ОДОЛЕЙ ВРАГА СВОЕГО
Александр Нотин
— …Зовут тебя, как?
— Игорь
— Отжаться можешь?
Худощавый парень лет двадцати пяти, вполне интеллигентного вида, но уже с заметной нездоровой припухлостью на лице, выдававшей пристрастие то ли к спиртному, то ли к чему-то и того хуже, с готовностью опустился на пол, и раз пять-шесть отжался.
— Что ж, неплохо, неплохо!
Михаил Федорович Морозов, грузный, могучий, чем-то похожий на медведя, основатель и бессменный руководитель обители ТиЛЬ ("Терпение и Любовь" — центр лечения наркомании и алкоголизма, что в деревне Дураково, Калужской области) одобрительно кивнул головой и посмотрел в мою сторону: мол, как считаешь? Я, признаться, ничего не понимал в происходившем на моих глазах импровизированном собеседовании, от которого зависело, примут ли парня на лечение в обитель или нет, но на всякий случай тоже утвердительно кивнул головой. Мать Игоря, стоявшая в дверях обширной веранды морозовского "замка" (где мы с хозяином полчаса назад расположились было попить чайку и поболтать, но были прерваны неожиданными визитерами) заметно приободрилась и даже слегка зарделась от гордости за сына.
— Он у меня ничего, Михал Федорыч, ничего он. Крепкий.
— Посмотрим… Стать-то, кем хочешь?
— Честно?
— А то!
— Священником хочу стать.
— И как же ты, брат, думаешь в этаком дрянном состоянии в храме служить? Велено же нам Господом не метать бисер перед свиньями… Вот и надо всем для начала перестать быть свиньями. А то так можно и в смерть причаститься… Семья, поди, большая? … Младший брат и сестренка? Ты, выходит, старший? Отца нет. Это понятно: отец сбежал, а старший сын не может или не хочет взять на себя роль лидера, защитника и добытчика семьи…
Парень слушал, переминаясь с ноги на ногу. Мать снова занервничала, но Морозов, словно и не замечая ее реакции, продолжал наседать.
— В армии служил? Или откосил?
— Да-а — как-то совсем неуверенно выдавил из себя молодой человек.
— А раньше, при царях — ни к кому специально не обращаясь, тихо произнес Морозов, — аж по двадцать пять годочков пацаны вроде тебя в армии служили. В СССР — уже только три года. А сейчас всего год, и то от армии бегают… себе на беду. Родителям тоже невдомек: вроде уберегли сыночка, а на самом деле его погубили: мужиком-то он так и не стал.
Взять хоть меня. Двадцать два года, как я в завязке. Держусь, как видите, но себя до сих пор считаю закоренелым алкоголиком. Потому что знаю: перестану так считать, сорвусь в штопор…
Корысти у меня в отношении вас нет никакой. Одна корысть — хочу в один прекрасный день с Игорем поговорить, как с трезвомыслящим человеком. Алкоголики и наркоманы, они быстрые на решение: стакан на грудь или игла под кожу, и все в жизни о кей. А настоящее добро в душе еще взрастить надо — это быстро не получится.
Так ведь, Саня? — этот вопрос Морозов адресовал одному из своих воспитанников, молчаливому, с узким, точеным, как на иконе, лицом молодому парню, который, собственно, и привел на веранду посетителей, а теперь тихо стоял у окна, дожидаясь дальнейших указаний "шефа". Таких Саней у Морозова одновременно проживает до ста человек: пашут, сеют, за скотиной ходят, сами за собой убирают, вечерами усердно осваивают программу "12 шагов". В выходные дни — обязательные литургии. — Вот ведь как Богом устроено: трава долго растет, а гроза быстро налетает. Добро медленное и тихое, а зло мгновенное, быстротечное и…. страшное. Скорое на расправу.
— Так, Михал Федорыч, все верно, — с готовностью подтверждает Саня. Видно, что у них это не первый разговор, и "шефу" зачем-то нужно, чтобы Его подопечные попеременно присутствовали на приеме новичков. Может, чтобы не забывали, откуда они взялись и как оказались в Дураково?…
После очередной паузы Морозов вновь остро посмотрел на "соискателя" и выпалил:
— Гепатит есть?
— Есть, цэ
— СПИД?
— Не-а
— И то, слава Богу. Справки с собой?
— Все вот тут — парень кивнул в сторону матери, державшей папку с бумагами.
— Ладно, пока не надо. Что ж, приму тебя. Женщина облегченно выдохнула. Теперь стало видно, как она волновалась, и как боялась, что ее сына не возьмут. Видно, что она смертельно устала: от переживаний за незадачливого сына, от неопределенности, от этого разговора с грозным Морозовым, от дальней дороги: путь сюда неблизкий, и добираться им, скорее всего, пришлось на перекладных.
— В церковь бы мне почаще ходить! — напомнил о себе Игорь. После вердикта он тоже приободрился и повеселел.
— Не спеши. Сначала изменись сам.
— Что с ним будет? Вылечится? — Мать вперила тревожный взгляд в Морозова.
— Не знаю. На то есть воля Божия. Наркотики и бесы, которые ими "заведуют", так просто не отпускают от себя человечью душу. Обнадеживать не стану. Могу сказать из практики. Официальная медицина наркоманов не лечит, это факт. Врачи купируют зависимость, но, стоит такому "пациенту’" попасть в "родную" среду, и он готов. У нас по статистике вылезает каждый третий- четвертый, да и то, если ему повезет по-настоящему воцерковиться, тогда с помощью Божьей он одерживает свою первую победу. Но и это еще не все. Иные по два раза сбегают — я ж никого здесь на цепи не держу, — и только потом, хлебнув лиха со старыми дружками, возвращаются, и уже более серьезно берутся за дело. Главное человеку понять, что наркомания — это не только болезнь, но и незримая брань, и эта брань останется с ним на всю жизнь. Так что гарантий дать не могу. Одно могу сказать точно: лицом ваш сын очень похож на князя Игоря Черниговского — мы как раз неделю назад икону его писали…. Понимаете, к чему я клоню? Вот пусть и подумает, пусть и решит, на кого ему равняться: на себя нынешнего или на святого земли русской.
Теперь уж я не вспомню, почему тогда решил записать этот разговор. Тронул он меня чем-то. Пахнуло от него холодом страдающей, потерянной, обездоленной Руси. Резануло по сердцу беспросветной тоской этой несчастной русской матери, которой только и осталось, что искать правды, тепла и утешения у таких "последних могикан", как мой друг и брат во Христе Михаил Федорович Морозов.
