Касаюсь рукой седого уральского камня, словно ласкаю уральских ребят. Тепло моих рук от камня к камню течёт на юг, теряется вдалеке — среди астраханских пустынь. Моё тепло течёт и на север сквозь дебри, студёные озера, гранитные кручи — до самого Ледовитого океана. Здесь Урал ныряет в пучину, движется дальше, подводными путями — до Новой Земли, где всплывает на поверхность и снова ныряет, уходит вплоть до Северного полюса. Теплом моих рук омывается Северный полюс.
Уральский хребет — как гигантское коромысло, на котором висят два полуналитых ведра западной и восточной России. И миссия Урала — удержать эти два ведра, не расплескать ни капли. Урал — как мощная опорная балка, на которой утвердилось государство Российское. Заводы, шахты, плавильные печи, космические лаборатории, ядерные центры, военные гарнизоны, храмы… Урал таинственный. Верхотурье касается золотыми крестами Фаворского света. А в южной чаше загадочного Аркаима ходит кругами солнце и блещут ночные созвездия.
Ищу ответ: в чём она, уральская мечта, каков он, волшебный каменный цветок, воспетый сказочным Бажовым?
Завод «Уралтрансмаш» лязгает железом, отекает ручьями сварки, дышит сталью. С его конвейера сходят самоходные гаубицы: «Акации», «Гиацинты», «Тюльпаны», — вся клумба цветов, как называют свою продукцию заводчане. Я видел эти гаубицы с грохочущими стволами в Афганистане, видел, как они карабкаются по склонам чеченских гор, видел под Донецком, когда земля вокруг сотрясалась от взрывов. Инженеры, рабочие, начальники цехов рассказывали мне, как они спасали завод. В 90-е годы его убили, растащили станки, распродали запасы металла. По опустелым цехам ходили хищники в поисках последнего заводского добра. Заводчанам внушали, что они больше не нужны стране, что у России больше нет врагов, что грозная гаубица — отрыжка советского прошлого. По восемь месяцев людям не выдавали зарплату, называли их динозаврами и ретроградами. Инженеры предприятия среди насмешек и шельмования спасали заводские секреты, прятали драгоценное оборудование, сберегали чертежи, пережидали страшное время. И пришли времена, когда молодая российская армия стала нуждаться в самоходках. И завод ожил. Эти немолодые, пропитанные духом огня и стали люди совершили великий подвиг во имя государства Российского. И когда по брусчатке Красной площади в голубых дымках движутся самоходки, я мысленно отдаю им честь, обнимаю этих великих людей.
Белоярская атомная станция — гордость России. В гигантских кристаллах, в бетонных — до неба — корпусах работают драгоценные реакторы, вращаются турбины и генераторы, их ток питает индустриальный центр Урала. Эта атомная станция работает на быстрых нейтронах. Ей нет равных в мире. Здесь используются особые технологии, позволяющие сжигать низкосортный уран и, используя его мощь, получать на выходе не только электричество, но и плутоний, который вновь пускается в дело, сгорает в топках реактора. Этот безотходный замкнутый цикл делает Белоярскую станцию уникальной. Она прекрасна в своей грозной красоте, с эстетикой громадных механизмов, драгоценных экранов.
Атомщики — это особая каста. Инженеры-интеллектуалы, их суждения об атомных станциях и их суждения о судьбах страны и Урала… Они, как и я, ищут ответа, в чём уральское чудо, быть может, не осознавая, что они и есть это чудо.
Недалеко от Екатеринбурга — Верхняя Пышма. Здесь расположена Уральская горно-металлургическая компания, основанная удивительным человеком — Андреем Анатольевичем Козицыным. Из руды здесь выплавляется медь, золото, редкие металлы. День и ночь в цехах вращаются громадные карусели с чашами, в которые изливается огнедышащая струя металла. Сырая медь помещается в громадные ванны, сквозь которые проходит электрический ток, и из этих едких жгучих купелей извлекаются листы красной меди. В безлюдных цехах работают громадные роботы. Из толстенных медных пластин собраны огромные кипы, они упаковываются и уходят на заводы, где из них рождаются провода, корабельные винты, драгоценные медные вазы.
