборот, счастливого разрешения есть глубокие исторические причины. Наличие низшего смысла никак не отменяет высшего. Все связано с Божьим промыслом. Вопрос только в том, как выяснить это, как выстроить объяснение связи между событиями, в которых мы участвуем, и глубинными духовными причинами, их смыслами.
Я не думаю, что стоит противопоставлять, например, Божий Промысел и то, что происходит само по себе, потому что само по себе вообще ничего не происходит. Все имеет под собой глубокое обоснование. Но в некоторых случаях, как в 2020 году, я с вами согласен, события настолько фундаментальны, что обращение к Божьему Промыслу требуется более, чем когда-либо… Как для верующих, так и неверующих. Сегодня многие — даже агностики — начинают задумываться о том, что что-то здесь не так, слишком неожиданно и резко все случилось. Божий Промысел есть везде, но не всегда его замечают. Сегодня не обратить на него внимания трудно… Труднее, чем всегда…
Поэтому объяснение пандемии как «излияния ангелом чаши гнева Господня — чаши с язвами на человечество» — не противоречит и иному, «рациональному» объяснению. Это две параллельные каузальности — верхняя и нижняя…
Что касается коронавируса, на мой взгляд, трудно сказать, является ли пандемия рукотворной или нет. Не могу высказать однозначной точки зрения. Очень многие люди видят, как сегодня реагируют на коронавирус глобалистские круги, произнося три «B» — Building Back Better. Это так же, как и Great Reset — «великая перезагрузка», означает, мол, «восстановим с лихвой», «будет еще лучше». Вдруг об этом одновременно говорят и Джо Байден, и Борис Джонсон, и европейские глобалисты: «Отстроим заново — и будет лучше». Также Great Reset (великая перезагрузка), New World Order (новый мировой порядок) — эти кодовые фразы звучат сегодня отовсюду. Коронавирус — это new opportunity, как они говорят, новая возможность, новый шанс. Трудно не заподозрить за этими «совпадениями» своего рода «глобалистского заговора».
Глядя на это, создается впечатление, что кому-то коронавирус был выгоден. Но еще раз хочу сказать, что не уверен точно, что это так… Возможно, речь идет и об идеологической апроприации масштабной катастрофы. Есть пандемия, атака на здоровье всего человечества со стороны коронавируса, а глобалисты лишь используют это в своих целях. Они бы давили бы свое и в отсутствие вируса… И один финансовый кризис — без эпидемии и локдауна — стал бы для них основанием, чтобы укрепить свою повестку дня, усилить глобалистскую пропаганду. То есть и отсутствие эпидемии могло бы стать для них стимулом, для интенсификации своей политики, в частности для борьбы с Дональдом Трампом…
Поэтому трудно сказать, запустили ли они вирус осознанно или просто воспользовались им в своих интересах. И того и другого нельзя исключать. Мы не знаем этого наверняка и едва ли узнаем. Однако я склоняюсь все же к тому, что глобалисты всего лишь используют коронавирус в своих интересах. Даже несмотря на кризис глобализма, который сейчас происходит, они говорят: «Ничего, мы оправимся — и будет еще лучше». Локдаун — это самая антиглобалистская мера, которую только можно себе представить, когда все закрывают границы, прекращается международная торговля, обрываются коммуникации, все сосредотачиваются на внутренних проблемах и национальных экономиках. Казалось бы, глобалисты должны кричать: «Ой, все разваливается!» Но они говорят: «Нет, мы еще лучше будем».
Искусство яхтсмена — это не только плыть по ветру, но и против ветра. Лишь бы ветер был — справа, слева, сзади или спереди: если есть ветер, яхтсмен плывет. Только в случае полного штиля яхта останавливается. Глобалисты подобны яхтсменам: готовы использовать любую ситуацию — как в их пользу, так и против них, лишь бы было движение, динамика. Таким образом, нельзя исключить манипуляцию спонтанно возникшей или даже вышедшей из-под контроля эпидемией в глобалистских целях.
Третий важный момент. Нельзя исключить, что речь идет об утечке биологического оружия.
— Значит, все-таки утечка?
— С моей точки зрения, это утечка. Я ориентируюсь на то, как реагировали на коронавирус разные государства и правительства. Вводить настолько жесткий локдаун перед лицом обычного вируса с не очень высокой смертностью странно. На это можно было бы пойти, если правительства знали что-то большее, чем нам говорилось. Скорее всего, с этим вирусом что-то не так. По-моему, сегодня все пришли к выводу, что это не обычный вирус. Люди, которые знают о его настоящей опасности, пытаются как-то снизить накал и сказать: «Ладно, ничего, как-нибудь отойдем». Но это успокоение, и оно отчасти оправдано.
Однако есть ряд косвенных указаний на то, что речь все же идет о биологическом оружии. Во-первых, есть явные искусственные вкрапления в структуру вируса. И они странно напоминают ВИЧ.
Во-вторых, нас пытаются убедить, что повторных случаев заболевания нет, хотя уже очевидно, что они есть.
— Да, такие случаи заражения уже начали появляться.
— Это скрывать невозможно. Те, кто вводил первый локдаун, об этом знали. Но они боялись, что начнется паника, если людям скажут правду о коронавирусе. С моей точки зрения, правительства и международные организации знали, с чем имеют дело, поэтому пытались максимально мягко локализовать опасность. Они делали, что могли, стремясь при этом всячески избежать паники. А правда легко могла к этой панике привести, особенно вначале.
Постепенно выясняется, что к вирусу нет привыкания. Herd immunity, коллективный иммунитет невозможен. Об этом постепенно даже перестали говорить как наши власти, так и европейские, все остальные. Коллективного иммунитета просто не может быть в том случае, если это биологическое оружие.
— Пока еще о вакцинации говорят.
