— Виталий Владимирович, в Советском союзе идеологией назывался марксизм-ленинизм. Все строили коммунизм. А какая идеология в России сейчас, что строим, и на пороге каких перемен стоим?
— Идеология у хозяев. А у приказчиков и обслуги ее быть не может. Можем ли мы считать себя хозяевами собственной судьбы сегодня? В лучшем случае мы пытаемся отвоевать это право.
Выход мог бы быть как раз в том, чтобы совершить революционный рывок в мировоззрении, огласить то, что мы в Изборском клубе называем идеологией Пятой империи исторической России — предполагающей движение не вслепую, зрячее отношение к историческому процессу, к преображению, к достижению полного суверенитета и подготовке нового цикла нашего Большого Развития.
И дело вовсе не в том, что у нас существует конституционный запрет на госидеологию. Запрет этот легко обойти, к примеру, заменив термин «идеология» на «национальную стратегию», «новую философию развития» или на что-то подобное. Дело не в словах, а в том, чем наполняется и в каких векторах выстраивается волевая природа государства.
Даже если предпосылки в самом политическом классе и в элитах недостаточны, оглашение такой новой доктрины верховной властью стало бы критерием в очень многих делах. Ведь и элиты, и чиновники действуют не только из кланового интереса или по букве закона, но и исходя из этических и ценностных норм и «приличий». Власть могла бы резко сдвинуть рамки приличий — и тогда «пятая колонна» просто не посмела бы прекословить на словах или осуществлять прямой саботаж решений объективно нужных для находящегося в состоянии войны государства. (Имею в виду не только СВО, а всю гибридную, санкционную, фактически «новую холодную» войну.) Это был бы серьезный шаг вперед. Именно к этому мы призывали все годы существования нашего клуба, и особенно громко в конце 2021 года — в коллективной изборской работе «Идеология Победы».
История — динамичный процесс. В ней нет «сейчас», в ней есть «позавчера», «вчера», а «сегодня» — всегда становление чего-то нового. Это особенно характерно для таких эпох как наша, переходных, переломных. Россия «позднепутинская» как непротиворечивое государственное «Я» еще не сложилось. Она на перепутье. И хотя, казалось бы, ряд рубиконов уже перейден, — какие-то были перейдены после Болотной в 2011-2012 гг., какие-то в 2014 году, какие-то, очень важные, в 2022 году, — но межеумочность предыдущего этапа так и не изжита нами.
Несмотря на запрет господствующая идеология в постсоветской РФ, конечно же, имелась — это была идеология правящего слоя как офшорно-колониального. Идеологию свою они не озвучивали или почти не озвучивали, поскольку строили свое будущее в глобальном мире, а Россию рассматривали как дойную сырьевую корову, как бывшую державу, предназначенную, в конечном счете, к увяданию и усыплению.
В конце нулевых, начале 10-х годов прежняя ельцинская система мутировала в достаточно непротиворечивую путинскую, в которой место идеологии неприкрашенно колониальной занял политтехнологический госпатриотизм. Это была ширма того же олигархического порядка, но сильнее замаскированного и сильнее огосударствленного (меньше частной олигархии, больше олигархии госкорпораций). Ширма довольно-таки бездарная, ведь сколько ни повязывай георгиевскую ленточку на авто или рюкзак, сколько ни рисуй триколор на скуле для патриотического сэлфи — пустоту этим не прикроешь. Это в сущности не патриотизм, а некие символы стадной лояльности, к тому же порой и неискренней, как показали события с «чемоданной партией» в 2022 году. Этот конструкт лучше всего проявился в телевизионной «идеологии» ток-шоу — с эмоциональным, на шуме и крике, продавливании разных тезисов, призванных успокоить обывателя, направить его внимание в нужную сторону.
Этот формат «путинской стабильности» все еще довлеет над нами, даже сейчас, после целого года горячих боевых действий. Почему это так? Прежде всего, потому, что могущественные кластеры старого порядка, порядка до СВО и даже до крымского триумфа — продолжают жить, править каждый в своей сфере, делать свое дело. Где-то они медленно уступают позиции, где-то огрызаются, где-то пытаются заболтать ключевые вопросы и утопить их в бюрократической и межклановой возне. Они все еще надеются, что можно вернуться во «вчера», где им было так комфортно…
— Что вы конкретно имеете в виду? Можно ли привести примеры?