Андрей Анатольевич Козицын — удивительный русский хозяин. Своим размахом, этикой, взглядом на Россию и русский народ напоминает Третьякова, Рябушинских, Щукиных. Те не только ставили заводы и мануфактуры, но и торговали с окрестными странами, вкладывали свои прибыли в картинные галереи, в Русские дома, просветительские центры. В Верхней Пышме радениями компании возводятся стадионы, ледовые дворцы, жилые районы с фонтанами и скверами. Усилиями Козицына здесь созданы два музея, известные на весь Урал. Музей русского оружия с коллекциями пушек, ракет и танков, с подводной лодкой, самолётами разных типов. И второй музей, которому нет равных в России. Здесь собрана драгоценная коллекция автомобилей: здесь и самые первые, трёхколесные, напоминающие рикш, и автомобили из гаража последнего российского императора, здесь и великолепные последние модели автомобилей, которыми может гордиться любой автосалон. И это не мёртвая застывшая экспозиция. Здесь всегда многолюдно и шумно. Среди самолётов и танков проходят фестивали военно-патриотических клубов, совершаются концерты патриотических песен. Козицын — это давно ожидаемый тип русского предпринимателя, ничем не похожий на изобилующих в нашей экономике компрадоров. Те вычерпывают из России её богатства, отправляют за границу, возводя на лазурных берегах и в Альпах свои дворцы и палаты, оставляя после себя опустошённую русскую землю. Козицын чувствует боли и нужды родного народа, отдает ему свои сбережения, свой интеллект. Я думал об этом, когда при мне в цеху отливали золотой слиток. Бушующее пламя горелки лизало плавильный тигель, из него истекала огненная золотая струя, застывая в виде драгоценного слитка. Он был так тяжел и прекрасен, этот золотой слиток, в котором таилось уральское чудо!
Нижний Тагил по своей красоте уступает Москве и Петербургу, Казани и Нижнему Новгороду. Но это столичный город. Нижний Тагил — танковая столица России. Здесь работает знаменитый Уралвагонзавод, в самом названии которого присутствует угрюмая неодолимая сила. Одна половина завода строит вагоны, собирает колёсные пары, похожие на штанги для могучих великанов. Обилие этих бесконечных колёсных пар, темп, с которым завод строит вагоны, говорят о разбеге, что получает страна. О мобильных грузах, что несутся по Транссибу, БАМу до самого Тихого океана, а также к ледовитым морям и на запад — в Европу.
На другой половине завода куются танки. Конвейер медленно, толчками движется вдоль громадного цеха — на нём рождаются танки. На железную коробку насаживаются валки, на них надевают гусеницы. В тёмную нишу опускают масляный сияющий двигатель, с неба опускается башня с могучей пушкой. Танк живой, дышащий. Сквозь люки и скважины видны лица рабочих. Они насыщают танк множеством драгоценных приборов. Дальномеры, прицелы, радары — они помогают танку на огромных скоростях вести прицельную стрельбу, предупреждают танк о летящей на него ракете. Танк окутывается дымовой завесой и становится невидимым. Его окружает облако тончайшей металлической пудры, в которой сгорает подлетающая ракета. Сойдя с конвейера, танк уходит на полигон, что расположен тут же, неподалёку от завода. Испытатели исследуют каждый танк: его прицел, пушки, пулемёты, гоняют по оврагам, рытвинам, водным преградам, заставляют его, как стальную балерину, крутиться на месте, швыряют в воздух, превращая в груду летающей брони. Эти замечательные люди говорили мне, что их мечта в том, чтобы русский танк и впредь оставался лучшим танком в мире, чтобы он превосходил американский «Абрамс» и израильский «Меркава». Они испытают дневную порцию танков, стянут с себя комбинезоны и шлемы и вернутся к домашним очагам, где их ждут жёны и дети. Их мечта — о домашнем уюте и достатке, о здоровье любимых и близких. О здоровье великой Родины, которую, уходя в полки, защищают их великолепные танки. Уралвагонзавод выпускает танки новейших модификаций, он выпускает танк Т-90, выпускает «Армату». В конструкторских бюро рождаются машины для будущих войн, которые, быть может, удастся предотвратить благодаря этим танкам.