— До вакцинации мы еще дойдем. С мой точки зрения, тема herd immunity отпала, так как существует опасность повторного заражения. Недавно Владимир Жириновский (а он часто проговаривается) в одной из программ на радио рассказывал в прямом эфире, что многие депутаты ЛДПР переболели коронавирусом дважды. «На третий раз, — говорит он, — они умрут». Это не просто черный юмор Жириновского. В такой юмористической форме он обычно говорит о том, что действительно есть. Отчасти упомянутый политик адаптируется к интересам власти, а отчасти идет навстречу популизму. Так что сегодня уже не скрыть, что повторное заражение коронавирусом весьма вероятно. Значит, заболевание не вызывает иммунитета или из-за мутации вируса, или из-за того, что так и было задумано первоначально.
Следующий важный момент — мы не знаем настоящих последствий этого вируса. Врачи все чаще признают, что аффектация легких или желудка приводит к большому количеству смертей, особенно среди пожилых и людей, страдающих определенными заболеваниями. Но и это не главный удар. Скорее всего, вирус бьет по центральной нервной системе и приводит к таким разрушениям, которые не сразу заметны. Это не значит, что те, кто перенес болезнь бессимптомно, окрепли и получили иммунитет, как это бывает при сезонном гриппе или другом вирусном заболевании. Речь идет о более серьезном ударе по центральной нервной системе, последствия которого могут открываться постепенно. Например, в Китае уже прошла волна информации о том, что вирус аффектирует репродуктивные функции.
— Говорят, что особенно мужчины страдают, начинается бесплодие.
— Это более заметно. О влиянии на репродуктивные функции женщин мы пока просто ничего не знаем. Может, его и нет, а может…
Но это еще не все, потому что сюрпризы, вложенные в коронавирус, будут дальше постепенно давать о себе знать.
Если это биологическое оружие, то оно не может приносить столь невысокое количество смертей. Значит, речь идет о чем-то другом, более существенном результате. Возможно, отложенном… И этот результат должен быть масштабным, иначе что же это за оружие…
— Отложенный эффект.
— Да, повторный приход вируса.
Видимо, мы имеем дело с тем, о чем давно говорят глобалисты: достижение пределов роста (демографии, экономики, природных ресурсов), необходимость сокращения населения планеты, прежде всего за счет пожилых людей, изменение баланса производства и потребления (с чем не справляются ни промышленность, ни ресурсная база), необходимость полного контроля над людьми, включая управление сознанием, сращивание человека и машины и так далее.
А для этого нужна волна катастроф или просто резкое сокращение народонаселения планеты.
— Об этом Римский клуб говорит с 1960-х годов.
— Да, там утверждают, что дальнейшее увеличение численности населения вызовет не только перенаселение планеты, но и экономический, ресурсный, социальный и политический кризисы. Коронавирус — идеальный способ регулирования численности населения Земли через истребление, геноцид определенной его части. Признать открыто это невозможно, так как начнутся паника, протесты, восстания, хаос…
Впрочем, я не настаиваю… Я не знаю истины, это лишь мои гипотезы…. Я не настаиваю, для меня это не вопрос веры, я лишь пытаюсь логически анализировать то, что происходит. Я не врач, не вирусолог, о многом читаю в прессе, как и все остальные. Я не ангажирован, никого не стараюсь обвинить или осудить, лишь сопоставляю факты. Возможно, я их неверно складываю, но это лишь мои умозаключения.
Если бы люди во власти не знали, что речь идет о биологическом оружии, едва ли они согласились бы на локдаун и столь резкий удар по экономике. Ведь каждый ресторан, пункт питания — это прибыль, которая распределяется по всему государству, то есть в нашем случае это благосостояние и благополучие целых стран на Западе и на Востоке.
— Все как по команде на это пошли.
— Конечно. Никто бы не пошел на такие жертвы и потери, если бы не было на то серьезного основания, достаточных причин.
— Почему сегодня Россия вновь не ввела локдаун: Европа на это пошла, а мы — нет.
— Решили: пусть население пеняет на себя, раз оно ходит без масок. Я думаю, они просто посмотрели, что народ бушует, возмущается: «Не хотим QR-кодов! «Не хотим сидеть дома!..» Иногда это прорывается в выступлениях наших чиновников, дескать, если так ведете себя, то вымирайте, черт с вами!
— То есть каждый пусть выживает как может?
— Конечно. Я думаю, они решили: «Неужели мы будем из-за вас, придурков, губить нашу экономику?» Конечно, что-то ограничили, но не пошли на крайние формы. Еще один момент: первый локдаун не сработал. Надо было жестче поступать, как в Китае: закрывать аэропорты, локализовать целые зоны, выискивать цепочки заражения… Изолировать эти цепочки и бить уже по-настоящему по вирусу. Мы пошли промежуточным путем: что-то закрыли, что-то — нет. Поэтому вторая волна была неизбежна, она фактически привела к тому, что зона опыления вируса расширилась. И это еще не конец, лишь очередная волна, хотя нам говорят: «До весны подождем, и будет все в порядке…» Но, видимо, на самом деле считают, что надо «опылить» этим коронавирусом всех. Кто выживет — молодец. Кто нет, как Ким Ки Дук в Латвии и множество других умерших, знаменитых и никому не известных, — ну что ж.
Однако это означает, что дальше начнется непредсказуемая эпоха.
Как люди будут умирать? Кто-то сейчас, кто-то позднее, кто-то от одного диагноза, а кто-то от другого. Кто-то даже выживет, но не факт, что останется тем же, кем был, возможно, будут мутации. «Не все мы умрем, но все изменимся», — говорит святой апостол Павел (1 Кор 15:51).
Поэтому все, что сейчас происходит с коронавирусом, — колоссальный удар по человечеству.
Я думаю, исток вируса искусственный, но, возможно (снова гипотеза), это просто незаконченное биологическое оружие, брошенное не завершенным… Мы знаем, что в Америке остановили разработку подобных вирусов, потому что, может быть, не нашли противоядия или с ним возникли какие-то иные проблемы.
