Д. Кади:
— Здравствуйте! У меня в гостях легендарный писатель Захар Прилепин.
З. Прилепин:
— Здравствуйте!
Д. Кади:
— Вы с некоторых пор и политик. Прошел месяц с момент создания вашей партии «За правду». Что вы сделали за этот месяц?
З. Прилепин:
— Начну издалека. Я не с недавнего времени политик, потому что с 1997 года, с тех пор, как я познакомился с Эдуардом Лимоновым, я участвую в политической жизни в самом прямом смысле. Митинги, публицистика политическая, акции разнообразные, политические конструкции, в которых я принимал участие. Опыт 20-летний. И тот кодекс смыслов, который был составлен мной и моими учителями, моими приятелями по леворадикальному движению, он сегодня во многом и стал основным базисом нашей политической риторики. Не скажу, что практики.
Партия «За правду» не создана месяц назад. Этого нет. Поданы документы движения «За правду» на регистрацию. И этой регистрации мы будем ожидать. Речь идет пока только о движении, и действовать партийных рамках мы пока не можем, если мы говорим, что мы партия. И предлагаем то и то, мы будем себя выказывать в качестве самозванцев. Мы пока только делимся декларациями о намерениях.
Д. Кади:
— Год назад в интервью Ирине Шихман вы говорили, что политика – это антижизнь. Вы изменили свое мнение на этот счет?
З. Прилепин:
— Так как я уже сообщил, что 20 лет занимался в той или иной форме политикой, то я и жил в режиме антижизни. Я не помню наизусть все свои интервью, но, скорее всего, я имел в виду ту форму политики, которая вот для взрослых, где парламент, где правительство, где разнообразные закулисные вещи, о которых 99,9% процента населения не догадываются. Люди у нас крайне идеалистичны. Мне сейчас постоянно пишут письма: а почему вы не объединились с Платошкиным? Вот вроде бы все за правду, а Навальный…
Д. Кади:
— Кстати, а почему?
З. Прилепин:
— … вот как-то вас обругал. Вы с Алексеем же с одной стороны правду говорите, он тоже своеобразно говорит какую-то правду. Или Стрелков. Почему с ним у вас сложные отношения? И так далее.
Люди думают, что как у Льва Николаевича Толстого в прозе, что просто надо всем хорошим людям объединиться против всех плохих. И тогда все будет хорошо. К сожалению, есть тысячи разнообразных мозаичных составляющих, которые препятствуют идеалистическому образу реализации наших замечательных идей. Я в юности, в молодости, когда вступал в лимоновскую партию, писал, а вот есть Максим Калашников, Андрей Паршев, Сергей Кара-Мурза. Почему бы нам всем не объединиться и создать одну организацию? Лимонов, помню, на меня так смотрел ласково. А теперь я сам так на всех смотрю ласково, потому что я не могу вам это объяснить. Достаточно сложно в каждом конкретном случае. Про Платошкина я могу отдельно рассказать.
Все, что происходит на самом верху, там разряженная атмосфера. Там воздуха нет. Не то, что там цинично, что-то еще безнравственно. Просто все по-другому.
Д. Кади:
— Тем не мене, вы идете в эту большую политику.
З. Прилепин:
— Вот сейчас я буду говорить ужасные патетичные вещи. Мне Родина дорога. Если кто-то не будет спускаться в это адище с минимальным запасом идеалистического представления о будущем России, то я боюсь за будущее. Поэтому я, ведомый своими товарищами, коллегами по прошлой политической деятельности, по Донбассу, они сказали: Захар, иди. Мы тебя будем поддерживать, мы будем с тобой. Вот просто будь реализацией наших совместных убеждений. И вот я пошел.
Д. Кади:
— А вы не боитесь из талантливого и бодрого писателя превратиться в унылого чиновника, который судит, как бы чего не вышло?
З. Прилепин:
— Боюсь. И в то же время не очень. Есть определенная моторика характера, которая до сих пор не давала мне превратиться в унылого. Можно и писателем быть унылым. Огромное количество унылых писателей, который втайне боятся, как бы чего не вышло. И они не позволяют себе резких заявлений, стараются со всеми подружиться, здесь не наступить никому на ногу, там… А потом смотрят на меня, говорят, вот наглец. Он, видимо, со всеми договорился, видимо, что-то тут не так. И они пытаются чужом успехе увидеть какой-то не промысел, а личный замысел хитрого Захара Прилепина. Я думаю, возможно, какие-то такие вещи работают и в политике: господь присмотрит и будет каким-то образом меня оберегать.