— Примеров множество. Старые, исторически проигрывающие, предназначенные на свалку истории силы продолжают настаивать, что членство в ВТО выгодно России, хотя и тогда, в конце нулевых годов, не могли этого доказать, а просто навязали его нам по принципу «это неизбежно, а значит и не стоит сопротивляться неизбежному». Потерпев поражение по теме болонского формата, бакалавриата в вузах, они пытаются этот вопрос утопить в еще одном раунде дискуссий, а также не допустить пересмотра существующих норм по ЕГЭ. То же касается продолжения следования стратегии ВОЗ в медицине. То же самое — по отношению к экологическим западным фондам («экофашизму») со стороны ангажированных ими структур — целой сети, заново сколоченной сравнительно недавно Чубайсом, Юргенсом и К° в прицеле задачи собирать с нас углеродный налог. Наконец, набивший оскомину пример — Банк России, действующий в логике МВФ, хотя последнее время и без прямых ссылок на МВФ. Что ни возьми, практически везде виден мошеннический характер подсовываемых России глобалистских «правил». А внутри страны их обслуживают наши, отечественные мошенники, помельче калибром.
Все это частные примеры, их де факто очень много и в сумме своей они убедительно доказывают, что Россия, вступив в острую фазу противостояния со своей вчерашней квази-метрополией, транснациональным Западом, наполовину зависит от него через большую часть российских так называемых элит. Проблема очищения элит на государственном уровне так и не поставлена, хотя в речах Путина и звучат подобные мотивы. Но дело ограничилось лишь тем, что некоторые из внутренней колониальной партии сбежали сами, ряд олигархов сделал свой выбор не в пользу России и «отвалился», закрыты наиболее очевидные организации-иноагенты, которые имели основных спонсоров в основном не в России. Хотя агенты влияния далеко не все финансировались из-за рубежа. Запад ведь всегда старается ослаблять страны-мишени и манипулировать ими не за свой, а за их собственный счет.
Что касается верховной власти, то и она не освободилась от рудиментарного сознания, ей самой еще предстоит стать «позднепутинской», выковать эту новую парадигму. В кадровой и институциональной политике власть очень медленно переходит к преобразованиям. Правительство Мишустина не столько обновляет сложившуюся систему управления, сколько оптимизирует и адаптирует ее к условиям СВО и жесточайших санкций.
Самое страшное во всем этом — ненормально низкие темпы перемен.
Переход к новой форме государства не может произойти чисто эволюционным путем, без рывка. Сейчас этот переход происходит не по доброй воле, а в катастрофических условиях. Слава Богу, это еще не катастрофа самого государства, но обозначилась совершенно ясная перспектива катастрофы — с чем и идет борьба. Президент об этом говорил абсолютно ясно, когда обрисовал предпосылки СВО.
Возникает лишь один вопрос: почему руководство страны дотянуло до критического момента, когда катастрофа уже стала буквально дышать в лицо? Мудрый человек, как известно, отличается от умного тем, что не попадает в неприятные ситуации, в которых умный вынужден искать сверхсложные, виртуозные решения. А от глупого мудрый и умный отличаются тем, что они не создают себе подобные ситуации сами. В происходящем кризисе, безусловно рукотворном, есть вина не только наших недругов, но и нас самих. Москва и при Ельцине, и при Путине до последнего времени вела чрезвычайно «мягкую», бесхребетную политику на постсоветском пространстве. И странно еще, что агрессивная русофобия ограничилась только Грузией, Прибалтикой и Украиной, а не пустила глубокие корни по всему периметру наших бывших республик. Впрочем, и в нынешнем Казахстане, и в Молдавии после президентства Додона, и в ряде других стран мы тоже наблюдаем систематические недружественные движения. На излом берут сейчас и российско-армянские отношения. Десятилетия беззубой политики дают себя знать.
Но не стоит вешать всех собак на кремлевскую власть — ведь она старалась маневрировать, не слишком раздражая заокеанского суверена. К тому же вся наша высшая элита — западники. Но тогда возникает другой вопрос. Что же это за западники, которые не смогли договориться с Западом? Либо надо было давно уже уходить от западничества, спасая себя, либо уметь понять Запад, проникнуть в его игру. А вместо этого мы имели дело с какой-то трудно объяснимой упорной «слепотой». И разрыв с Западом, уход от него происходит с огромным опозданием. Да к тому же еще и с бесконечными жалобами на то, что нас, дескать, в очередной раз обманули, «кинули» и т.п.
— Сегодня часто звучит словосочетание «Русский мир», что оно значит и почему оно пугает некоторых?