— И утечка…
— И она в том числе произошла. Очень похоже на это, так как вирус затрагивает и самих глобалистов. Я представляю это так: если бы они осознанно запустили этот вирус, то сами бы не болели. А Борис Джонсон дважды уже переболел и дважды изолировался; принц Чарльз тоже болел. То есть представители мировой элиты, сами «вожди и идеологи глобализации» оказываются беспомощными перед угрозой. Если бы все было иначе…
— То есть вакцина была бы?
— Конечно. Но сейчас все еще нет и уж точно с самого начала не было лекарства, которое обеспечило бы безусловное исцеление. Глобалисты болеют наряду с обычными людьми. Конечно, для них уровень медицины лучше, их лучше обслуживают, но если это биологическое оружие, то и они от него могут умереть. И в том случае, если переболел, человек уже не может быть уверенным в том, что сохранил здоровье таким, каким оно было ранее. Это касается всех, не только простых людей. Вот в чем проблема. Таким образом, на мой взгляд, случилась утечка вируса, которую все пытаются использовать в своих интересах. И глобалисты в том числе.
И последнее — по поводу вакцины. Совершенно очевидно, что вакцина пока не работает — ни наша, ни зарубежная. По крайней мере, не работает как надежное и безотказное средство, на которое можно было бы целиком положиться. Возможно, на какие-то симптомы коронавируса она оказывает воздействие, но как надежное противоядие не работает. Может быть, для кого-то вакцина станет спасением, но не в том смысле, что привился, и стало безопасно жить в мире коронавируса. Может быть, не умрешь в этот раз, так в следующий или откажут не легкие, а печень. Но я не говорю, что вакцина совсем бесполезна. Кто знает…
Тот же Жириновский в прямом эфире на радио агитировал вакцинироваться: «Я потребую всех депутатов — своих и не своих — вакцинировать. Я сам провакцинировался, и все пусть вакцинируются». А дальше он рассказывает: «Я в своем кабинете посадил двух собак. Когда ко мне приходят наши депутаты, которые не вакцинировались, на них этих собак напускаю, они должны быть на расстоянии пяти метров от меня». Что же хочет сказать нам Жириновский? То, что он сделал прививку, советует сделать всем остальным, но действию вакцины при этом он сам не доверяет, иначе принимал бы всех без собак. Если он после вакцинации опасается возможности заражения коронавирусом, значит, дает нам в своем стиле знать, что она все равно полностью не убережет от болезни. Видимо, власти ему поручили пропагандировать вакцинацию, Жириновский это и делает, но в свой дискурс вставляет намеренное противоречие, намек: вакцинируйтесь, но имейте в виду, что это не помогает.
— Проговаривается, как Штирлиц.
— Думаю, просто считает, что наши чиновники настолько слабоумны, что не заметят, как он в отработку общеобязательной программы он вставляет несколько закодированных элементов. А если ты не пьяный и не идиот, то сопоставишь факты. Если же идиот, то пропустишь подобное мимо ушей, думая, какой смешной Жириновский с этими собаками. А Жириновский, на самом деле, подает знак тем людям, которые не хотят слишком быстро умереть. Всегда кажется, что он говорит ерунду, но за ней больше смысла, чем у человека, который с серьезным видом говорит разумные вещи. Например, Анна Попова из Роспотребнадзора говорит более абсурдные вещи, чем Жириновский.
— Вам не кажется, что Попова — какой-то странный человек, который появился из ниоткуда — и вдруг становится главным человеком в стране, фактически чуть ли не круче Путина?
— Да, но Попова, на мой взгляд, невменяема. Я анализирую ее выступления, во многих заложены логические противоречия. Она говорит странным языком. Вроде у нее серьезное лицо, даже устрашающее и угрожающее, но слова напоминают психопатическую картину бреда…
— «Ситуация напряженная, но управляемая».
— То есть бояться нечего, но вы все умрете. У нее часто переходные глаголы используются как непереходные. Это некоторое иррациональное косноязычие, возведенное в самостоятельный стиль. Вообще говоря, люди в последнее время уже перестали слушать, о чем им говорят, обращают внимание на жесты, внешний вид, а логическое содержание высказываний часто вообще ускользает. У Поповой это содержание странное. Если его логически разложить и проанализировать, то получается совершенно невероятная поэзия абсурда.
— С чем подобное связано? Она боится проговориться, сказать правду или не понимает, что происходит?
— Трудно сказать, не знаю. Я не берусь определять мотивацию таких странных существ, как Попова. Мне кажется, просто находят таких фигур, которые зависли ровно между иррациональностью и рациональностью, и бредят с полуопознаваемой системностью. Жириновский тоже такой, но у него другое сочетание: он как юродивый, как шут гороховый облекает истину в дурацкие формы. А некоторые, как Попова, наоборот, облекают бред в серьезные формы. Это симметричные фигуры: Жириновский вменяем, но строит из себя идиота, а Попова невменяема, но пытается выглядеть нормальным чиновником, который отвечает за свои слова. Если слушать обоих и декодировать, у нас будет ясная картина того, что происходит с коронавирусом.
— Если ситуация настолько серьезная, то вы сами как-то бережетесь?
— Я сижу в изоляции, ни с кем не вижусь. Еще в апреле уехал за город. Если мне приходится появляться (такое было всего 3–4 раза за это время) в публичных местах, то приезжаю в маске, перчатках, укутанный в несколько слоев — с противогазом и в химзащите. Всем рекомендую делать так же.
Но при этом я активизировал свою деятельность в Zoom. Там у меня проходят конференции, я снимаю лекции, устроил студию в своем кабинете и записываю курсы по психологии, по Аристотелю, «Феноменологии Радикального субъекта», по платонизму, не говоря уже про развитие Четвертой политической теории, евразийства. У меня каждый день по 5–6 мероприятий, в том числе на разных языках. Работа интенсивная, я принимаю условия коронавируса и не восстаю против них.
