Главный редактор газеты «Завтра», председатель Изборского клуба писатель Александр Проханов — идеолог, убежденный патриот и беспощадный критик либеральных идей — побеседовал с известным философом, главным редактором телеканала Царьград Александром Дугиным.
Крым — это не поворотный момент, а этап
Елена Горенко: Хотелось бы обсудить тему Крыма. Можно сказать, что 2014 год — это был поворотный год для истории нашей современной России?
Александр Проханов: Я бы не сказал, что он был поворотный — он был этапный. Ведь история двигается не поворотами. Она двигается древесными кольцами. Государство Российское после катастрофы 1991 года — 10 лет отсутствовало. Если срезать эту березу, или это древо, в середине будет пустота. А потом стали наращиваться древесные кольца. И их было достаточно много. Первое кольцо — это предотвращение распада России, это огромный этап. Второе кольцо — это, конечно, воссоздание индустрии.
Е.Г.: Наращивать стали с какого года кольца? После 1990-х?
А.П.: Наращиваться они стали, как ни странно, сразу после 1993 года, сразу после расстрела Дома Советов. Я всегда говорю, что и последние стали первыми. Баррикадники, которые умирали за Советский Союз, и были последними, они же были первыми, которые обеспечили приход в Думу 1993 года патриотов.
Поэтому Крым знаменует собой огромный этап государства Российского. Ну, просто это плод, который государство сорвало с исторического древа своей судьбы. Вслед за Крымом начнутся другие этапы и другие древесные кольца русской истории.
Русская история — это синусоида империй
Александр Дугин: Александр Андреевич, мы с вами знакомы очень много лет, еще с конца 1980-х. И тогда же, в конце 1980-х, вы начали разрабатывать идеологический взгляд на судьбу России. Много лет мы вместе в этом участвовали. Проходили все сложнейшие точки нашей истории.
Консервативная, антизападная идеология была в подавляющем меньшинстве в начале 1990-х. Мы проиграли события 1991-1993 годов. Тогда мы, вроде бы, не одержали политической победы, но если мы посмотрим, что происходило в 2000-е годы, то и эти патриотические идеи, и вы как общественный деятель вышли из оппозиции, из маргинальной ситуации.
И сейчас, пожалуй, наиболее известный российский общественный деятель, идеолог — это вы. Как сложилось, что, не одержав ни одной политической победы и перетерпев поражения в 1991-1993 годах и еще неоднократно, патриотическая общественность и вы оказались в центре внимания? Это очень интересная, на мой взгляд, эволюция.
А.П.: Я сделал довольно простое открытие, которое лежит на поверхности. Русская история — это синусоида, по которой развивается несколько русских империй, следующих одна за другой. То есть русской истории имманентно взрастание государства, достижение им цветения и потом низвержение в черную дыру, откуда опять государство восстает.
Когда умирал Советский Союз, я был человеком, который закрывал ему глаза. Я был в похоронной команде Советского Союза, я стоял на страже, в почетном карауле этого великого красного гроба. И когда случилась эта беда и настала тьма, я по-прежнему пел государство.
В период этой черной дыры 1990-х годов, когда у России не было государства, а значит, не было и России, а значит, по существу, не было и народа, я пел государство. Я пел ее, как псалмопевцы поют псалом «Во славу Господа». Я пел и продолжаю петь псалом во славу государства. Потому что русское государство — оно метафизично, оно мистично. В русском государстве всё — и звезды, и преисподняя, и поэзия, и религия.
И я продолжал это петь все 1990-е и начало 2000-х годов. И я ничего не сделал для того, чтобы возникло это государство — оно возникло само. И оно, возникающее государство, управляло мной, моим статусом, вашим статусом, статусом президента Путина. Оно правит бал в России. Взрастание государства Российского является той мотивацией, которая создает все в сегодняшней России.
Пятая империя никуда не исчезала
Е.Г.: Александр Андреевич, цитата из одного вашего интервью: «Мы по-прежнему империя, хоть и усеченная. Эта империя будет развиваться, и присоединение Крыма — это величайший акт возвращения оторванного русского ломтя». «Пятая империя» — то, о чем вы так часто говорите, на чем она строится? Уже достаточно оснований для того, чтобы она была?
А.П.: Она, в общем-то, никогда не исчезала. Я понимаю империю как симфонию. Как симфонию пространств, великих, очень сложных пространств, которые организованы в симфоническое единство. Где соединены горы, реки, направления рек, ветра, полезные ископаемые, кромки океанов. Это симфония народов, которые населяют эти пространства. Это симфония языков, верований, этнических типов, потенциалов развития. И все это соединено в симфоническое единство.