— Давайте сначала дадим определения. В 2016 году мы создали «Доктрину Русского мира», вполне пригодную, на мой взгляд, для того чтобы стать официальной в нынешней России. Согласно этой доктрине, Русский мир — это поле тяготения Русской цивилизации, вовлекающее в себя представителей других народов, культур и цивилизаций. Это тяготение, «гравитация» Русского мира действует и внутри, и вовне государства, и в ядре, и на периферии цивилизации. Факторов этого тяготения очень много, но главным «сцепляющим» все остальное фактором является русская культура вместе с ее носителями, русскими по духу людьми, особым уникальным антропологическим типом. Это очень сильный фактор, недооцениваемый до сих пор у нас. Его в 90-е годы пытались уничтожить, но не вышло.
Некоторые считают, что для понимания Русского мира подходят западные теории мир-экономик, мир-систем, мир-империй. Рациональное зерно в этом есть, и все же Русский мир больше этого, в нем есть мифологическое измерение. Мифологическое — в хорошем смысле, как открытость для большой исторической миссии. Русский материал сопротивляется исследователю с европоцентричным взглядом. Чтобы адекватно описать Россию, необходимо было бы создать специальную новую версию мир-системного анализа.
Примитивная трактовка Русского мира как националистического или имперско-колониального проекта — явная глупость. Жизнь показала: есть русские по крови, которые не удерживаются в русском антропологическом типе, так же как и наоборот: есть нерусские по крови, которые оказываются выдающимися деятелями и творцами Русского мира. Русский мир сплачивает людей вокруг общего дела, общего проекта, общего идеала. Колониальный характер империя наша никогда не носила, притчей во языцех стало высказывание этнонационалистов, что мы вечно были «империей наоборот», вкладывавшей ресурсы в инородцев и в окраины, дабы их укреплять и защищать.
В старой орфографии были «мир» и «мiр», слова-омонимы, которые сейчас пишутся у нас одинаково. «Русский мир» — это именно «мiр», то есть космос, планета, род человеческий, община. Это тот же корень что в словах «мир сей», «мировой», «мироздание», «миросозерцание», но не тот корень, что в словах «мирный», «примирение», «перемирие», «миротворчество».
СССР развалили как раз ложные и лукавые миротворцы с лозунгом «лишь бы не было войны». Суть «Русского мира» пытались долгое время извратить, пытались заставить принять упадочно-смиренненькую позицию по отношению к победившему «цивилизованному миру», а русским людям и русской культуре привить сознание своего угасания, сжимания, отступления. «Русский мир» трактовали как «остров» (Вадим Цымбурский), «архипелаг» (Сергей Градировский), как русскоязычную диаспору за рубежом (Петр Щедровицкий), как просто русскоязычность (Ефим Островский). И все эти потуги долгое время как морок опутывали сознание российской власти, не в последнюю очередь благодаря усилиям главного политтехнолога нулевых годов, недавно ушедшего Глеба Павловского, небезуспешно приватизировавшего в публичном пространстве на какое-то время понятие «русский» («Русский институт», «Русский журнал» и т.д.). Другим, кто стоял на позициях России-цивилизации, Русского мира как материка, как временно перешедшего в оборону — это тогда не позволялось.
Нынешняя концепция «Русского мира», которая стала народной, причем сначала в Крыму и на Донбассе, а потом уже в большой России — это дух несогласия с итогами геополитической борьбы XX века, дух восстановления исторической справедливости, неготовности смириться с угасанием. На этой платформе примиряются красные и белые, православные и коммунисты, традиционалисты и технократы. Жизнь показывает, что и мусульмане и этнические меньшинства в России охотно идентифицируют себя с «Русским миром».
Понимая все это, британцы и американцы пошли на де факто фашизацию Украины, накачивание ее политической нетерпимостью, выдавливание из верхнего класса инакомыслящих и их преследования. Такими методами они смогли упредить замысел Путина по быстрому перехвату систем управления на Украине весной 2022 года. Войну за системы управления Россия в этом отношении вчистую проиграла, из чего можно сделать вывод о провале информационной и разведывательной работы, на результаты которой опирался президент.
В России сопротивляются идее «Русского мира» в основном те, кто делал карьеру на распаде СССР и дезинтеграции РФ при Ельцине, этнократы и обслуживавшая их местная интеллигенция, получавшая за это западные гранты. Они надеялись, что вслед за Союзом распадется и Россия, и очень хотели поживиться на этом. Они долго вели подспудную пропаганду в этом направлении, дурача наивных людей, некоторых из которых до сих пор может пугать словосочетание «Русский мир». Как будто татарам или якутам сильное русское начало чем-то грозит, а слабое — сулит барыши и выгоды. Для средних и малых этносов России слабое русское начало — это не шанс, а беда, причина разрухи и даже возможной гибели этих этносов. Ни Запад, ни японцы, ни китайцы, если бы они пришли сюда, не стали бы ни с кем считаться, обеспечивать чьи-то права и претензии, жестоко подавили бы все попытки аборигенов к суверенному развитию. Этому история учит всех, кто способен учиться.
