Экономика и расизм

Александр Дугин

Экономика и расизм международных отношений. Экономика является таким же оружием принуждения, как и войны. Современные международные отношения построены на теории расового превосходства.

Курс лекций Александра Дугина «Международные отношения» на социологическом факультете МГУ.

Александр Дугин: Осталось две темы, прежде чем перейти к анализу международных отношений в России, что будет последней (завершающей) лекцией. Сегодня нам осталось рассмотреть два вопроса, поэтому более буду кратко и бегло излагать.

Первая тема — это "Экономика в международных отношениях".

На этом мы заканчиваем рассмотрение секторального анализа: как разные теории (парадигмы) международных отношений трактуют те или иные аспекты.

Экономика представляет собой (что часто забывают) гуманитарную дисциплину, которая, как и другие гуманитарные дисциплины, является применением мыслей философов о структуре человеческого общества. Экономика получает самостоятельное направление в развитии лишь в Новое время, когда превращается в отдельную самостоятельную сферу социального интереса, потому что долгое время занятие хозяйством входит в качестве такого, подсобного, несамостоятельного предмета изучения.

Очень интересно само слово "экономика".

Вводит его Аристотель и понимает дословно "домостроительство", "домострой". "Ойкос" — от слова "дом" и "номос" — это "закон".

Экономика — это способ ведения хозяйства, и представляет собой форму определённой организации человеком своего близлежащего бытия. Поэтому, поскольку древние считали, что космос — это большое государство (государство — это малый космос), то ведение хозяйства (домохозяйства) — это как бы государство в миниатюре, а государство есть космос в миниатюре. Поэтому отсюда вытекала упорядочивающая священная структура экономики: экономика как сакральное явление. Отсюда космическое измерение экономики. Это очень хорошо показывает Сергий Булгаков (русский философ) в "Философии хозяйства". Экономика — это по сути дела организация космоса. Аристотель понимал этот термин "экономика" именно таким образом. И экономике он противопоставлял совершенно другое направление — харизматика называлось, то есть занятие материальной деятельностью во имя материальных целей. Вот эта харизматика считалась Аристотелем недостойным занятием, которое свойственно наиболее грязным отщепенцам человеческого рода.

А экономика же — это задача организации мира. Это положительно духовная задача, которая свойственна представителям разных уровней общества. А вот занятие харизматикой — это недостойная вещь.

То, что мы называем под "экономикой": организация материального производства в целях извлечения материальной выгоды — это харизматика (по Аристотелю), и это является вещью абсолютно недостойной. Точно так же, как, кстати, понятие "демократия". Аристотель считал это худшим из политических режимов — демократию. Занятие материальным производством во имя извлечения материальной выгоды и организация самоуправления без всяких духовных и сакральных целей — это является по Аристотелю самым худшим аспектом социальной практики. Соответственно, то, что мы сегодня называем экономикой — это не аристотелевская экономика, это харизматика. Это занятие материальной деятельностью ради извлечения материальной прибыли, поэтому с точки зрения аристократической греческой мысли занятие недостойное. Поэтому в отдельное направление эта область и не выносилась. Она стала выноситься в тот период, когда начались материалистические демократические тенденции в Эпоху модерна.

Второе. Основатель экономического учения Адам Смит был последователем философа Локка — индивидуалиста, теоретика как раз такой, мягкой версии образовательного общества, но основанного на индивидуализме и либерализме. Для Адама Смита вся его теория о богатстве нации была ничем иным как применением принципов индивидуализма Джона Локка к сфере организации хозяйственной деятельности. Это тоже имело прикладной характер. Но значение экономики постепенно, начиная с 18-го века, стало неуклонно расти и, поскольку само общество становилось всё более и более материальным, всё более и более заниженным, всё более и более приземлённым, то и росло параллельно с этим значение экономики.