У меня было несколько встреч с лидером России, с президентом. Они все планируются, рекомендуется какие-то вещи говорить, какие-то не говорить. И сколько было встреч, я всегда вел себя просто так, чтобы меня должны были высылать из страны. Или наподобие. И всякий раз мне это сходило с рук. И все остальные основные базовые поступки, которые я совершал, начиная от запрещенной ныне социал-большевистской партии (НБП — признана экстремистской и запрещена в РФ) и заканчивая Донбассом, все же видят в них какой-то умысел. Вот Донбасс. Там наверняка его послала тайная кремлевская сила, трам-пам-пам, чтобы он сделал то-то и то-то. Ничего этого не было. Я-то знаю. Это был стихийный личный аномальный и в чем-то безумный поступок, в котором не было никакой подоплеки и закавыки. Надеюсь так себя и впредь вести. И в политической жизни, и с надеждой на то, что мне все это будет сходить с рук.
Д. Кади:
— Вы хотите стать президентом России?
З. Прилепин:
— Президентом нет. У нас есть президент, зачем?
Д. Кади:
— Давайте пофантазируем.
З. Прилепин:
— У нас очень большие амбиции. И вполне реализуемые. Мы, конечно, хотим стать изначально второй политической партией в России, второй политической силой в России. А потом, доказав свою необходимость и свой профессионализм, стать первой наряду с другими. Но первой.
Д. Кади:
— Если бы вы стали президентом России, каким бы был ваш первый указ?
З. Прилепин:
— Есть масштабные задачи, которые надо решать. И они указом не решаются. Понятно, что огромное количество русскоязычных граждан бывшего СССР остались, по сути, без присмотра. Есть эти проблемы, есть территориальные проблемы, проблемы бедности и налоговой системы, что у нас богатые и сверхбогатые платят столько, сколько и бедные. Эти вещи не рубятся с плеча. Я вот стал президентом в своем страшном сне и вот прямо вот мой первый указ. Второй и третий. И все исправил. Любое действо требует колоссальной подготовки переговорной и дипломатической, согласование всех различных интересов.
Нет, в таком формате – давайте первый указ, я размышлять не буду. Гипотетически я хотел бы… Мне жена написала недавно смс, что ужас, просто дети наши прекрасные и начитанные уползают в интернет. И встают утром со стеклянными глазами. И в школу. Говорит: запрети интернет! Стань президентом и запрети интернет! Два часа в день, чтобы все включали по звоночку и выключали. Чтобы этот рубильник был у тебя, чтобы люди оторвались от гаджетов. Иногда я смотрю на происходящее, иногда даже сам туда забираюсь и думаю, нет, надо запретить. Реально. Час в день чтобы страна получала, а все остальное время занимался созидательной деятельностью. У нас тогда все видеоблогеры и прочие пойдут на работу. Начнут дрова рубить, пилить, на скрипочке играть. Делом займутся. Огромное количество граждан, которое занимается бог знает чем.
Д. Кади:
— В вашей программе «Уроки русского» вы сказали, что надо бить железной линейкой по губам тем, кто употребляет слово «совок».
З. Прилепин:
— Железной? Можно и железной.
Д. Кади:
— Почему так категорично? Я периодически употребляю это слово, будете бить?
З. Прилепин:
— Намек или предложение? Ну, нехорошее слово. Я тоже его употребляю, иногда даже ставлю в саркастическом смысле, когда делаешь блог, решеточку, пишешь тему. Вот картина Дейнеки, там люди с потрясающими лицами или какие-то офицеры, солдаты Второй мировой или какой-то другой войны, там видно сверхчеловеческое. И нынешние люди мягкие и глиняные, просто на каких-то липовых ножках бродячие, говорят, совки, сталинские рабы. И являют собой венец эволюции, которой они не являются.
Это просто дает неправильное представление об иерархии, в том числе, молодым людям. Молодые люди выползли из своего яичка, проклюнулись, выползли на белый свет. И они такие свободные все, смотрят на все это и говорят, вот эти совки. Вот теперь мы другие. Мы свободные.
Мы живем в мире символов, в том числе, языковых. Если мы какие-то вещи называем неправильно, то это контрпродуктивно для нашего собственного сознания. Значит, мы просто идем в противоположную сторону. Потом, придумайте хамское слово по отношению к родителям, к бабушкам и дедушкам. Мы выросли в этой стране и мы все дети «совков». Обзови своих маму и папу.
Не хотим же мы какие-то народы называть уничижительными именами. Почему мы называем граждан огромной страны, совершивших аномальное количество подвигов, погибших в безумных количествах, говорим «совки».
Д. Кади:
— Вы раскритиковали группу «Порнофильмы.