Единственное исключение — посещение церкви. Но у нас там тоже соблюдаются жесткие правила: дистанция, маски. Это не значит, что не заболею. Наверное, каждый может заболеть. Бороться с подобным бесконечно тоже нельзя, но я, по крайней мере, пока нет ясности и есть откровенные манипуляции с коронавирусом, стараюсь соблюдать все меры предосторожности и всем советую. Если можно, то не надо никуда ходить, многое можно сделать удаленно. Например, я веду образовательные программы в новой школе МХАТа (три дисциплины: онтология и антропология театра; политическая эстетика; культурология) тоже по Zoom, что не менее эффективно. Наоборот, бесконечные переезды и встречи сейчас выглядят необходимыми, но оказываются совершенно ненужным. Я сократил их, больше времени уделяю семье и, главное, науке и преподаванию.
Кстати, почти все вокруг меня уже переболели по разу. Почти все мои издатели — в Бразилии, Италии, Франции, Америке. Многие мои русские друзья: Константин Малофеев, Эдуард Бояков, Сергей Глазьев … Знакомые монахи и монахини, священники…
— Глазьев тоже переболел?
— Да, сейчас он на изоляции с коронавирусом. Мои друзья оправились, преодолели, слава Богу… Но многие болели очень тяжело.
Все они оправились преодолели это, но многие болели очень тяжело… Для меня эта ситуация серьезна. Кто-то бодрится, говорит: «Мне все нипочем». Правильно, хорошо… Но ситуация очень серьезная. Если вы еще не заболели, дай Господь, чтобы этого никогда не случилось, либо как можно дольше продержаться. Нет идеи побыстрее заболеть, чтобы потом не заразиться. Если быстрее заболеешь первый раз, то быстрее случится и второй. Вот в чем дело.
Таково мое представление о коронавирусе. Еще раз подчеркиваю, что я не придаю этому слишком много значения. Раз моровая язва, так язва; раз чума так чума, раз наказание Господне, так наказание; утечка ядерного оружия — значит, утечка. Надо адаптироваться и не терять человеческого облика. А когда кричат: «Разрешите нам ходить без масок, на шашлыки или еще куда-то», — подобное у меня вызывает чувство недоумения. На мой взгляд, есть у людей какой-то нигилизм… Едва ли они сознательно выбирают смерть, хотя как знать. Человек сложнее, чем мы думаем…
— В сухом остатке получаем, что это боевой вирус со сложным отложенным действием, который непреднамеренно утек из лаборатории. С ним столкнулись мировые элиты, поэтому некоторые до сих пор, как Путин, практически ни с кем не встречаются тет-а-тет. Поднимем планку разговора на несколько ступеней выше. То есть люди понимают, что произошло, но не контролируют ситуацию. А в чем тогда божественный замысел?
— Я думаю, что, с точки зрения логики, человечество должно быть наказано. Лет 500 назад западноевропейская цивилизация отвернулась от Бога, сказав: «Мы и без Бога хороши». Ницше назвал это смертью Бога. «Прогрессивные» люди объявили, что Бог «умер» и, соответственно, теперь все будет решать человек. Человек взял ответственность на себя. Человечество убивает Бога не в самом Боге (это невозможно), но Бога для себя и, значит, себя для Бога. Бога убить нельзя, но человечество, которое поднимает на него руку, бьет по себе. И это смертельно… Сегодня мы подошли к тому, что человечество, которое отвернулось от Бога, стремительно утрачивает и само себя. Они думали, что без Бога только и станут людьми. Но оказалось, что за 500 лет Нового времени, Модерна, когда постепенно расширилась, повсеместно распространилась атеистически-материалистическая цивилизация и культура, человечество само по себе несостоятельно. Без Бога у него нет души, нет бессмертия, ни духа, ни цели, ни смысла. Оно превратилось в материальные скорлупы, которые управляются внешними стимулами. Люди превратились в машины, в животных, а сейчас дошли до такого состояния, чтобы передать инициативу искусственному интеллекту.
Сегодня мы живем в эпоху перехода от гуманизма к постгуманизму.
— И к трансгуманизму.
— Да. Приходят постгуманистические, постчеловеческие сущности в лице киборгов, мутантов. Подготовка к этому шла через либеральное освобождение индивидуума от всех форм коллективной идентичности: сначала религиозной, потом сословной, национальной, затем классовой, профессиональной, а затем и половой.
Мужчина ты или женщина — этот вопрос становится открытым выбором, опцией. Это тоже освобождение индивидуума от коллективной идентичности, так как мужчина и женщина и есть формы коллективной идентичности…
Логически мы прошли все стадии в сторону постгуманизма. Остался последний шаг — освободиться от человеческой идентичности. То есть покончить с человечеством, уступив бразды правления постгуманистским реалиям. Этот момент финального перехода называется сингулярностью, моментом передачи власти искусственному интеллекту.
Даже Путин уже заговорил об искусственном интеллекте и о связанных с ним рисках и опасностях. На мой взгляд, пока эти высказывания достаточно наивны. Но это вполне нормально, он же не философ, не антрополог. Сам себя Путин называет менеджером, поэтому об искусственном интеллекте рассуждает «по-менеджерски». Однако сам факт, что он делает это, уже говорит о том, что тема выходит на уровень политики. Если сегодня гендерная политика — это острие либерализма, то уже завтра в центр будет поставлен постгуманизм — политический постгуманизм… Поэтому столь много внимания уделяется «цифровизации». По сути, мы стоим на пороге миграции в киберпространство, финального расчеловечивания человечества…
С точки зрения божественного, человечество уничтожает само себя. И начало это делать уже давно. Сегодня оно лишь достигает финальной черты.
И тут ему посылается некий знак: «Смотри, что ты делаешь. Ты само себя уничтожаешь. Ты отвернулось от Бога. Сейчас Я нашлю на тебя моровую язву, ангелы выльют фиал гнева Господня (в виде коронавируса или иных катастроф). Ты должно перед этой угрозой встрепенуться, встряхнуться, повернуться, подумать, что ты наделало, зачем ты, человечество, прокричало трескучие глупости о том, что якобы убило Меня. Я вечный и всемогущий, Меня убить нельзя. Ты можешь убить только себя! Мгновение, раз — и увезли человека люди в белых костюмах химзащиты, два — снова увезли… Обратись, пока не поздно, пока еще искусственный интеллект окончательно тебя вместе с глобалистами, Байденом не превратил в механизм и не загрузил на облачный сервис, в Матрицу…» Вот как я прочитываю современную ситуацию.