И вот экономика как специфическое направление приобрело самостоятельное значение, и стала объектом отдельной дисциплины. Поэтому эта наука, которая по сути дела занимается харизматикой (по Аристотелю), ставит перед собой задачу вычисления максимализации прибыли, материальной организации общества, и получает самостоятельность в Новое время.

Теперь помещаем эту экономику Нового времени в парадигмы международных отношений, которые мы разбирали. Что мы имеем в реализме?

Реалистская парадигма утверждает, что экономика является важнейшей формой организации материального обеспечения внутри государства. Эта теория получила название "меркантилизм", когда речь идёт о том, что развитие свободного рынка ограничивается интересами национального государства, то есть рынок в рамках государства, а монополия на внешнюю торговлю является приоритетом исключительно государства. То есть внутри государства — развитие рыночных торговых отношений, а во внешней торговле происходят discount (частные инициативы) через государственные инстанции.

  • − Внешней торговлей заведует государство,
  • − внутренней — частный сектор.

Это получило название меркантилизма.

  • − Таким образом, государство становится экономическим актором в двух смыслах. С одной стороны, по отношению к своему внутреннему рынку государство выступает регулятором, но не главным хозяйствующим субъектом.
  • − А по отношению к внешнему рынку — уже хозяйствующим субъектом, потому что выступает от имени всего совокупного экономического потенциала данного государства перед лицом другого.

В реализме международных отношений это является нормативом. Это означает, что торговля или экономика есть национальное явление. То есть и государство выступает актором в экономических отношениях с другими государствами в то время, когда внутри государства преобладают (доминируют) частнособственнические отношения либо какие-то другие. Для нас это не принципиально, поскольку реализм может быть применён как буржуазным государством, где эта теория и возникла, поэтому нормативной считается капиталистическая экономика, так и к небуржуазным государствам, в том числе социалистическим, монархическим или теократическим. В любом случае реализм рассматривает ситуацию таким образом, что нормативным актором международных отношений в сфере экономики является государство. Без этой инстанции никто не имеет выхода на внешний рынок. Это парадигма, называемая парадигмой меркантилизма в экономических учениях, точно соответствует реалистскому подходу к тому, как обстоит дело в экономике.

Если мы рассмотрим эту модель реализма применительно к экономике, то мы получаем простую картину, как видит реалист в международных отношениях саму систему международных отношений в экономике. Там, где есть экономические интересы какого-то государства, это государство выступает актором.

  • − Не хватает для развития внутреннего рынка, например, ресурсов, значит, государство озабочено тем, чтобы эти ресурсы приобрести.
  • − Не хватает, например, каких-то ресурсов трудовых, тогда государство должно обеспечить аннексию, колонизацию других территорий и так далее для того, чтобы эти редкие, или недостающие ресурсы, объединить.

Иными словами, главным актором экономики во внешнем транснациональном контексте является государство. Оно как раз, движимое национальными экономическими интересами, обеспечивает условия для обеспечения своих материальных потребностей. Отсюда большая роль в экономике сектора обороны, поскольку оборона является главной задачей реализма. Соответственно, экономика приобретает характер, связанный (сопряженный) с обеспечением национальной безопасности. Отсюда — госзаказ в военной сфере или, по крайней мере, патронирование со стороны государства тем отраслям, тем производственным областям, которые связаны с обеспечением безопасности: либо их государственный характер, либо их тесное сотрудничество с государственным сектором. Вот меркантилистская модель отношения к экономике.

При этом должна ли развиваться международная торговля с точки зрения реалистов? Да, должна. Но никогда не таким образом, чтобы развитие торговых отношений в международной сфере привело бы (приводило бы) к ослаблению национальных интересов государства. Это принцип реализма в экономике.

Переходим к либерализму.

Либерализм в международных отношениях применительно к экономике исходит из совершенно радикально другой парадигмы: из парадигмы того, что открытое торговое общество (это главный принцип Адама Смита) приводит к более быстрому развитию, чем закрытое. По сути дела сама идея о богатстве наций Адама Смита была направлена против меркантилисткой парадигмы. Отсюда либералы в международных отношениях тесно связаны с либералами в экономике. Здесь доминирует такой принцип: развитие рынка не должно ограничиваться национальными интересами. Значит, акторами международной торговли в международной экономике могут быть не только государство через государство, но и компания через компанию: отдельный экономический актор внутри государства с другим экономическим актором в другом государстве.