З. Прилепин:
— Один текст прочитал. Не, музыка достаточно банальная, но то, что они при этом выкрикивают, мне кажется, выходящим за грань.
Д. Кади:
— И вы написали в фейсбуке обращение к кремлевским ребятам, мол, вот вы сейчас не обращаете внимания, а потом, когда придут вас шатать, вот тогда вы поймете, что ничего не делали и упустили из виду. А что? Запрещать выступать им?
З. Прилепин:
— Я не про это говорил. У нас лет двадцать как, чуть меньше, у нас пытаются сформировать молодежную политику, в том числе, недавно ушедший в медитацию Владислав Юрьевич Сурков. Человек крайне одаренный, но та форма работы с молодыми людьми, которая до сих пор практиковалась, да и в целом практикуется сегодня, она мне не кажется удовлетворительной. Она построена на парадоксальных для меня принципах, которые не дают никаких результатов. В целом мы не имеем серьезной базы молодых людей, для которых элементарные понятия типа Родины, патриотизма, Отечества, Донбасса, Сирии, вооруженных сил, религии любой являются, как минимум, положительной коннотацией. Для подавляющего количества молодых людей все это предмет зашквара, как они называют.
Мне периодически говорят, что есть другая молодежь. Она совсем не такая. Она по-другому не все это смотрит. Она, наверное, есть, но ее не видно ни в соцсетях, ни в видеоблогингах, ее не слышно. А слышно вот эту молодежь. И она организует пространства, подает тренды, заявляет о своем праве на такое скептическое отношение ко всем вещам, которые являются определяющими для России.
Это проблема.
Д. Кади:
— Как ее решать?
З. Прилепин:
— Аккуратно и тактично. Ни в коем случае не запрещая группы «Порнофильмы». Конечно, нет. Но те люди, которые находятся в системе управления, в том числе и радиостанции, они втайне разделяют позиции группы «Порнофильмы» по отношению к разнообразной вате и ватникам, прочим милитаристским негодяям. А позицию Юли Чичериной, скажем, не разделяют. Поэтому они организуют и фестивали, и сетку в звучании на радиостанциях, где составляется определенный контекст. И вот с этими людьми стоило бы отдельно поговорить. Сесть за стол и поговорить. Мы все понимаем, молодцы, но давайте, создайте хотя бы равновесие. Равновесия нет и над ним никто не работает.
Д. Кади:
— Мы говорили о «Порнофильмах».
З. Прилепин:
— В кавычках.
Д. Кади:
— О группе. Я видела в ютьюбе вашу программу с реперами. Чего вы добиваетесь совместными передачами? Привлечь внимание молодежи? Понимаете ли вы, что не так это работает. Вы в лоб говорите о политике. Это не изящная пропаганда.
З. Прилепин:
— Это очень тонкое и точное замечание. Просто я работаю на восемнадцати работах. И обременен 49 делами ежечасными. Мне некогда создавать этот молодежный контент. Просто у меня есть силы какие-то вещи просто вслух проговорить на бегу, перебегая из точки «А» в точку «Б». Пояснить позицию и предложить ее учитывать. И в данном смысле мне некогда заигрывать перед молодыми людьми.
Вы верно заметили. Но тут надо просто жизнь этому посвятить. И как бы войти в доверие, как разведчик Штирлиц, оказаться внутри среды. И там тихонько, легенькими движениями, потому что молодые не любят насилие. Они не любят, когда им указывают и прямо в лоб…
Д. Кади:
— Вы с иронией говорите.
З. Прилепин:
— Знаете, в чем прикол? Я сижу и прямо в лоб говорю в разговоре с Андреем Бледным или с кем угодно о каких-то вещах, которые мне кажутся диктоватыми. Но дело в том, что мои оппоненты по, условно, либеральному лагерю не стесняются в лоб говорить все то же самое для молодых. Вот там не смущает. Вот я говорю: государство, Сирия, Донбасс, армия, спецслужбы, патриотизм. Говорят, о, нет, ты прямо в лоб, так с молодежью нельзя. А эти выходят ребята, говорят, смешные и нелепые попы, тирания. И никто не говорит, а чего-то вы так напрямую, надо с молодыми людьми поаккуратнее.
Люди на отрицалово покупаются. И сидят с честными глазами, уверенные, что это не пропаганда. А это такая же пропаганда, просто она лобовая и совершенно бесстыдная.
