Сегодня наша власть ищет национальную идею, пытается нащупать скрепы, способные сплотить народ России, хочет выработать даже закон о единой российской нации. Однако на этом, без всякой иронии, трудном и тернистом пути особых успехов пока что не наблюдается. Может быть, не там ищут? Или не тот закон хотят разработать?
Ровно года назад на пленарном заседании Госдумы РФ с эмоциональной речью, посвященной актуальной теме формирования в России государственной нации и места русских в ней, выступил депутат парламента от КПРФ, кинорежиссер Владимир Бортко.
Парламентский корреспондент Агентства СЗК побеседовал с Владимиром Бортко именно о той проблеме, которую он затронул год назад.
— Когда Вы в своем выступлении говорили о русской нации, Вы имели ввиду политическую нацию?
— Нет, речь шла, я бы сказал, о генетической нации. О той нации, которая есть русские. Политическая нация может складываться из представителей всех наций и народов, существующих у нас в стране. В этом нет ничего плохого – напротив, это замечательно. Но меня интересует нация, которая создала эту страну – а именно русские. Отличаются ли они от французов? Да, конечно. Вот именно это меня интересует и волнует. Где они, русские? У них нет собственного государства, которое, на мой взгляд, есть просто инструмент нации, которым она себя защищает и таким образом собой руководит. У нас, скажем, в стране живут татары, имеющее свое государство. Есть оно и у других наций. А у русских – нет. Мне показалось это странным и несправедливым. Поэтому я и выступил на заседании Госдумы РФ.
— А что такое «русский»? Как Вы определяете это понятие?
— Понятие «русский» – очень простое. Существует генетический код — так называемая гаплогруппа R1a1. Вот носители этого кода и есть русские.
— Но этот код присутствует также у многих славян, которые тем не менее себя русскими не числят…
— Там, где присутствует этот код, там – и русские. Он есть у русских, у украинцев, у восточных белорусов и, как ни странно, даже у поляков. У последних его поменьше, но он тем не менее присутствует. Это и есть славяне, это и есть, собственно говоря, та Русь, которая была с самого начала. Это не совсем марксистская точка зрения, но я её разделяю.
Я не говорю о том, чтобы другим было плохо – Боже упаси! Я всецело за то, чтобы всем было хорошо, чтобы всё было замечательно и прекрасно. И если мы говорим о политической нации, то это тоже имеет место быть. Но меня интересует, прежде всего, нация, которая сделала наше государство. Те, у которых R1a1 — в крови. А они исчезают. И почему нужно сохранять, скажем, уссурийского тигра (это дело правильное и хорошее), но не сохранять ту русскую нацию, которая есть? А эта нация исчезает, исчезает по 700 тыс. человек в год.
— Как Вы оцениваете идею панславизма в нынешних условиях?
— Я всецело приветствую идею славянского братства, которое сложилось у нас один раз в истории, и сделал это грузин. Оно располагалось на территории от Адриатики, от бывшей большой Югославии, до Тихого океана, до берегов Японии.
— А возможно ли возродить то, что было сделано тогда?
— Это зависит от самосознания этих славян. Если они понимают свое предназначение, осознают опасность своего исчезновения, это, конечно, будет. А если все продолжится, как сейчас: «Да Бог его знает, кто я такой. Ну и ладно» — тогда ничего и не произойдет. Хотя мне обидно и больно на это смотреть.
— Сейчас на Украине, в первую очередь, и в Белоруссии, правда, в гораздо меньшей степени, идет самоидентификация населения. И происходит она, в первую очередь, как отрицание своей русскости…
— Если они пойдут и сдадут кровь на анализ, то увидят, что между русским и украинцем никакой разницы нет. И называй себя как хочешь, хоть тем, хоть этим. Танцуй гопак, лявониху или польский народный танец, суть будет одна и та же – кровь, которая у них всех одинакова. Эта точка зрения – не сильно популярная. Но почему ей отказывать в праве на существование? Пусть мне скажут, в чем и где я не прав. Я тут же откажусь от своих идей.
— В фильме «28 панфиловцев» есть такой эпизод. В окопе – русский и казах. Русский говорит, что сейчас мы покажем фашистам, что такое русские солдаты. Его напарник отвечает, что он не русский, а казах. В ответ русский заключает, ты сражаешься за Россию, значит, ты русский…
— Я не смотрел этого фильма. Но я понимаю эту реплику и всячески ее приветствую. По одной простой причине. Когда я говорил о коде R1a1, я имел в виду очень узкую сторону этой проблемы – а именно национальную. А есть вещи более масштабные – государственные. Например, татары живут с нами на протяжении очень-очень многих лет. И их история не менее древняя и насыщенная, чем наша, русская. Но это не значит, что мы поэтому не должны жить в составе общества государства. Мы обязательно должны быть вместе! Но мне просто обидно, что у татар есть свое государство, у нас – нет. Вот в этом все дело. Я хочу быть с ними на равных – не выше их, а на равных.
— Запад сегодня сталкивается с проблемой массовой миграции. Но и Россия не избегла этой же проблемы. Есть ли, на Ваш взгляд, сходство в этой проблематике у нас и у них?
— Конечно, мы очень похожи в этом отношении. Но у нас мигрантов в отличие от западных стран все-таки в большей степени приглашают. Это дешевле, проще. И, кроме того, они выполняют замещающую функцию – своих рабочих рук вроде бы не хватает, значит, будем черпать у соседей.
Тот же процесс происходит и на Западе. Конечно, он, этот процесс, отягощен проблемами. Все-таки культуры очень разные. И конвергенция, проникновение одного в другое, прямо скажем, протекает не очень хорошо.
И у нас с миграцией существует очень большая проблема. Достаточно сказать, что в России при примерно 140 млн населения 10 млн — мигранты. Это уже серьезно, и с этим надо что-то делать. Иначе может кончиться так же, как в Древнем Риме – то есть Рима не стало. То же самое может случиться и с нами, и с нашими европейскими соседями.
— Сейчас в год столетнего юбилея Октября на экраны страны вышло довольно много исторических фильмов, посвященных тем событиям. И практически все они неоднозначно воспринимаются обществом. Как, с Вашей точки зрения, можно отображать в искусстве исторические события и личности? Есть ли здесь какие-то правила или ограничения? Как относиться к таким фильмам?
— Я думаю, что никак не относиться: хотите смотрите, хотите – нет. У меня очень широкий взгляд на такие вещи.
— То есть Вы за полную свободу художника? За отсутствие цензуры?
— У художника всегда есть самоцензура, а вот цензуры быть не должно. У нас существуют два документа. Один из них называется Конституция РФ. Там написано, что можно делать. Другой – Уголовный кодекс РФ, где обозначено, чего делать нельзя. И если не нарушаются эти документы, тогда всё в порядке, всё хорошо. А всё остальное: нравится, не нравится, смотреть, не смотреть – это личное дело каждого.
Был в свое время художник, с которым поддерживал отношения Папа Римский. И папа предложил художнику расписать одну церковь. Художник выполнил заказ. А когда папа пришел и увидел роспись, он чуть в обморок не упал – там были одни голые люди. Хотели даже все закрасить. А это была Сикстинская капелла, а художника звали Микеланджело.