С точки зрения принципа "Невидимой руки" рынка, такое освобождение от национального контроля государств даёт наибольший успех и наибольший эффект в развитии экономики. Адам Смит говорил, что государство в обоих своих смыслах является препятствием развития рынка. С одной стороны, выступая как регулятор, оно имеет тенденцию самому становиться участником экономического процесса. А это делает более громоздким в случае с совмещения политических и экономических функций в лице одного и того же игрока государства — создаёт неравные условия для развития экономического потенциала.

Соответственно, отсюда предложение государству максимальным образом отойти от экономической сферы — это догма либерализма.

И второе: государство должно отказаться от монополии на внешнюю торговлю и занятий экономикой во внешней международной среде и позволить внутригосударственным экономическим акторам: корпорациям, компаниям, трестам и фирмам — заниматься развитием торговых отношений с другими фирмами, корпорациями, трастами другого государства.

Это отношение к экономике как к открытому рынку, к расширению зоны рынка тесно связано с идеей у либералов в международных отношениях с тем, что демократия друг с другом не воюет, но торгует. Вот это "Make trade, not war" ("Занимайтесь торговлей, а не войной"), фритредерство (свободная торговля — это синоним либерализма) — это принцип либералов в международных отношениях.

Если реалисты считают, что одним из наиболее вероятных способов выяснения проблем между государствами в сфере международных отношений являются военные столкновения, то либералы в международных отношениях говорят: "Торговля создаёт такое переплетение взаимных экономических интересов, которое минимализирует риск войны". "Конечно" — им отвечают реалисты. Тем не менее периодически торговые войны и торговые противоречия приводят к реальным войнам. Да, это так. Тем не менее, либералы настаивают, что, чем больше будет открытым рынок, чем меньше будет государство влиять на рынок внутри самого себя и в международных отношениях, тем быстрее будет распространяться всеобщий рост благосостояния и той страны, которая находится с одной стороны границы, и другой страны, которая находится с другой стороны границы.

Таким образом, глобализация международной торговли является путём к миру с точки зрения либералов международных отношений. Отсюда меняется отношение к экономике.

  • − Реалисты мыслят в категориях национальных экономик и здесь внутренний валовой продукт (ВВП) приобретает принципиальное значение (скорость его роста).
  • − А либералы в международных отношениях говорят о макроэкономическом росте всех участников глобализирующегося открытого рынка, который с их точки зрения приводит к оптимальному перераспределению и ресурсов, и оптимизацию производства, и даёт максимальный эффект. Либералы в международных отношениях трактуют экономику совершенно противоположным образом.

Третья парадигма позитивистская: марксизм.

Марксизм ставит экономику во главу угла, но рассматривает экономическое поле как антагонистическое поле противостояния буржуазного класса и пролетарского класса. Это классовая борьба между пролетариатом и буржуазией является объяснением структуры международных отношений, транснациональна по определению и фиксируется в том, что существует глобальный капитал и глобальный пролетариат, которые находятся между собой в глобальной борьбе как в национальном, так в интернациональном срезе. Экономикой здесь объясняется политика в классическом марксизме. Классический марксизм утверждает, что существует базис и надстройка. В базисе находится экономика, в надстройке находится политика, культура и всё остальное. Поскольку экономика мыслится марксистами как классовый антагонизм между пролетариатом и буржуазией, соответственно, эти противоречия, которые находятся внутри базиса, они проецируются в политику и предопределяют политические процессы в международных отношениях точно так же, как и во внутренней политике. Здесь снова для марксистов не имеет значения, рассматриваем мы вопрос в национальном ключе (как реалисты) или в интернациональном (как либералы). Важно, что существуют глобальные антагонистические противоречия, и экономика является базовой формой борьбы. Экономика стоит в центре внимания неомарксистов, поэтому как раз эта школа международных отношений даёт наиболее последовательный, развёрнутый, доскональный, подчас детальный анализ экономических отношений с позиции выяснения классовых противоречий в национальном или интернациональном масштабе. Мы говорим о интернациональном масштабе, соответственно, в международных отношениях здесь анализ материально-экономической стороны дела (как организовано производство) стоит во главе угла неомарксистского и марксистского анализа международных отношений.