В «Пятой империи», о которой я говорю, нет метрополии, нет колонии. Это некое поразительное сетевое единство, которое соединяет в себе, пожалуй, несоединимое. Но ведь и Романовская империя, и красная, Сталинская империя были тем же самым. Соединение пространств, народов, векторов развития, возможностей этих векторов и симфонизм всего этого. Поэтому сегодняшняя империя, у которой отняли Казахстан, Белоруссию, Украину, которую пытались загнать в черный мешок небытия, по-прежнему состоит из великих пространств, в ней по-прежнему множество народов.
Говоря языком пафосным, может быть, несколько старомодным, мы по-прежнему держава. Мы по-прежнему империя. Мы не национальное государство. Ведь нас хотели превратить в национальное государство. И Путин в одной из своих статей сказал, что национальное государство в России не состоялось. Если не состоялось национальное государство, то что состоялось-то?
Воссияет лампада Божественной справедливости
Е.Г.: Александр Андреевич, но главное же в империи — это ее центр, ее основание. Собственно, та ось, вокруг которой все вращается. Это есть?
А.П.: Во-первых, это есть, потому что есть империя. Надо только эту ось обнаружить и сформулировать. Я думаю, что в этой империи (во всяком случае, без сомнения, уже сейчас) воссияет лампада, которую я называю лампада Божественной справедливости. Если вся русская история — это история империй, то идеологией этой империи во все века была идея Божественной справедливости.
В наших волшебных сказках языческих, в теории «Москва — Третий Рим» старца Филофея, в произведениях Достоевского и русской классики, у большевиков — везде была идея справедливости. Русский не может жить вне контекста Божественной справедливости.
Е.Г.: Тогда было бы совсем тяжело. Всегда есть какой-то вектор, в который обязательно нужно верить, это очень важно.
А.П.: Дело не в вере. Веришь ты или не веришь, все равно тебе приходится быть русским. Даже если ты не веришь, все равно ты в своем безверии будешь отстаивать эту идею мессианского народа. Поэтому русский народ — он, может быть, создан Господом, присутствует на Земле и до сих пор его не стирают с лица Земли, именно потому что выполняет миссию, которую задумал для него Господь.
Реализовать в мире Божественную справедливость, брать на себя тьму мира, мучиться и страдать от этого, терять, может быть, лучших людей в период этого нашествия тьмы. И превращать тьму в свет. В этом русское мессианство.
Петь империю, даже когда ночь
А.Д.: На самом деле вы сказали очень важную вещь. Есть немецкий поэт Фридрих Хёльдерлин. В «Гимнах к Дионису» знаменитая поэма «Хлеб и вино» заканчивалась так: «зачем поэты? Для того чтобы петь богов, петь Диониса в божественной ночи». Когда вы рассказывали о том, как вы пели государство в период этой ночи 1990-х, вы точно воспроизвели ответ, к чему русские поэты.
Для того чтобы петь империю в ночи, когда ее нет. Я помню, однажды мы были с вами в Баня-Луке, когда была война. Когда мы сидели за ужином с сербами, там стреляли. На следующий день, когда мы уехали, отель, где мы останавливались, взорвали.
И вот Проханов после прекрасного ужина с нашими братскими сербскими друзьями запел старую русскую песню. В это время выключили свет, раздались выстрелы. А Проханов продолжал петь…
Это наш опыт, опыт нашей жизни. Это опыт именно жизни — петь в ночи, в трудной ситуации петь русскую песню, петь гимн русскому народу. Петь гимн русской империи, независимо от того, прислушиваются ли к нему, считают ли это ненормальным. Либо, наоборот, осыпают, как сейчас, славословиями, признают заслуги.
Но на самом деле жизнь вопреки всему, жизнь за царя, за русский народ, жизнь за империю, какой она ни называлась, очень хорошо описывает вашу миссию. Быть певцом империи, когда ее нет, даже следа ее нет, когда она только начинает брезжить, как сквозь туман.
И сейчас, когда мы говорим о кадровых перестановках и о тенденциях, которые пробивают себе путь сквозь засоры либерального мусора, в этом субъективном поэтическом призывании, выкликании империи заключается на самом деле подлинная миссия русского человека, русского поэта. И Пушкин воспевал империю. И Достоевский говорил о Третьем Риме, который необходимо возрождать. Это культурная традиция русских людей, которые верны этому духовному идеалу, несмотря ни на что.
А.П.: Можно сказать, что не я пою империю, а империя поет меня. И что русские поэты — их пела и будет петь империя. Потому что империя — она выбирает, в кого бы вселиться. Она ищет голосовые связки, через которые она может прозвучать. Она не во всякого может вселиться. И вхождение в человека, в душу империи — это, в общем, богоявление, это чудо, непорочное зачатие империи.
И я это сейчас понимаю очень отчетливо. Что люди, которые сегодня служат государству, государственники, будь то Путин, или будь то какой-нибудь монах, или ведущий телевидения, — не они служат империи. Империя выбрала их для того, чтобы они были весталками, чтобы они этот священный огонь охраняли и не дали ему угаснуть.