Русский мир подчиняется природному закону приливов и отливов, «вдоха и выдоха». Переход к экспансии приходится, по моим расчетам, на отметку примерно 15-17 лет после завершения острой фазы Смутного времени. В XVII веке это конец Смоленской войны, в XX веке — возвращение Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 году. А в XXI веке все повернулось немного по-другому: воссоединение с Крымом и помощь Донбассу в 2014 году произошли даже чуть раньше, чем это должно было произойти. Можно привести такую метафору: на этот раз своими грубыми действиями на Украине Запад разбудил русского медведя ранней весной, на недели две-три прежде, чем он должен был бы выйти из спячки. Продирая глаза, вылезая из берлоги и неуклюже отмахиваясь от коварного противника, медведь постепенно просыпался. На начало 2022 года он еще до конца так и не проснулся. Но момент полного пробуждения а значит и эффективного сопротивления близок, очень надеюсь, что он уже наступил… Это покажут ближайшие события.
«Русский мир» при этом не стал концептуальной точкой сборки нации по банальной причине — власть и элиты не готовы были к идеологическому рывку, о котором я говорил выше. При наличии такой готовности глубинная концепция и трактовка пригодилась бы, оказалась бы незаменимой. А так она существует в некотором «глухом» виде, как будто «за пазухой». Её то покажут, то спрячут.
Еще одна причина осторожности власти по отношению к «Русскому миру» как идеологеме — его народный, низовой характер. Это неслучайно. Дело в том, что Русский мир все время шел впереди Российского государства и подстегивал его. Государство иногда расторопно, а иногда и очень неохотно закрепляло те завоевания, которые осуществлял Русский мир в лице инициативных людей: Ермаков, Строгановых, первопроходцев, казаков, охотников, сильных людей, идущих через тайгу до самых океанов. Я называю это двухконтурностью Русского мира. Государство изыскивает ресурсы, возможности не так быстро, как хотелось бы. Но оно редко отступает оттуда, куда пришло и, как правило, возвращается туда, откуда его оттеснили противники. На этот раз народный контур Русского мира не осваивал новые пространства (Крым, Донбасс, Новороссия), а реагировал на попытку оторвать от нас наши исконные пространства, части нашего этнокультурного и цивилизационного ядра. Ведь и Киев — это сердцевина старого Русского мира, но ему не везло, исторически он часто попадал под оккупацию.
— Какие пути развития открыты перед Россией? Каким вам видится образ новой России, к которому следует стремиться?
— Поскольку мы очень много и подробно пишем об этом в наших книгах и докладах, буду краток. Все желающие могут ознакомиться с этими работами, скажем, на сайте Изборского клуба.
В ближайшей перспективе перед Россией открывается уникальный шанс стать важным участников строительства главных геостратегических осей Большой Евразии: оси по линии Запад — Восток, опираясь на крайне благоприятные сейчас отношения с Китаем, и оси Север — Юг, в которой системообразующими участниками стали бы помимо нас Индия и Иран. Крайне важно строить эти оси одновременно, только такое решение гарантировало бы России цивилизационную прочность и позволило бы избежать попадания в новую колониальную зависимость от внешних игроков. Этому мы посвятили свою последнюю большую коллективную работу «Аркаим XXI век».
В плане внутренних преобразований последние события дают нам возможность демонтировать олигархический капитализм, сделать ставку на производительный, высокотехнологичный, наукоемкий капитал и на солидарные формы экономики. У России есть все шансы создать суверенную систему инфономики, то есть нового типа экономики с современными экосистемами и соцплатформами, которые в современную эпоху будут не только средствами общения и связи, но и новейшими способами управления и распределения ресурсов.
Есть возможность выработать (чем мы занимаемся) и провозгласить (это должно сделать государство) собственные ответы на ключевые глобальные вопросы. Наши ответы не должны быть «списаны» у западных клубов и фабрик мысли, тем более таких несовместимых с русскими культурными кодами деятелей как Клаус Шваб, Билл Гейтс, Джордж Сорос, «папа трансгуманизма» Рэймонд Курцвейл или Ник Бостром, которого можно назвать серым кардиналом в той же среде. А именно они сегодня стараются задать тренды футурологии и технологических перспектив развития человечества.