Вот три взгляда на экономику: меркантилистский, либеральный и марксистский.

Переходим к постпозитивистским парадигмам, для которых существует общая модель. Общая модель, что экономики нет. Постпозитивисты считают, что экономика — это не что иное, как фигура речи, и сфера экономической доминации власти производства есть не что иное как продление человеческого сознания. Что человеческое сознание само экономично и технично, оно производит всегда нечто, оно производит образ реальности, оно дублирует реальность через язык или через систему репрезентаций. Потому что у человека есть язык и, двигаясь по лесу, он говорит, не просто чувствуя, как ёжик или белка, что он в лесу. Он говорит: "Я в лесу". Он называет имена и даёт вещам имена, тем самым он их дублирует. Имя вещи — это репрезентация, это мысль о вещи. И вот, утверждая дубликат вещи через концепт (понятие вещи), человек на самом деле уже осуществляет базовую экономическую модель: он нечто производит. То, что он производит, то, что находится между ним самим и живой природой (миром) — это и есть вещь, вещь, которую он производит. А экономика есть не что иное как поле создания репрезентаций. Соответственно в стремлении при этом в человеке: базовое стремление человека — это воля к власти, воля к доминации. Поэтому человек производит вещь для того, чтобы ей господствовать.

Он превращает природу в объект господства. Он создаёт мёртвые вещи или как то, над чем он господствует, или как то, с помощью чего он господствует. Таким образом, стремление человека к реализации своих доминаций как субъекта над объектом приводит к созданию отчуждений и реификации мира (превращение живого в вещь). Реификации, то есть превращению в объект в товар подвергаются и межчеловеческие отношения. Мы, наверное, слышим часто такую фразу: "Сколько ты стоишь?" или "Сколько он стоит?" и так далее.

Идея присвоения экономического эквивалента тому или иному живому существу или просто спонтанному явлению мира является выражением воли к доминации. Поэтому экономика в этом контексте есть не что иное как один из моментов глобальной доминации — это не что иное как язык, как система репрезентаций и система подавления субъектом объекта. Распределение в языке ролей подлежащего, сказуемого, второстепенного члена предложения по сути дела и есть базовая парадигма производственного материального процесса, поскольку человек производит вещь для того, чтобы ею владеть.

Если дальше перейти на другой уровень, капиталист заказывает производство вещей для того, чтобы владеть ими и, как инструментом производства вещей, пролетариатом, то есть теми, кто исполняет его указания: либо инструмент, либо объект. И в результате всё становится производством объектов и инструментов по отношению к субъекту. В конфликтной версии это порождает класс господ, эксплуататорский класс, который выступает субъектом глобальной доминации, в том числе и экономической. Объектом является отчуждаемая жизнь или пролетариат тот, кто становится вещью или инструментом: объективируемый элемент мира (бытия), который оказывается заточённым в эту сферу товара, который подвергается реификации (превращение в товар). Отсюда происходят отчуждения или реификации человеческих отношений, перевод, например, отношений между людьми в договорно-контрактную основу, включая институты семьи, брака, торговлю органами и так далее.

Уже мы переходим к идее того, что суть экономики не в том, чтобы обеспечить благополучие материального производства, а совершенно в другом: для того, чтобы обеспечить неравновесную возможность доминации одного над другим. Таким образом, идея экономики, её развитие, её конфликтность заложена в том, что изначально это есть не что иное как воля к власти. Здесь, конечно, постпозитивизм смыкается с марксизмом, обобщённым, перенесённым на уровень структурализма через Локана, фрейдизма, поскольку здесь же рассматривается модель базовой доминации, и других философских учений, не обязательно уже марксистского толка.

