Нет на свете ни одного народа, у которого не было бы своих сказок. Без народных мифов, волшебных сказок и общей мечты единый народ со временем растворяется, превращается из качественной общности в количественную: население, электорат и налогоплательщиков. Либо под влиянием чуждых культурных кодов происходит «перепрошивка» сознания, от которой не спасет ни ядерный щит, ни многомилионная армия, ни высокий ВВП на душу населения.
Страну можно легко потерять без единого выстрела, «цветных» революций и экономических санкций. Это случится тогда, когда мы в один прекрасный день просто не узнаем молодых людей на улице, не найдем с нашими детьми общий язык и перестанем друг друга понимать. Это происходит уже сейчас. В осознанную жизнь вступает поколение 90-х и начала нулевых, воспитанное на чужих мультфильмах, поп-культуре и компьютерных играх, и, самое страшное, — на чужих сказках.
Как бы наши далекие предки отнеслись к тому, что сказки на ночь их детям будет рассказывать не отец, бабушка или старшая сестра, а улыбчивый и едва говорящий по-русски иностранец? А мы — ничего, допускаем и даже приветствуем. Вместо колобка, лисы и мишки в наши дома входят Губка Боб, Человек-паук, дети-вампиры, мутанты и целый сонм отнюдь не пушкинских героев. В какие бы формы это ни облекалось, в основании все равно лежит сказка.
Так получилось, что без преувеличения крупнейшим в мире исследователем сказок стал советский социолог и этнолог Владимир Пропп. По Проппу — и большинство социологов с ним согласно — жизнь человека состоит из большого числа качественных переходов, в результате которых меняется социальная идентичность человека. Ребенок становится школьником, школьник — студентом, студент — военнослужащим, потом — мужем, отцом, дедушкой. Любой такой переход называется инициацией. Без крестин, первого звонка в школе, посвящения в студенты, первого дня на работе или общения со старослужащими в армии человек может попросту не перейти на следующий качественный уровень — остаться ребенком.
Одной из основных проблем современного западного, а теперь и нашего, общества становится то, что социологи называют пролонгированным инфантилизмом. Другими словами — отсутствием взросления. Количество календарных лет со дня рождения увеличивается, а взросления так и не происходит. Молодой человек продолжает ходить в клубы в 30 и 40 лет, не связывает свою жизнь с семьей и профессиональной ответственностью, а уже зрелые женщины отказываются рожать детей и до 50 стараются выглядеть как 18-летние девочки. В архаичных обществах такому переходу соответствовали обряды посвящения в охотники, профессиональные и военные инициации, свадебные обряды и так далее.
Самой же главной инициатической практикой была и остается сказка. Всегда и у всех народов. Ребенку, который только начинал понимать окружающий мир, рассказывались завораживающие волшебные сказки — о добре и зле, запретах и наказаниях, героях и чудовищах, дружбе и любви. Задача сказки — не повеселить ребенка, поэтому они зачастую бывают страшными и даже жуткими. Через них в сознание маленького человека закладывалось представление о взаимоотношении с природой, структуре космоса, этике родственных связей и ответственности. Каждый народ делал это по-своему, воспитывал детскими сказками разных взрослых. Ведь скандинавские сказки формируют один тип человека, арабские — другой, казахские — третий, осетинские — четвертый, русские — пятый, и так далее. Сказка — самая ранняя и самая надежная прививка от глобализации. Это не готовая интерпретация, а схема дальнейших интерпретаций, парадигма дальнейшего развития.
Конечно, традиционной формой передачи сказок была устная речь. Из поколения в поколение по памяти долгие сотни лет воспроизводились в сознании человека одни и те же сюжеты про курочку Рябу, царевну-лягушку, Ивана-царевича, лисицу и журавля, героев-богатырей и сказочных злодеев… С появлением печатного слова сказки стали записывать, в них появилось больше динамики и деталей. Огромный филологический материал о русских сказках собрал в XIX веке русский исследователь Александр Афанасьев.
В середине XX века появилась современная форма сказки — мультфильм, как наиболее динамичная форма подачи сюжета. Переложением в мультипликационную форму древних сказочных сюжетов занялись почти параллельно в корпорации Уолта Диснея и на советском Союзмультфильме. Две сверхдержавы периода холодной войны создали две параллельные мультипликационные вселенные. В обоих случаях использовались традиционные культурные образы.
Мультипликационный Скрудж МакДак – пример классического англосаксонского протестантского магната. Прототипом для него послужил шотландский промышленник Эндрю Карнеги, эмигрировавший на заре американской государственности в США. Литературная основа мультфильма «Король Лев» — «Гамлет». Тень отца — дух-облако, Клавдий, а Тимон и Пумба — это Розенкранц и Гильденстерн из той же трагедии Шекспира. Во всех случаях в основе лежали культурные или литературные архетипы, только подавались они в удобной для детского восприятия форме.
Союзмультфильм тоже заимствовал многие произведения западных авторов. Так родились «Маугли», «Винни-пух», «Карлсон», «Чиполлино», «Золотая Антилопа» и многие другие. В каждом из этих случаев создатели вкладывали в мультипликационные версии сказок свой смысл, русские представления о добре и зле, благе и справедливости. Особое внимание уделялось народным сказкам и сказкам Пушкина.
Но вот наступил XXI век — и развитие детского восприятия, хотим мы того или нет, подстегивается распространением компьютерных технологий и всевозможных гаджетов. Увеличились быстрота реакции и запрос на сюжетную динамику. Неудивительно, что от старых советских мультфильмов современные дети скорее заснут — внимание тут же переключится на быстрое развитие сюжета в «Человеке-пауке» или «Черепашках-ниндзя».
Наши сказочные сюжеты, герои и завораживающие миры народных преданий не менее интересны. Они всего лишь должны быть обличены в современную и конкурентную форму. Для этого нужны творческие люди, государственная стратегия и поддержка. Все это у нас есть! В конце концов, будущее наших детей — это будущее всей страны, самое важное и дорогое, что у нас есть.