Таким образом, карантин, пандемия, локдаун — способ вернуться к нашему сердцу, к нашей душе, открыть философию, теологию, историю культуры… Но нет, мы на стену лезем, чтобы нас быстрее пустили в кафе, чтобы поболтать с приятелями, подругами, друзьями. Ведем себя как скоты. Мы не слышим за информационным шумом и мельканием бессмысленных теней голоса гневного и милосердного Бога, насылающего на нас спасительную благословенную чуму…
Тогда будет еще одна волна заболевания, потом еще какой-нибудь заразы. Фактически это как моровая язва.
Наше сознание уже травят, разрушают наш мозг.
Глобалисты же и прогрессисты в целом хотят лечить пожар выплескиванием дополнительного бензина (раз вам мало боли — будет еще больше). Какими-то сомнительными вакцинациями, о которых нам тоже все время говорят то ли полуправду, то ли вообще неправду. Доверять мировой вакцинации невозможно по многим причинам.
Но главное, что мы пытаемся как-то совершенно не так, неправильно; ответить на этот божественный призыв, который ставит нас перед лицом смерти, гибели, уничтожения…
— Опять уйти и спрятаться, не заметить.
— Да, верно, так я читаю пандемию. Мы игнорируем содержание исторического процесса, пытаемся его интерпретировать чисто технически. Мы хотим избежать или уклониться от истины коронавируса. У коронавируса есть как техническая сторона, так и тот божественный смысл, с чего мы начали. Сказано: «Начало мудрости — страх Господень; глупцы только презирают мудрость и наставление» (Притчи 1:7). Если ты не боишься Бога, не понимаешь, что Он силен и бессмертен, а ты смертен, то у тебя ноль мудрости, раз у тебя нет страха Божьего. И страх Господень на нас как бы снисходит в лице коронавируса. Фактически Бог возвращает нас к нашей конечности, к нашей смертности и подразумевает: «Ужаснитесь самим себе, а не Богу. Что вы делаете? Какую цивилизацию вы построили? Отвернитесь от нее, не идите в этом направлении». А мы не внемлем, говоря: «Давай быстрее жить дальше. Пусть побыстрее эта напасть кончится… Пока еще есть время поживем на всю катушку…»
— Фактически это последнее предупреждение, если таким языком говорить.
— Может быть, последнее, может, одно из последних. Я не знаю. Ведь в Апокалипсисе речь идет о том, что есть не один фиал гнева Господня. Один ангел заведует землетрясениями, другой — моровыми язвами, третий травит реки. Какая-то серия предупреждений уже в прошлом была, какая-то, возможно, будет в будущем. Но коронавирус — одно из предупреждений.
— Значит, есть шанс услышать и поменяться?
— Конечно, есть. Пока существует человек, шанс остается. Человек свободен, пока его не заменит искусственный интеллект. До тех пор у него будет возможность обратиться, повернуться, измениться и спастись. Но в какой-то момент уже некому будет принимать решение, но оно будет непростым. Это не значит, что надо немедленно бежать в церковь. Церковь, как и мечеть, сама встроена в процесс модернизации — и священники, и муллы охвачены стихией Модерна…
— У нас, по-моему, остались только бизнес-церковь и бизнес-мечеть, других нет.
— Я бы так не сказал. Сам я единоверец.
— Вы же всегда были старовером.
— Да, так и есть. Единоверие — старообрядческое направление. Но я не хотел бы говорить о церкви и тем более мечети критически. Я не мусульманин, я христианин.
— Мы видим, что они встроены в социум, играют по его правилам «золотого тельца».
— Когда так происходит, люди отступают от самих себя, особенно католики. Те вообще в какой-то момент заключили альянс с духом Модерна. Тем самым они предали вечность, на которой стоят религия и вера в пользу времени, осуществили акт апостасии, отступничества. Наша православная церковь гораздо более консервативна, традиционна. Но и здесь, к сожалению, дух века сего, дух вырождения, дух технологий, дух так называемого прогрессизма, материализма, финансизма захватывает и наши церковные институты. Поэтому надо обратиться не просто к церкви, следует обратиться прежде всего против современного мира. Об этом книга «Кризис современного мира» Рене Генона, которую мы перевели еще в конце 1980-х годов.
— Ее название обо всем говорит.
— Другая важнейшая книга Генона — «Царство количества и знаки времени». Там речь идет о Великой пародии, удивительно напоминающей постмодерн. Мы живем в мире Великой пародии. Глобализм — это строительство новой Вавилонской башни. Когда же мы считаем это прогрессом и развитием, то просто предаем себя, пишем кровавую расписку дьяволу, продаем свою душу, не замечая этого. Считаем, что это просто новые гаджеты, сервисы, новые модели iPhone, привлекательное развлечение, оригинальный сорт кофе… Дьявол входит в быт. Незаметно. Повседневность и дьявол с какого-то момента истории совпали друг с другом. Когда мы тратим свою жизненную силу, свое время, свою энергию на повседневность, то предаем самих себя, свое сердце, свою глубину, свою душу. Конечно, если б приходило рогатое существо и брало у нас расписку, наверное, мы бы отшатнулись, испугались. Но когда нам говорят: «Делай то, что делаешь, будь как все, двигайся в общем ритме… Все голосуют — и ты голосуй…»
— Ты царь природы, тебе все можно.
— Да. Постепенно человеку через повседневность внушается позиция, которая фактически является его духовным самоубийством. Так незаметно: намыль веревочку, она начнет приятно пахнуть, и мыло будет очень современным, потом встань на табуреточку, на ней очень весело, интересно, высоко стоять, ты сможешь всю свою комнатку осмотреть, а потом привяжи петлю к потолку… И вот так, в духе TikTok, вас подвигают к самоубийству не какие-то жестокие злодеи, а сама по себе культура, прогресс, технологии, сервисы… И в один момент человек становится деталью, шестеренкой какой-то машины, которая на всех парах несется в бездну. Мы этого не замечаем, думая, что уютно сидим и ждем следующей остановки… Но она, скорее всего, окажется последней. Следующая остановка — сингулярность, конечная.