Иными словами, в международных отношениях экономический дискурс рассматривается как одна из стратегий доминаций. Когда говорится о помощи третьим странам, о списании долга, о реструктуризации, о заимствованиях у МВФ (Международного Валютного Фонда) или обращении ко Всемирном банку, речь идёт на самом деле о создании некоторых властных идолов: богатый западный мир, который конституирует себя как глобального гегемона, который давит с помощью своей помощи или с помощью своей колонизации (по-разному) на других экономических объектов.

Утверждение экономического неравенства, что существуют развитые и неразвитые страны в экономической сфере и перевод всё в экономику на самом деле есть попытка сокрытия одного: воли к власти, воли к доминации, которая к материальной-то реальности никакого отношения не имеет.

Наоборот, экономика — это не занятие с материальной системой предметов. Это превращение в материальность того, что является феноменом. Феноменом, который ещё открывается, является, обнаруживается перед человеческим субъектом, но его структуры, его природа не определена. Когда нечто становится вещью, товаром, в этот момент оно и становится материальным. Соответственно, превращение бытия в товар, превращение бытия в материальную вещь и является базовой ориентацией экономики как как раз харизматики по Аристотелю. Такая доминация материй.

На самом деле материй нет, считают постпозитивисты. Материя появляется в ходе принуждения субъектом другого к приведению его к статусу объекта. Субъект, реализуя свою стратегию воли к власти, переводит другого, явление, с которым он сталкивается, в статус объекта, тем самым реифицирует его, лишает его самостоятельного бытия, превращает в вещь, в товар или в инструмент.

Соответственно, экономика есть просто поле материализации доминации воли к власти, подчинению и такого, властного неравенственного дискурса считают теоретики международных отношений в постмодернистской постпозитивистской парадигме.

Как это выражается в конкретике? Речь идёт о том, что представители критической школы постмодернизма в международных отношениях, они рассматривают дискурс об экономической отсталости тех или иных государств, об эффективности или неэффективности экономических процедур (по-английски "аgency") тех или иных обществ, рассматривают, как просто форму колониального расистского подавления. Потому что западные носители гегемонии в глобальном масштабе рассматривают свою собственную экономическую состоятельность, о которой они сами и заявляют, вводя свои собственные критерии, как некий пик и дальше начинают с ним сравнивать все остальные общества, и на основании этого строить иерархию, где экономическая состоятельность, или эффективность, служит важнейшим аргументом.

Когда речь идёт о том, что два общества признают единство критериев, считая, например, что такой-то уровень ВВП или такой-то темп развития машиностроения является нормой, тогда можно сказать, что одно справляется с этой задачей, а другое меньше справляется или вообще не справляется. Представим себе, что одно общество, которое считает нормой такой-то уровень промышленного развития, а другое общество вообще считает, что промышленное развитие не является высшей ценностью или мерилом показателя справедливости, или, скажем, совершенства благополучия. Тогда получается, что одно из этих обществ навязывает другому критерии, которые совершенно чужды этому, и на основании этого критерия, например, находит его неэффективным, недостаточно быстро развивающимся и начинает:

  • − либо подтягивать к себе, куда это общество совершенно не хочет,
  • − либо начинает его колонизировать всячески третировать как несовершенное.

Представим себе, что есть блондины, есть брюнеты.

Вот, блондины говорят, там, брюнетам:

  • − "Вы недостаточны белы, ваши волосы слишком тёмные".

Брюнеты говорят:

  • − "Почему они должны быть белыми?".

Они говорят:

  • − "Посмотрите, как хорошо быть блондином. Вот блондин — это и есть человек, а брюнет — это просто несовершенный блондин, это почерневший блондин".