Уралвагонзавод выпустил танк, который является прародителем всех этих танков, танк, озарённый мистическим светом святости, окружённый ореолом русской победы — танк Т-34. Этот танк стоит в городах и посёлках, на обочинах шумных автострад и крохотных просёлков. Этот танк — спаситель, угодник, окружённый нимбом русской крови и слёз, русских молитв и победных криков. Война, которую выиграл Т-34, война священная, война, одолевшая самые страшные, чёрные силы мироздания. Война, сокрушившая демонов, и поэтому танкисты, сидевшие за рычагами Т-34, были подобны ангелам.
Я с благоговением трогаю броню Т-34, я глажу её, испытываю нежность и слёзную благодарность. Быть может, этот танк видел и помнит моего отца, павшего под Сталинградом. Стрелок, сидевший за прицелами танка, пробил броню фашистского «Тигра». В 1943 году рабочие Уралвагонзавода и Нижнего Тагила собрали деньги и построили на них танковую колонну, дав ей имя Дмитрия Донского. Здесь же из уральцев были собраны экипажи. Эти машины прямо с конвейера пошли в бой на Курской дуге.
У заводской проходной построен дивный храм, посвящённый Дмитрию Донскому. В этом храме есть поразительная фреска. На этой фреске мчатся Т-34-ки, стреляя по горящему Рейхстагу. Красноармеец ведёт за собой сонм русских святых, он указывает на павших в бою советских солдат, словно говорит святым: посмотрите на них. И они — святые, и они пополнят ваш священный сонм. Меч святого князя Дмитрия Донского, шлем другого святого князя, Александра Невского, тайным образом хранятся в броне танка Т-34, делая его святым. Танк Т-34 — это воплощение уральской мечты, в которой земные труды превращаются в труды по сбережению Российского государства, труды, из земных переходящие в труды небесные.
В Нижнем Тагиле живёт удивительный человек — Владислав Валентинович Тетюхин. Он немолод, ему за 80, он советский инженер, создававший на Урале титановое производство. Русский титан летает в ракетах и самолётах, его охотно, невзирая на все санкции, покупают американцы. Тетюхин в советское время своими трудами взращивал это титановое производство. Когда наступили 90-е, вся советская собственность была приватизирована, и он стал одним из главных владельцев предприятия. Но в отличие от многих стяжателей не разгромил, не разворовал уникальное производство, а сберёг его, сохранил, преумножил. Я не знаю, что побудило его совершить этот уникальный поступок — прозрение или вещий сон, или к нему, советскому атеисту, явился полуночный ангел, но он продал принадлежащую ему долю титановых акций и полученные огромные средства вложил в создание уникального медицинского центра на окраине Нижнего Тагила. В этом центре ставят искусственные протезы из титана. А нужда в этих протезах велика.
Великолепное здание с операционными, с палатами, с помещениями для реабилитации, оснащённые уникальной медицинской техникой, лучший в России медицинский персонал. Тетюхин захотел, чтобы титан служил не только самолётам и ракетам, но и людям, которым он обязан всем: образованием, работой, ощущением гражданина великой непобедимой Родины. Он совершил евангельский подвиг — раздал имение своё. И если верить евангельской притче, ему уготовано Царствие Небесное. Его подвиг уникален среди царящего в нашем обществе стяжательства и культа Золотого тельца. Этот подвиг — как тончайший драгоценный побег, восходящий из грохочущего металла и тяжеловесных сумрачных руд к небесной красоте и сиянию. Уральскую мечту этот удивительный человек воплотил в своих деяниях, которые уравновешивают чёрствость, стяжательство, глухоту, которые окружают многих из нас.