Чем отличается российский Киселев от украинского? Ничем. Но этот типа защквар, а там-то нет. Молодые люди, это смешно. Мне некогда подольститься к вам и попытаться вам понравиться. Я вам просто сразу все скажу. И вижу, что реакция взбешенная, люди раздражены. Это значит, что я им наступит на больное место. И какие-то вещи они запомнят. Я это из юности помню. У меня были такие же сотоварищи лохматые хипаны, рокеры в 89—91-м годах. И они все были такие за демократов, за Горбачева, за Ельцина. Просто все, свобода пришла! Сейчас они все выросли. Им по 45 и за 50. И они все уже взрослые и ватные, да, нас тогда просто заносило. И это тоже вырастут. Но им кто-то первым должен об этом сообщить, что это все очень просто – отрицать семью, Бога, Родину, историю.
Д. Кади:
— Может, хитрее поступить? Главный закон драматургии – конфликт. Почему в ютьюбе оппозиционеры популярны? Они все критикуют и у них все на конфликте. Может, создать такой контент, что-то ругать, а потом…
З. Прилепин:
— Наверное, надо хитрее, но так как мои люди взрослые, находимся мы в середине жизненного пути, нам уже некогда. Мы тут сидели с товарищем, в том числе, и партийным Сергеем Михеевым. Он говорит, мне 52 года, мне осталось, по-большому счету, десять лет боевой политической деятельности. Мне некогда уже перед кем-то изворачиваться. И мне некогда. У меня «За правду», МХАТ, «Свободная пресса», книги, дети. И я еще отрубаю колоссальное количество дел, которыми мне было интересно заниматься. Я музыкой занимался. Прекратил. В кино снимался. Прекратил.
Наверное, надо создать. Это и был вопрос, обращенный к нашим кремлевским ребятам. Ребята, всерьез создавайте разумные… Понимаете, они должны быть вдохновлены этой работо й, творчески к ней подходить, как подходили к своей работе первые большевики.
Я втайне подозреваю, что основная генерация наших управленцев кремлевских и прочих, работающих в МИДе, во всех иных местах, кроме вооруженных сил, хотя тут не уверен, они все люди генерации 90-х. Они относятся безо всякого вдохновения ко всей работе. Сейчас сменились тренды, вроде бы надо в эту сторону, но они, скорее, симпатизируют вот тем вот блогерам, о которых вы говорите. Они посматривают, что там Миша Козырев написал, что там Парфенов рассказал, что там Невзоров и кого обхамил. Они одним глазком туда. И думают, вот там нормально. А я вот хожу, чиновник, тьфу, противно! Рашка, ну, ладно… Из-за того, что они так относятся, у нас и результаты такие. Молодые люди, вот это и чувствуют. Когда они смотрят на условного Невзорова, они говорят, вот, ну, да. Он всей душой просто вкладывается в то, что он произносит. А когда смотрят на Кремль, то ли верят, то ли нет. Скорее, нет.
Д. Кади:
— У нас как чиновники действуют? Они считают, что нужно купить там какую-нибудь Сашу Спилберг, чтобы она выступила в Госдуме…
З. Прилепин:
— А кто это? Порнозвезда?
Д. Кади:
— Ютуб-блогерша. Известная тем, что она в чипсах купалась в ванной. То есть, это ее главное достижение в жизни. А мне кажется дешевле просто с ними подружиться. Вот вы с критикой недавно выступили по отношению к блогерам, что вот это все пройдет. Может быть, это какая-то ревность? Любой человек может прийти на Ютуб и зарабатывать миллионы…
З. Прилепин:
— Ну, может быть, это ревность, конечно. Но сейчас очень многие вещи начинают объяснять вот этими словами, которые ничего не объясняют. Причем, я вот не к либералам обращаюсь, а к патриотам. Вот патриотов смотришь, они вот тоже у меня в блогах приходят, и они говорят — это для рейтинга… используют все эти слова, которые даже значения до конца не понимают. Или — это для хайпа. Или это там спойлер, или это там еще что-то. Люди вот этими словами бросаются друг в друга…
Д. Кади:
— …чтобы казаться молодыми, да.
З. Прилепин:
— Ну, может быть, молодыми, может быть, модными, но из-за этого теряются очень многие очень важные вещи. Огромное количество наших оппонентов либерально-западнического толка, они не из-за хайпа, они не из-за рейтинга, они действительно так думают, они исповедуют свои взгляды и, когда мы начинаем так все объяснять, то это ничего не объясняет. И когда я говорю про блогеров, что они несут всякую ахинею, это реально социальная проблема. У нас, может быть, 200 тысяч мужиков, которые вот здесь вдруг увидели приложение своих сил. Это реально социальная проблема. Социальная проблема — привычка к хамству, которая сегодня просто стала вездесущей — люди хамят незнакомым людям, имея для этого минимальные основания, не читая никаких книг… просто для популярности. Я говорю — это проблема. Почему я им завидую? Если бы меня совсем никто не знал… но я продал несколько миллионов книг, у меня у самого под полмиллиона подписчиков, у меня телепрограмма с высоким рейтингом, ну, что мне завидовать? Куда мне надо вознестись, чтобы иметь право что-нибудь сказать? Я в нормальной позиции нахожусь, я не снизу выкрикиваю — типа, вы, негодяи! Меня наблюдает больше людей, чем этих блогеров. И я говорю о социальной проблеме. Имею право!