Но всегда есть возможность если не остановить этот поезд, то что-то все же предпринять. Например, выпрыгнуть из него. А можно пробраться в машинное отделение и попытаться свернуть шею злодею, который там находится. Именно это сегодня пытаются сделать американцы, когда голосуют за Трампа против Байдена. Они пытаются остановить эту несущуюся в бездну глобалистскую машину. То есть не только мы, русские, евразийцы, этому противодействуем. На Западе популисты, сторонники Трампа, консерваторы тоже понимают, что фундаментально происходит что-то не то. Человечество несется на всех парах совершенно не туда, куда должно было бы… И люди начинают просыпаться и пытаются как-то реагировать. Не только правые, консерваторы, но и левые, осознающие гибельность капитализма, этого мирового зла… Это внушает надежду: ведь люди свободны до последнего момента. Мы всегда можем измениться. В этом суть человека — в свободе. Не в свободе от греха, ошибки или преступления, но в свободе преодолеть их, измениться, повернуться в обратном направлении — к своим духовным истокам.
Но это не получится сделать без серьезного философского, религиозного переосмысления настоящего. Легко пойти только туда, куда идет большинство, а это бездна, как Гадаринские свиньи, в которых вселились бесы. Идти в сторону истины приходится против течения. И это не просто…
— Вам не кажется, что человек не прислушивается ни к каким последним шансам, знакам? Значит, какая-то суперэлита или горстка людей, философов должны переключать рычаги, а большинство вряд ли сделают выводы. Как вы считаете?
— У Гегеля есть интересное определение, что такое дух (der Geist по-немецки). Гегель в «Феноменологии духа» говорит: «Дух — это там, где „я“ и „мы“ совпадают». То есть человек как таковой и человек как дух — это не индивидуум, не элита и не все вместе. Как бы мы ни брали всех вместе, массы, большинство или все человечество, из них не получится человека, всегда будут только отдельные части, а не целое. Одновременно с этим один человек — это тоже не весь человек, не дух. Сам человек не находится ни в единичном человеке, ни во всех вместе, ни в малом количестве, ни в элите, ни в массе. Однако верно и обратное, человек находится и в одном человеке, и в массе, и в элите. Диалектика состоит в том, что оба высказывания верны. Человек есть дух, и дух — это как раз самое главное, наша суть. И даже что-то большее, чем суть.
Если пробиться к внутреннему человеку, к духу, то неважно, кто прозреет — один, несколько или все. Когда прозреет человек (Хайдеггер называл это Dasein), тогда все и изменится. Только дух имеет значение.
— То есть один спасись, и тысячи спасутся.
— Совершенно верно. Но только один спасется не как индивидуум, а как дух…
— Свое сознание…
— Не только сознание… Спасать надо человека в нас. А человек в нас, как дух по Гегелю, присутствует так же, как дух, и находится во всех и ни в ком. Это не другой дух, а один. И у одного, и у многих, и у нескольких… Как говорит Гегель: «„Я“ и „мы“ — одно и то же». Это определение духа. Если мы по-настоящему люди, а не индивидуумы, не массы, не население, то, значит, человечество в каждом из нас и во всех нас пребывает полностью. Если мы открываем дух в себе, то это делают и другие. Я не думаю, что мы должны бороться за массы. Они, как правило, искажают мысль. Массы делают любую идею массивной, неподвижной и извращенной. Поэтому речь идет об обращении не к массам, а к человеку в его духовном измерении, к тонкой надстройке. Можно сказать, что дух воплощен в истинной элите, в избранных. Но эти «избранные» должны не просто сами себя избрать или получить одобрение масс. Подчас массы вообще не понимают, что делают. Истинно избранные, пробужденные избраны для того, чтобы служить человечеству и остановить его от падения в бездну. Избранные должны проникнуть в код тех злодеев, глобалистов, либералов и прогрессистов, которые как раз и несут ответственность за убийство Бога, за Модерн, за современность. Генон называл их темную верхушку — контринициацией, это совершенно конкретная группа мыслителей, философов, финансистов, политиков.
— Главных жрецов.
— Да, это антижрецы, жрецы Модерна или Постмодерна. Их надо локализовать и понять, как с ними сразиться. И это не просто. Одних добрых намерений здесь недостаточно. Надо быть погруженным в дух и проникнутым им. Массы же — это фон, и они, скорее, на нашей стороне. Человечество инстинктивно отвергает нынешнее положение вещей. Оно, как бараны или коровы, которых везут на бойню, визжит, рычит, упирается. Посмотрите, как настаивает на своем трампистская Америка. Сопротивляется глобалистам, как может. Проигрывает, но брыкается.
Однако со стороны американских масс, deplorables только блеяние, ворчание. Они не могут ничего сформулировать, понять, сказать, в чем же дело. Но они чувствуют, что Байден — это конец.
— Он и сам символ конца — по возрасту, внешнему виду, умственному состоянию.
— Да, Байден — символ гибельного глобализма. Почти труп, не соображает, что говорит, забывает, кто рядом с ним находится. Это неупокоившийся покойник, привезенный из темного замка в Трансильвании и поставленный во главе Демократической партии. Он нечто зловещее. Половина американского общества чувствует, что это конец, но не может этого объяснить, так как у них нет компетентных элит. В США очень плохо с духом. Либерализм разъел их культуру. И хотя простонародные слои чувствуют, что глобалистские элиты несут им гибель, симметрично ответить на этот вызов у них не хватает как раз духовной культуры.
Кстати, я в хороших отношениях со многими американцами, консерваторами. Несмотря на санкции в отношении меня, несмотря на то, что мои книги там запрещены, они все равно прорываются через блокаду. В США настоящий тоталитаризм: то, что было у нас в 1937 году, у них происходит сейчас.