Как только начинается такая идея, тогда начинается торговля шампунями, краской для волос. Если блондину удаётся убедить брюнета, что нормативом является блондин, а брюнет является вырожденцем, просто плохо покрашенным блондином, в конечном итоге происходит, если он сможет на своём настоять, то за норму берётся блондин, а брюнет рассматривается в качестве какого-то "недоблондина", или какого-то вырожденца — больной блондин, несовершенный, блондин-инвалид. В этой картине ясно, насколько глупо такое составление.

Когда мы переходим на уровень экономического дискурса, когда надо развивающимся странам помогать для того, чтобы, например, объяснить им, что приватизированный колодец гораздо более эффективный, например, чем бесплатный. Когда в Сомали были применены меры Валютного Фонда по насильственной реструктуризации экономики, эта страна, которая даже производила триго и маис и экспортировала в Саудовскую Аравию часть скота, она просто впала в немедленную нищету, приняв эти нормы. Потому что с точки зрения Запада наличие бесплатной воды было непозволительной роскошью при её нехватке. Колодцы были насильственным образом приватизированы. Вместо развития слабо производительного триго и маиса, который давал очень небольшую прибыль, были насажены искусственным образом фруктовые деревья, дававшие бОльшую прибыль. Экономика этой страны была мгновенно разрушена, начался каннибализм, люди начинали гибнуть, умирать от голода.

Тем не менее, принципы свободного рынка были наконец-то в этой стране утверждены за счет полного коллапса экономики. Это считается одним из ярчайших преступлений Международного Валютного Фонда, чьи предписания совершенно расистским образом: принудительно, тоталитарно уничтожили экономику целой страны, ввергнув её в бесконечную нищету, кошмар. Поскольку стоило поставить перед собой другую задачу о том, что необходимо больше извлекать выгоды из тех или иных природных условий, разрушилась многовековая модель баланса аграрных скотоводческих обществ, традиционные формы обмена, и это общество, по сути, было уничтожено. Вот приблизительно так действует эта модель в международных отношениях.

Приезжают экономические эксперты и говорят: "У вас здесь всё очень неэффективно. Вам надо сделать то-то". Уезжают — страна рушится. Они говорят: "Мы же сказали вам, что ничего у вас не получится. Давайте мы сами здесь поуправляем немножко, устроим здесь ядерные отходы. Это самое вам и место".

Так же приблизительно происходила перестройка в 90-годы, когда приехали американские специалисты и стали думать о том, что делать с советской системой. Они нашли её неэффективной, уровень её роста недостаточный, поэтому они её просто приватизировали. А те отрасли, которые могли составить конкуренцию западным производствам, они просто разорили, приватизировали, устроили там дискотеки и клубы. Это предписание как раз такого…

Они взяли себя в качестве нормы, объявили, что блондины — это абсолютный человек, а брюнет — это просто дегенерат, и на продаже краски для окрашивания брюнета в блондина сделали колоссальное состояние. Приблизительно по такой же модели развивается теория экономического дискурса. Когда нам говорят, что какие-то общества развивающиеся, какие-то неразвивающиеся, какие-то плохо развивающиеся, это и есть не что иное, как считают специалисты в постпозитивистских моделях международных отношений, просто формы расизма.

Расизма прямого, когда крупное буржуазное государства развитые захватывают другие (нападают), как в случае нападения коалиции на Кадаффи или на Ирак, в результате чего просто были поставлены под контроль нефтяные промыслы в этих странах уже прямой оккупации. Когда необходимо повысить (изменить) баланс в экономике буржуазных стран, тогда она осуществляет просто прямое вторжение — это реалистская позиция.

Вторая идея. Здесь, кстати, очень важен закон Фридриха фон Листа (экономист немецкий) который, занимаясь в 19-ом веке развитием Германии, он, размышляя над тем, как действуют законы Адама Смита относительно того, что открытые общества (фритредерство) дают автоматический эффект подъема экономик, заметил следующую вещь: да, даёт, но только той стране, которая более развита.