Я посетил небольшой городок Верхотурье, что находится в 300 километрах севернее Екатеринбурга. Когда-то он был столицей Урала. В нём — дивной красоты Кремль с храмом нарышкинского барокко. Великолепный монастырь с огромным собором, построенным в честь 300-летия Дома Романовых, который так и не дождался визита государя. В нём красивый деревянный терем, построенный Григорием Распутиным на случай, если в Верхотурье пожаловали бы члены императорской семьи. Над рекой Турой на камнях шумят сосняки, и дух захватывает от красоты и величия.
В этом городке на одной из улиц есть двухэтажный деревянный дом, покосившийся, как севший на мель корабль. В этом доме жили когда-то две мои тётушки, отсидевшие в лагерях и отправленные в Верхотурье на поселение. Одна врачевала верхотурцев, другая в школе рабочей молодежи преподавала верхотурцам немецкий язык. Я школьником дважды приезжал сюда. Верхотурье стал городом моего отрочества. Под стенами монастыря до сих пор есть пруд, в котором я научился плавать. Среди розовых цветов шиповника я помню милую девушку, которая подарила мне на память чудесный цветок. Верхотурье со своей историей Строгановых и Демидовых воспринимается мной как город удивительного милосердия, русского сердоболья. В нём находили приют мученики, изгнанники, разбойники благоразумные. Помню, как на крыльце домов сидели расконвоированные пленные немцы, готовые отправиться в свою Германию. Выменивали на солдатское сукно сало и хлеб у местных жителей. К моим тётушкам, чудом выжившим среди лесоповалов и непосильных трудов, свивших здесь уютное гнездо, приходили ссыльные из Прибалтики, когда туда вошли советские войска, и одного из них, эстонского коммерсанта, я шёпотом называл «буржуй недорезанный».
В монастырских стенах находилась колония малолетних преступников. Я помню, как воспитатели выводили недавних хулиганов из колонии на берег пруда и смотрели, как те, наслаждаясь свободой, плавают в тёплой воде. Сюда вдруг нахлынули харбинцы, решившие вернуться из Китая в Россию. Семья старых русских интеллигентов заходила в гости к моим тётушкам, и они распивали чаи, вспоминая былые времена. Царь не доехал до Верхотурья, но его довезли до Екатеринбурга в Ипатьевский дом, где он был расстрелян в ту злосчастную ночь.
Урал — таинственный, отсюда исходят таинственные силы, сберегающие от напастья державу. И другие силы, рождённые на Урале, сметают с лица земли могучие русские империи. Урал, где получили своё завершение две великих империи — Романовская и Советская. Когда я впервые увидел Ганину яму, куда были сброшены четвертованные останки царской семьи, я испытал ужас, словно меня коснулась непостижимая тайна. Сюда, в эту щель земли, канула вся 300-летняя империя с Петром I, Александром III , Пушкиным, Тютчевым, с великими операми и стихами, великими победами и свершениями. Сюда ушла, здесь исчезла огромная эра России. Здесь, чтобы заслонить эту ужасную щель, запечатать вход в преисподнюю, был построен деревянный монастырь. Своей красотой и нежностью напоминающий град Китеж. В Екатеринбурге родился и правил Борис Николаевич Ельцин, чьё правление завершилось крахом советского государства. Урал есть центр неразгаданных планетарных стихий, где сходятся пучки великих энергий, управляющих историей мира.
Я ощутил эти энергии в маленькой деревне Усть-Утка, что расположена на реке Чусовой. Когда-то это было многолюдное шумное село, откуда Демидов направлял по водам свои барки, гружёные железом, в Каму, в Волгу и дальше в Петербург, на север. Меня встречали здесь сердечно и радостно, угощали домашними пирогами, земляникой и черникой. Вели в избу, где радениями хозяйки собирается крохотный кружок детей, иные из них совсем маленькие, здесь они разучивают русские песни, учатся вышивать, шьют русские рубахи и золочёные кокошники.