— Неужели ваши книги запрещены там?
— Именно так. Я под санкциями. В сети Amazon продавать или читать мои книги нельзя, причем напечатанные и в самих США. Мои сайты на территории США недоступны. Это настоящий тоталитаризм!
— Это негласно, наверное?
— Нет, вполне открыто. Мои лекции на YouTube-канале запретили, а сам канал стерли. Вдумайтесь — не политические ролики, а именно лекции — по Аристотелю, платонизму. Закрыли мой Google-аккаунт, деплатформировали из «Твиттера». Это тот самый лево-либеральный тоталитаризм, cancel culture, о которых говорил в своих речах Трамп. Но они поступают так не только с русским философом, но с американским президентом. Трамп сам почти в таком же положении. По крайней мере, многие его посты в «Твиттере» подвергаются цензуре, а вице-президент Камала Харрис требовала вообще закрыть «Твиттер» Трампа. Так что все открыто. Это 1937-й в версии глобалистов.
Тем не менее сквозь все это американский интерес прорывается и люди ищут мои тексты, пытаются понять и получить философские обоснования того, что происходит. В принципе, основная реакция американцев иррациональная: они знают, что отвергают, но не понимают, ради чего. Они четко чувствуют, что дело плохо, как коровы, которых ведут на бойню. У сторонников Трампа грустные обреченные глаза. Но сами массы ответа на эти вопросы не дадут. Только элита может это сделать.
Если у отвергающих глобализацию масс будут достойные вожди, которые станут не агентами влияния, но интеллектуалами, духовными лидерами, тогда ситуация может измениться. Битва еще не закончена. Пока существует человечество, есть возможность противостоять этому как в Америке и Европе, так и у нас. Кстати, у нас все не так плохо, если сравнивать с ними, но и здесь — как и во всем мире — постепенно становится все хуже.
— С коронавирусом, если следовать вашей логике, вышли уже на финальный цикл этой эпопеи? Поэтому времени не так много осталось… Так?
— Время тоже ускоряется. Есть даже такое философское движение, акселерационизм, выступающее за то, чтобы искусственным образом ускорять время. Есть акселерационисты в розовых очках, которые говорят о том, что, если бы люди достигли бессмертия, было бы всеобщее счастье. А есть «черные» акселерационисты, такие как Ник Лэнд, которые открыто выступают за уничтожение человечества. Вы скажете, что такого не может быть. Но почитайте книгу Ника Лэнда «Ноумен с клыками» (Fanged Noumena), где есть описание проекта по уничтожению жизни на Земле и человечества как положительной цели технического прогресса. Посмотрите, как нарастает популярность объектно-ориентированной онтологии не только на Западе, но и в российском обществе. Уже возникло поколение мыслителей, философов, которые осознают технический прогресс как способ скорейшего уничтожения человечества даже не в пользу экологии, а в пользу неодушевленной материи, земного ядра.
Кажется, такое могло прийти в голову только нам, критикам Модерна, традиционалистам, которые ищут емких метафор для дискредитации своих идейных противников, прогрессистов. Но на самом деле это влиятельное направление в философии, становящееся все более модным. Оно провозглашает ориентацию на Радикальный Объект, на безжизненного дьявола, который спит по ту сторону вещей, на особую фигуру, известную черной фантастике Говарда Филиппа Лавкрафта, на так называемых Old Ones — древние сущности, Ктулху. То, что было черной научной фантастикой, становится современной философией, ориентирующей акселерацию.
Время ускоряется, согласен, мы уже близки к финальной стадии. Но кто знает… Наверное, люди духовные, которые обладают духом или причастны к духу, чувствовали это в любую эпоху, когда начинались мировые войны, эпидемии. Надо быть осторожным. Все кричат: «Конец света!» — а он не наступает. При этом правильно же кричат. Только неправильно говорить, что это последнее предупреждение. Каждый бой для нас должен быть последним, каждое столкновение за истину против зла…
— То есть это может быть просто очередной фазой?
— Может быть, посмотрим. Это зависит от нас. История открыта.
— Вы говорите: фаза. Но все равно, согласитесь, подобного еще — если говорить о пандемии, локдауне, масочных режимах, страхе неизвестности и так далее — ничего не было в истории человечества?
— Не было. Я думаю, что мы, действительно, подходим к финальной черте. Если наступит момент сингулярности, когда искусственный интеллект получит все полномочия, все права, то после этого уже некому будет принимать решения, так как уже никого не будет.
— Ученые говорят, что уже перешли момент сингулярности, то есть человек уже не контролирует техносферу. Есть целый ряд свидетельств этого.
— Это вопрос открытый. Да, вполне возможно. У меня есть несколько философских текстов и лекций по искусственному интеллекту. На мой взгляд, искусственный интеллект как технологическая действительность пока еще невозможен в полном смысле слова. Но наш интеллект и так уже искусственный.
— Мы не понимаем те машины, которые вокруг нас. Они уже зажили собственной жизнью.
— Начинают жить, технологически да. На мой взгляд, мы уже подготовили некоторую философско-социальную платформу для искусственного интеллекта, потому что сами не живем своей жизнью. Хайдеггер говорил, что не мы живем, а das Man — некоторая обобщающая инстанция, отчужденная рациональность живет вместо нас. И таким образом наш интеллект, который мы еще по инерции считаем естественным, уже является искусственным.
Действительно, недавно было обнаружено, что две нейросети в общении друг с другом создали свой собственный язык, которого не знал программист. Вот пример того, что машины выходят у нас из-под контроля и уже способны создать собственный язык. А к чему они дальше придут в общении друг с другом? И что они на этом не известном программисту, оператору языке будут сообщать, мы не знаем.
У Хайдеггера есть такой вопрос: мы живем вплотную к Великой полночи или, может быть, еще нет? Всегда это «еще нет» (noch nicht). На самом деле, нам кажется, что уже крах наступил, ан нет… Еще нет…
— Всегда есть куда хуже.
