Голлум во «Властелине колец» Толкиена — не герой и не злодей. Он не добро и не зло. Он даже не слуга зла, хотя сам по себе в минуты приступа предельно зол, завистлив и скандален. Он – побочный персонаж. Вторичное производное от слуги зла.
Он просто жаден и мелок. Случайно оказался влеком чужой Силой и заворожен ей – силой Кольца Всевластия. И как таковой – загипнотизирован очарованием власти и ее кажущейся близостью. И — не волен себе. Он чувствовал только чужую силу, изредка принимая ее за свою, и свою зависть и злость — и потому впадал в истерику, скалил зубы и кусался, чувствуя свое бессилие.
Ему казалось, что близость Кольца делает его чем-то значимым. А оно от него ускользало, и он не понимал, что даже эта влекущая его сила с ним только играет. И что даже если ему удастся завладеть Кольцом, Силы он не получит, а только станет видимым и подвластным Саурону — Темному Властелину — и будет исполнять его волю.
Российский Голлум и похож, и не похож на Голлума Толкиена. Не похож потому, что последний сам по себе ни к чему осязаемому не стремился и когда-то был простым хоббитом Смеагорлом, убившим из-за кольца родича, попавшим в руки гигантской паучихи Шеллоб и обязавшийся поставлять ей жертвы, а потом в руки — Саурона и ставшим его рабом.
Голлум Толкиена – образ того, чем становится обычный мирный хоббит, отклонившийся в сторону зла. Российский Голлум мирным хоббитом не был никогда: всегда был злым, капризным и жадным.
И они похожи: потому что и российский Голлум тоже всегда был влеком чаровавшей его силой. И жил чужой волей и чужой силой. И загипнотизирован кажущейся близостью своего Кольца — призраком своего возвеличивания.
Сам по себе он был случаен и достаточно мелок, но удобен как формат проявления того начала силы, которое его нашло. Это начало и эту силу неверно сводить к центрам силы внешнеполитических противников страны, как неверно его сводить и исключительно к покровительству жалеющих о временах своего всесилия групп элиты: поле силы образовывалось их соприкосновением и родством их надежд. А еще – вплетением в конфигурацию этого поля целей и игры и других элитных фракций. Ориентированных даже не на смену курса страны, а на перераспределение баланса среди уже лояльных этому курсу. И торговали своими возможностями управления российским Голлумом, то зажигая его надеждой, то пугая, то согревая ощущением безнаказанности.
В совокупности, к лету 2020 года ему обеспечили два свойства, необходимые для использования в качестве формата представления совокупного начала этих трех составляющих: постоянства присутствия и относительной узнаваемости.
Что было необходимо, но недостаточно для начала осады и штурма существующей ситуации в России, то есть масштабной организации и осуществления государственного переворота в стране: действий вокруг приближающихся парламентских выборов, а потом, если рубеж взять не удастся – президентских выборов.
Было постоянство и была узнаваемость, но, с одной стороны, это обернулось привыканием, а с другой – показало недостаточную эффективность:
— на президентских выборах марта 2018 года коллективный Голлум себя практически не заявил;
— использовать ситуацию с идиотской пенсионной реформой, навязанной экономическим блоком правительства Медведева, не сумел;
— местные выборы 2019 года отметил скандалами и акциями, воспринятыми социумом как массовое хулиганство.
В результате Голлума и его сподвижников запомнили, но, с одной стороны, авторитета у действительно существующих десятков миллионов обиженных они не приобрели, с другой – выстроив свою известность на «борьбе с коррупцией», скорее, социум утомили: во-первых, потому что слишком многое выглядело бездоказательным, во-вторых, потому, что в обществе достаточно широко утверждается мнение, что борьба с коррупцией – это либо борьба за перераспределение коррупционных потоков, либо борьба за собственную власть и собственный доступ к коррупции.
Для того, чтобы формат стал действенным, нужно было резко повысить его эффективность в предельно актуализированное и яркое. Потому что обеспечив коллективному Голлуму постоянство и узнаваемость, стоящий за ним стихийно-коалиционный Саурон придал ему неизбежную привычность и скучность. Осаду разлагающие, а штурму – просто противопоказания.
А нужно было придать эмоциональность и яркость, способные запустить реакцию нарастания активной протестности, и добиться того, чтобы если и не вся, то значимая часть обиженных примкнула к протесту и в той или иной форме заявила о своей обиде. Для этого вызвать некое чувство близости и солидарности, сочувствия. До этого момента Голлуму так легко сходили с рук все наглости и хулиганства, которые он творил, что никакого сочувствия вызвать у адекватных людей не мог.
Ну, простейшее: почему после попытки переворота 2011-2012 годов Удальцова посадили, а Голлума даже не осудили, да еще сделали членом совета директоров «Аэрофлота»;
— как могло произойти, что оба осуждения за мошенничество закончились условными наказаниями, что в принципе юридически невозможно;
— почему откровенные нарушения режима условного отбывания срока, доходящие числом более чем до полусотни, не приводили к замене условного срока реальным, хотя такая замена проводится хоть и решением суда, почти автоматически…
Он и воспринимался как некая безнаказанная элитарная кукла, культивируемая своими хозяевами для использования друг против друга.
Чтобы преодолеть этот барьер отторжения, его нужно было сделать явно пострадавшим, явно обиженным, причем так, чтобы многие невольно выдохнули: «Ну, он, конечно, тварь, но за что уж так-то!!!»