— К счастью, этот тупиковый путь для России сейчас оказался заперт со стороны самого Запада. Но это текущая ситуация. А что завтра? Нет ли опасности?
— Главные опасности я вижу две: они попытаются изолировать Россию и добиться ее технологического отставания; вторая опасность — они сумеют-таки путем хитрой «право-левой игры» (термин Линдона Ларуша) привести на место Путина своего ставленника, который может быть завернут в очень привлекательную, «патриотическую» упаковку. Их сверхзадача — развернуть Россию против Китая. Для решения этой сверхзадачи они пожертвуют не то что Украиной, — чем угодно пожертвуют. Сейчас их цели: максимально обескровить Россию, не дать состояться ее стратегическому союзу с Индией, разрушить уже наметившийся союз с Ираном через подрывную деятельность как у нас, так и в Иране.
Образ новой России в самом его фокусе, в самой сущности нам видится как цивилизация на службе человека-творца. России не по пути с теми, кто хочет расчеловечить человека, разделить его на касты сверхизбранных и рабов. Творец — это не искусственно созданный класс господ, генетически улучшенных людей или биороботов. Творец должен культивироваться из среды человека как он есть, на базе «классической модели» культуры. Искусственное «порождение супермена», постчеловека — приведет, как пророчествовал наш гений Николай Федоров, к озверению и осатанению. Образ России — это образ сбережения мирового разнообразия и недопущения утраты людьми облика человеческого.
— Почему тема идеологии обсуждается на экономическом форуме?
— Во-первых МЭФ всегда был чем-то большим чем чисто экономическая конференция. По двум причинам. Во-первых, потому что глубокий подход к экономике подразумевает выход на уровень экономической стратегии и экономической идеологии. А она не может не быть органической частью целого — национальной идеологии или даже цивилизационной (Россия, как теперь признают уже почти все, государство-цивилизация, а не национальное государство или государство-корпорация). Во-вторых, МЭФ искал и вбрасывал в умы идеи преображения России, выхода из тупиков, прорывного развития ее хозяйства. И уже по этой самой причине он как форум, как проект был всегда чужд экономоцентризму. Ведь только в рамках узкого экономоцентризма, общества потребления, доктрины хомо экономикус и т.д. — можно стыдливо прятать за занавесом идеологические подтексты.
Если же мы рассматриваем экономику как сферу, в которой находят свое выражение и проекции наши культурные коды, политические и стратегические смыслы — тогда в центре оказывается субъект (народ, нация, группа наций), ради которого экономика функционирует, задачи которого она призвана обеспечивать.
Все это просто и понятно любому человеку, даже далекому от экономической теории или философии. Питаться, обогреваться, одеваться, оснащать себя знаниями, навыками и технологиями — все это нужно ради того чтобы реализовать свой жизненный смысл, а именно: дарения себя, служения тому, кого ты любишь и во имя этого. В самом же процессе поедания ресурсов, обогревания и оснащения себя не может содержаться для человека подлинная цель. Это уровни смыслов совершенно разного порядка. Искусственный интеллект или робот, наверное, признал бы такой смысл жизни. И нам важно добиться как минимум того, чтобы наших детей не смогли низвести на уровень машины и робота. А как максимум — выгрызть для наших детей пространство для творческой свободы, обеспечить им такие условия и такой заряд, чтобы они испытывали радость от открытия нового и от способности любить и служить.
— Что вы ждёте от МЭФ? Может ли сообщество повлиять на экономическую политику?
— Как я уже фактически отметил, МЭФ и ранее выполнял высокую миссию. Но сейчас его роль может оказаться неожиданно важной или даже ключевой. Потому что такова специфика эпохи. Эпоха оттесняет на второй план Петербургский экономический форум, его дух. Это же касается и Валдайского форума. Это те самые «западники», которые не сумели ни по-настоящему понять Запад, ни договориться с ним, а в большей степени служили проводниками его воли или площадками, где мы могли европейцам себя показывать, эдакими «окнами в Европу».
Московский экономический форум был задуман как почвенническая альтернатива этому, как лобби разумного протекционизма и национальных интересов. А сегодня, выражаясь словами философа Владимира Эрна, «время славянофильствует». Мы спасаем восточное славянство от навязанного ему раскола, восстанавливаем его единство. А раскол этот был главным механизмом раскола и развала исторической России, Русского мира.
Соберем ядро своего мира — преобразим Россию.
