Я – счастливый человек. Я застал три старших поколения своего рода. Я помню своих прабабушек. Помню их не младенческой, туманной, похожей на сновидение памятью, а четкой, детальной, хваткой памятью подростка. Обе они родились в начале двадцатого века, их правнук – в последней четверти его. Мы, два поколения, словно засечки на вековом древе, мы друга для друга свидетельство о былом и грядущем.
Обе прабабушки жили на моей памяти вдовами. Одной – Пелагее Гавриловне — выпало на долю пятнадцать лет вдовства, другой – Марине Петровне – почти шестьдесят. Муж первой пришел с войны с Орденом Красной Звезды, муж второй погиб под Москвой.
Прадеды для меня – люди-титаны, люди-легенды. Оба страстотерпцы и победители. Это о них сложены стихи, написаны романы, поются песни. Это их «вела через траншеи окоченевшая вражда», это им было «в холодной землянке тепло» от «негасимой любви», это они День Победы «приближали, как могли».
Прадеды – описание подвига в наградном документе и скупая похоронка, пришедшая лютой зимой сорок второго. Несколько прижизненных фотографий и Бессмертный полк. Прадеды – короткий русский век мужчины, воина, труженика.
Прабабушки – долгий русский век: женский, вдовий, слёзный, но светлый в своей вере и смирении. Прабабушки – живой разговор, живое слово. «Давайте не болеть – болеть никуда не годится». «Не вижу, не слышу, не хожу – а жить охота». «Молюсь за всех, имя чьё-нибудь забуду: “Господи подскажи!” — и тут же вспомню».
Первый молящийся человек, которого увидел в жизни – прабабушка. Утро. Тишина. Все ещё спят, а она перед иконами говорит шепотом, кланяется. И ты затаил дыхание, боишься помешать. Что-то неведомое происходит, но что-то очень важное, что хочется понять, чему хочется быть сопричастным – этой тишине, покою и какой-то необъяснимой силе.
«Я всем вам показала, сколько нужно жить» — скажет прабабушка в девяноста пять лет. И почувствуешь, что твой век от её слов продлился, стал, действительно, веком. Почувствуешь себя свидетелем не только своего времени, но и той эпохи, что стала для многих историей, зыбким прошлым.
А для меня это реальность, жизнь. Я её видел, я её слышал. Мне передали минувший век в наследство. И теперь в моей памяти его никому не переписать, не оболгать, никому не лишить этот век правоты и истины. У меня есть богатство, есть сокровище, с которым «жить охота».