— Да, может быть, и еще хуже. Поэтому тут надо быть очень осторожным, объявляя «конец Света». Даты не знает никто, потому что у конца Света просто нет даты. Это событие такого рода, что выпадает из сроков и времен.
Но это не меняет общей повестки дня. Надо бороться за достоинство человека, за дух, который делает нас теми, кем мы являемся. И восстанавливать это сегодня возможно только путем радикального нет, сказанному всему современному миру. Дело не в скорости движения (быстрее, медленнее), дело в его направлении.
Нельзя что-то чуть-чуть адаптировать, чуть-чуть притормозить. Ситуация такая: либо мы меняем направление движения, истории, человечества, меняем политическую власть, идеологические модели, капиталистическую систему, возвращаемся к традиции и к вечности, либо конец. Косметические украшения уже не проходят. Либо Модерн нас уничтожит, либо мы с ним должны расстаться. А это требует решимости, радикализма, резкости, революционности, которые современные политические системы, даже оппонирующие Западу, в том числе и религиозные, в себе не содержат.
— Где тогда субъект воли?
— Вот это самый главный вопрос. Я читаю сейчас курс лекций «Феноменология Радикального Субъекта». Об этом я очень последовательно, с опорой на философию от Аристотеля и Платона до Шеллинга, Гегеля, Ницше, средневековой схоластики и православного исихазма я пытаюсь рассказать, выяснив, откуда может прийти спасение. Конечно, если оно и придет, то придет от Бога. Но мы не можем только уповать только на Него и ничего не предпринимать. Мы же активны, нас Бог создал разумными и наделенными волей. Он создал нас субъектом.
Значит, для того, чтобы Бог смог нас спасти, мы должны сами что-то сделать в этом направлении. Мы не можем просто сидеть и ждать, нестись в бездну. Кто должен совершить решающее действие? Кто является Радикальным Субъектом в этой ситуации? Где его отыскать? Вот самый главный вопрос.
— Каково место России в этом глобальном спектакле, частью которого является коронавирус? Мы периферия, как дореволюционная Россия, или центральное звено этой мировой истории? Как вы считаете?
— И то и другое — и периферия, и центральное звено. Нам суждено, согласно нашим старцам, нашим гениям, основателям русской государственности, русскому народу, сыграть в драме конца мира ведущую роль и дать последний бой антихристу.
— В той битве конца, о которой говорили еще ветхозаветные пророки, а сегодня такие политологи, как Андрей Девятов?
— Да. В битве конца у нас центральная роль, как у Ирана и у некоторых других культур. Но мы будем говорить о нас. Я думаю, что Россия призвана сыграть эту роль, став последним оплотом истины, катехоном, то есть «тем, кто сдерживает приход сына погибели». Катехоном в византийской традиции считалась та православная Империя, основанная на симфонии властей. Она-то и не дает прийти в мир антихристу, сыну погибели. Эта византийская идея, которая вместе с идеей Москвы — третьего Рима перешла к нам, сформировала наше мессианское сознание, наше историческую и духовную идентичность, нашу субъектность. Это наша цель. И в данном качестве, конечно, мы никакая не периферия, а главный оплот противостояния и ядро спасения, «сердечная земля», Heartland. Отблески этого иногда можем увидеть и сквозь современную Россию, почувствовать их в нашем настроении, культуре, порой даже в политике.
Но, с другой стороны, мы часть периферии Запада, если посмотреть на образование, культуру, в конечном итоге экономику, на тех же глобалистов во власти или либералов…
— Либерализм за 30 лет нас переварил фактически.
— Да, поэтому на самом деле мы одновременно и то и другое — и потенциальный центр эсхатологического сопротивления, катехон, и глухая умственно неполноценная провинция либерального Запада. Наши либералы воплощают в себе именно эту периферийность, это внешнее управление.
Либералы во власти делают нашу страну провинцией. Капиталисты и чиновники коррупционеры превращают ее в источник извлечения средств, которые они перекачивают на Запад. Поэтому мы отчасти глубокая безмозглая провинция Запада. Наше образование, наука, культура, власть, экономика — это периферия глобального мира. Поэтому то, что происходит в Америке, — шок для наших элит. Там сейчас раскол. А если у хозяев разброд и кризис, то российским либералам Смердяковым не по себе.
С другой стороны, у России есть миссия. Она живет в нашем народе и может осознаваться в том числе некоторыми представителями власти и культуры. И, как носители миссии, как народ-богоносец, как творцы великой державы, мы центр мира.
То есть мы и то и другое. И в этом как раз наш выбор — стать русскими по-настоящему, быть Россией — быть ее миссией, исполнять ее или провалить ее, оставаясь ничтожной, коррумпированной и подражательной периферией Запада.
Это все тот же спор славянофилов и западников XIX века, только в новых, более радикальных, обостренных условиях. Частично этот же спор решался и в советское время, потому что, с одной стороны, Советская Россия была частью западноевропейского мира, а с другой — упорно и яростно противостояла капитализму. Таким образом, формы меняются, а проблема остается.
Я думаю, что это поле битвы проходит по сердцу каждого человека. Поле битвы между русской в широком смысле — евразийской миссией и глобализмом, «общечеловеческим» западничеством.
Россия должна быть не тем, чем она есть сейчас, а чем-то радикально другим. Это наше призвание, задача, цель, миссия. Россия должна измениться, преобразиться, фактически перевернуться, пробудиться. Должен быть совершен прежде всего именно духовный, а не политический переворот. Все то, что сейчас преобладает, должно уйти вниз, а то, что сейчас задавлено и на периферии, должно прийти вверх.
Как и каким образом этот духовный переворот произойдет и произойдет ли вообще — вопрос открытый. Нельзя сказать, что это решает Путин или еще кто-то во власти… Последнее слово за вами, за мною, за нами, за духом — за тем духом, который находится в равноудаленном положении между индивидуумом, группой людей или всеми. Русский дух.