Если представить себе два государства: одно с развитой экономикой, другое с менее развитой экономикой, которые открывают между собой границы, не происходит мерного распределения потенциала между ними. То, которое вступает в это взаимодействие на более лучших позициях (более развитое), оно становится ещё более развитым, а то, которое менее, наоборот, — менее развитым. Несмотря на то, что какие-то сектора сегментно могут дать определённый эффект, по большому счету эта пропорция не сокращается, а возрастает. При этом, конечно, если неразвитая экономика не входит во взаимодействие с развитой экономикой, она тоже отстаёт и тоже происходит отставание.

Отсюда Лист выдвинул принцип автаркии больших пространств, предложив организовать таможенные союзы (Zollverein) между теми странами и теми обществами, которые находились в более-менее равном экономическом развитии относительно, для того, чтобы создать максимальные условия для межстрановой конкуренции. Это он воплотил в жизнь: Бисмарк на основании его объединил германские земли. В результате германские территории, которые были абсолютно отсталыми и захудалыми, сделали мощной рывок, и в значительной степени вышли на уровень, сопоставимый с Англией. Вот как на практике эта идея свободной торговли была, скажем, опровергнута и эффективность альтернативной модели с точки зрения теории больших пространств была доказана.

Сторонником Фридриха Листа был и Сергей Витте (русский экономист), и Ленин, и Вальтер Ратенау (автор германского экономического чуда). В общем, идеи Листа сейчас лежат в основе, кстати, объединения Европы с одной стороны, с другой стороны — Евразийского Союза у нас. Поэтому актуальность этой идеи автаркии больших пространств как альтернативы фритредерству тоже имеет и теоретическую, и практическую доказательную историческую базу.

Так вот, с точки зрения тех, кто анализирует в постпозитивистском ключе экономику, мы видим, что идея либерального продвижения одних и тех же фритредерских законов на самом деле приводит не к уравновешиванию обществ, а, наоборот, к тому, что общество, которое менее развито, оказывается ещё более менее развито в сравнении с обществами более развитыми. Экономическая глобализация не приводит к уравниванию шансов и позиций тех, кто в неё вступает, а, наоборот, она создаёт всё большие противоречия. Это критика позитивистов в адрес либералов, чей пацифизм они ставят под сомнение, рассматривая это как форму особой модели империализма.

Есть прямой империализм, который отстаивают часто реалисты, и есть косвенный (глобалистский) империализм, который приводит к тем же результатам, но с точки зрения другой — с точки зрения распространения фритредерства и создания транснациональных корпораций, которые не уравновешивают шансы различных обществ на экономическое развитие, а создают привилегированные условия для тех, кто является источниками или субъектами глобализации, а другие экономики (другие общества) становятся объектами глобализации. Происходит та же самая реификация, та же самая материализация превращение субъекта в объект, о которой мы уже говорили.

Вот каков контекст различных моделей понимания экономики в этих парадигмах.

Последнее замечу по этому вопросу: в теории многополярного мира экономика рассматривается в модели Фридриха фон Листа: в модели Таможенного союза идея объединения экономической интеграции обществ со сходным уровнем развития экономики рассматривается в качестве доминирующей. Каждая цивилизация, каждый полюс в многополярном мире должен расширяться, должен быть открытым в первую очередь по отношению к тем обществам, которые находятся в сходном экономическом состоянии. А по отношению к более развитым и к менее развитым должны существовать таможенные преграды.

Нечто подобное мы видим в современном Китае, где модель внешней торговли, с одной стороны поощряется в тех случаях, когда она служит государственным интересам, а в других случаях, когда речь идёт о возможности зависимости китайской экономики от внешних игроков, наоборот, подобного р

Александр Дугин
Дугин Александр Гельевич (р. 1962) – видный отечественный философ, писатель, издатель, общественный и политический деятель. Доктор политических наук. Профессор МГУ. Лидер Международного Евразийского движения. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...