Его постоянство основывалось на постоянном самопиаре по теме коррупции – компонент украинского успеха коалиции внешних игроков и аффилированных с ними внутренних финансовых кланов в 2014 году. Но для повтора успеха в России его не хватило: новизна пропала.
Нужна была эмоциональная добавка — был еще и опыт украинского переворота 2004 года, со ставшим президентом «недотравленным» Ющенко, мнимое страдальчество которого помогло получить власть.
Голлума нужно было сделать «борцом за справедливость, сраженным коварным врагом, но чудесным образом избежавшим погибели» — тут еще и аллюзия «с чудесно спасенным Дмитрием Иоанновичем», силами польских воевод и недовольных казацких атаманов добравшимся до трона, правда, через год снесенным и погибшем от интриг тех же бояр, которые и привели его к власти.
Так что, разумеется, если вдруг и случилось бы, что Голлум взял власть, его бы не оставили даже в качестве интерфейса победителей и заменили на кого-нибудь из им же уличенных в коррупции представителей нынешней элиты, сегодня недовольных Путиным. Кем-нибудь из истинных авторов пенсионной реформы, идиотизма «оптимизации» образования и здравоохранения, тем, кто сегодня доказывает тому же Путину, что с Америкой ссориться не надо, ластиться к ЕС необходимо, национальные проекты выполнить невозможно, а зарплаты – народ больших и не заслужил.
Не давать же и впрямь Кольцо Всевластия какому-то Смеаглу, «порченому хоббиту»…
Но для всего этого нужен «чудесно избежавший гибели страдалец», притягивающий сочувствие и жалость.
И нужно было на первом этапе имитировать смертельную угрозу: жуткое отравление ужасным и всем памятным снадобьем, сотворенным черными колдунами, лучше, если из прошлой эпохи. Симпатизанты и сотрудники Голлума внутри страны, равно как облики влекущей его силы извне, могут сколько угодно заявлять, что наши доказательства отравления и следы «смертельного снадобья» — подтвердить свои уверения они не смогли ничем и предоставлять доказательства отказываются.
На втором этапе — чтобы он оказался «чудесно спасенным», дееспособным и отождествляемым с сопутствующими чудом и удачей: «Удача с нами, верьте в нас, мы все превозможем, кто верит в меня – за мной»…
Но на следующем этапе нужно вернуть «чудом спасенного» на поле игры. И усилить мотивацию сострадания, сделав его дважды пострадавшим.
Причем не так важно было, арестуют его по прилету или не арестуют — все равно. В одном случае он оказывается носителем чуда, чудесным же образом шествующим по водам, перед которым расступаются стражники и трепещет им обличенная власть — и он предстает в образе силы и как таковой играет роль центра силы (или имитации центра силы), обладающей свойством притяжения и сторонников, и противников. В другом случае, оказавшись под арестом, становится дважды страдальцем – и центром привлечения сострадания и поддержки.
Власть в этом случае в рамках этого двойного сценария должна впасть в ступор, как робот при вопросе: «А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало, что осталось на трубе?», начать доказывать противоположное, а в результате оказаться парализованной, когда останется просто пойти и ее прогнать, а если сделать это еще и силами детей – то вообще прелесть: почти «крестовый поход детей».
А если арест состоится, замену срока еще нужно утверждать в суде. А он должен быть открытым. И простить, с одной стороны, на фоне прокатившихся массовых беспорядков, с другой – под присмотром и в присутствии представителей ведущей Голлума силы: «Око Саурона смотрит на тебя». И еще – в осажденном толпой негодующих «граждан» здании.
Почему в США ни суды Штатов, ни состоящий из сторонников Трампа Верховный суд не приняли к рассмотрению его исков – потому что их полгода терроризировали и запугивали боевики афронацистов и активистов ЛГБТ, которых защищали и покрывали элитные представители Демпартии.
В России – массовка, собранная интернет-роликами, приехавшие с территории Украины боевики, натренированные в запугивании своих местных судов, и активисты богемы – должны были сыграть ту же роль. И, если бы Голлума запуганные судьи выпустили, он опять-таки вышел бы «носителем Силы» и уже из дважды пострадавшего стал бы дважды «чудесно спасенным». А если бы не выпустили, должен был бы принять «позу Манделы» и «из застенков воодушевлять на борьбу».
Технологически устраивали, опять же, оба варианта. Первый вариант проверял, что же все-таки может этот «порченый хоббит»: способен ли он на большее, чем политическое хулиганство, способен ли на серьезный прорыв. А проверить нужно было, потому что за десять лет реальных успехов в его «кампф» отработал лишь роль играемой куклы.
Если способен – пусть покажет. Если не способен – нужно решать, как его утилизировать. И если утилизировать – то как, хоть с некоторой пользой.
Всерьез на успех «зимнего штурма» хозяева не рассчитывали. Само по себе и имитация «отравления», и «чудесное спасение», и роль «дважды пострадавшего», и заявка на «чудом дважды спасенного» — все это был не «решающий штурм», запуск процесса. С одной стороны – проба сил. С другой – начало длительного тренинга. Отработка технологий и возможных сценариев государственного переворота.
С расчетом даже не на несколько месяцев, а на несколько лет.
«Демонстрация дипломатической силы» с давлением на суд трех десятков «назгулов коллективного Саурона» — конечно, это открытое признание того, кто ведет эту войну «с той стороны» и кто обладает Голлумом и ведет Голлума. Чей он «прокси».
Но и другое: инспекция реального веса Голлума для принятия решения, на что еще и в каком качестве его еще можно использовать.