Но главное здесь — коллекция удивительных кукол. Эти тряпичные существа наивны и восхитительны. Куклы царей, ангелов, святых, кукла Архистратига Михаила. Но что меня поразило: здесь есть тряпичные, набитые ватой, танки Т-34: зелёные, с красным звёздами, мягкие на ощупь, с гнущимися пушками. Дети, создавая из лоскутков тряпичный танк, как бы обнаружили таящуюся в нём нежность и теплоту русской души, которую защищали в боях эти танки.
Стоя на берегу Чусовой, глядя на далёкие синеющие хребты и леса, я разговаривал с сельчанами и вдруг услышал от них о всемирно известном политологе-геостратеге Маккиндере, который назвал Урал сердцем Евразии. Услышал от них слово «Хартленд», о котором Маккиндер говорил: кто владеет Хартлендом, тот владеет Евразией. Жители Усть-Утки, одетые в зимние стёганки и ватники, были геополитиками. Они сказал мне, что это место является пуповиной, где сходятся великие вселенские силы, здесь реки совершают таинственные повороты и создаются вихри ветров. Здесь создаются невидимые толчки, которые дают начала и концы целым русским эпохам. И не за горами время, когда отсюда начнётся новый русский подъём, будет обозначена новая русская эра. Они сказали, что по преданию стариков, вниз по Чусовой, недалеко от Усть-Утки, есть потаённая пещера, неведомый лаз, сквозь который можно попасть в Беловодье — русский рай, где нет насилия, нет самой смерти. В адской Ганиной яме открывается тёмный ход в преисподнюю, а на Чусовой, подле Усть-Утки, есть колодец, сквозь который можно проникнуть в Рай. Такой он — чудный Урал, таковы они — уральские волхвы и сказители, такова она — Хозяйка Медной горы, проводящая Россию сквозь огонь, воду и медные трубы.
В храме — памятнике на Крови, где когда-то стоял Ипатьевский дом, а теперь круглятся золотые купола, я беседовал со своим старым знакомым, отцом Максимом, который служит в храме. Он объяснял мне, что злодейство и убийство царя и его семьи не требует возмездия, отмщения, а требует прощения. Об этом свидетельствует грандиозный крестный ход, состоявшийся в Екатеринбурге в дни поминовения царских мучеников. Многотысячные людские потоки шли пешком от Храма на Крови до Ганиной ямы. В этом четырёхчасовом походе участвовал патриарх, владыки, губернатор, местные министры, директора производств, рабочие — весь уральский люд с его танкистами, физиками-атомщиками и горнорабочими. Митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Кирилл пригласил меня выступить на собрании, состоявшемся в стенах Храма на Крови. В собрании заседали ученики кадетских училищ, местное казачество, священники, министры местного правительства. Я выступил перед ними, робея, не ведая, прав я или нет. Говорил им об уральской мечте, как я её постиг, странствуя по городам и весям. Сказал, что главной уральской идеей, высшим смыслом является труд. Тяжёлый, мощный — на всех этих заводах, на атомных станциях, у плавильных печей, у стоящих на дежурстве мобильных ракет. Этот земной непрерывный труд создаёт уникальные изделия: от тяжеловесных танков до утончённых приборов, по которым космические корабли ориентируются по звёздам. Но этот труд является также трудом по созданию российской державы, великого государства Российского между трёх океанов. Только тяжким, непосильным трудом можно было освоить эти ледовые пространства, эти песчаные пустыни, построить дороги и города, возвести космодромы и храмы. Уральский труд есть труд по созданию российской державы, это труд по выстраиванию всей русской истории — той горы, которую мы насыпали из наших слёз, страданий, из наших молений и наших великих побед. И на вершине горы мы поставили храм — храм нашей веры, храм нашей вселенской мечты. Мы верим, что когда-нибудь среди этих заводов и космодромов возникнет удивительная, неповторимая божественная жизнь, которая примет в себя всех живших до нас, дав им жизнь вечную и прекрасную. Этот труд по созданию земного и небесного царства и есть сущность уральской мечты. Я завершил мою речь, волнуясь: был ли я услышан? И наградой мне были многоголосые возгласы «любо»!