Д. Кади:
— Валерия, певица, планирует создать партию «Сильные женщины», Шнур у нас вступил в «Партию Роста». Как вы вообще относитесь к тому, что люди творческий профессий идут в политику?
З. Прилепин:
— Нормально отношусь. У всех разная мотивация, но в целом это тоже сейчас предмет…
Д. Кади:
— Какой-то тренд в последнее время.
З. Прилепин:
— Ну, может быть, и тренд, но просто они узнаваемые. Этот тренд был всегда. Я в свое время, не так давно, сделал программу «Уроки русского», где перечислил аномальное количество русских писателей и поэтов, которые занимались чиновничьей, административной, политической деятельностью, достигая сверхвысоких положений. Гаврила Державин, скажем, классический русский поэт, может быть, он чуть поменьше был Дмитрия Медведева в статусе и чуть повыше Владислава Суркова. Салтыков-Щедрин был губернатором. И так далее. Это огромное количество литераторов. Тогда просто артисты и певцы не были столь популярны. Если бы они занимали тогда такие позиции, они бы тоже достигали высот. Поэтому это нормально. Тем более, мы же знаем примеры. И в ряде европейских государств люди из мира литературы становились президентами. Конечно же, там Рейган, Шварценеггер… А когда у нас тут увидели Стивена Сигала, который пришел работать в МИД, — о, типа, как смешно… Рейган и Шварценеггер — не смешно, а Сигал — смешно…
Д. Кади:
— А почему Стивен Сигал? Русских людей в России мало?
З. Прилепин:
— Дело в том, что Стивен Сигал занимается международными программами в рамках МИДа и в нашей партии он нужен ровно для этого. Для того, чтобы нам иметь разнообразные контакты с Японией, с Китаем, со Средней Азией — Сигал отличный ресурс. Как минимум, с ним можно приехать в любой город из названных стран и встретиться с местным руководством, потому что я приехал со Стивеном Сигалом. Это очень важный ресурс. И глупо его не использовать. У нас много русских людей, но, если я с Петром Кузнецовым приеду куда-нибудь, никто на это не отреагирует. И потом, он очень прошаренный, дико образованный, очень умный, очень глубокий человек. Я с ним сейчас много общаюсь, у него замечательные идеи и очень серьезное, глубокое к этому отношение. Поэтому — что за узкий национализм такой?
Д. Кади:
— Вы считаете Шнурова конкурентом, политическим, в данном контексте?
З. Прилепин:
— Я считаю, что он вполне может серьезно отнестись к новому этапу в своей жизни. Считаю ли его конкурентом? Нет, не считаю. В силу объективных причин. Мне вообще кажется, что он по типу неполитический человек и человек не очень устойчивый… к этим кризисным ситуациям. Я думаю, что он будет крайне озадачен и удивлен тем нервическим тремором, который характерен для нахождения в политической жизни. Это место как бы колоссального неприятия огромного количества людей реальных или мнимых к тебе как к таковому, чем бы ты ни занимался, как бы у тебя позиция ни была.
Д. Кади:
— Он ревностно относится тоже к вашей политической карьере, пишет какие-то стишочки…
З. Прилепин:
— Один, да, написал стишок. Писатель-мент он меня обозвал. Я тронут.
Д. Кади:
— То есть, вам понравилось?
З. Прилепин:
— Ну, как бы — писатель-мент — ха-ха-ха… по-моему, это не очень глубоко.
Д. Кади:
— Мне кажется все-таки, что-то стоящее можно написать, отгородившись от внешнего мира, в лесу, на берегу озера…
З. Прилепин:
— Ну, я уже написал 21 книгу. Потом еще напишу.
Д. Кади:
— Вот вы будете заниматься активно политикой, у вас не останется времени на литературу.
З. Прилепин:
— Да нормально. Я все в жизни успевал. И сейчас в этом году, я думаю, напишу еще две книги и докажу, что я могу заниматься чем угодно и писать при этом прекрасные книги. Сам себе докажу. Конечно, меня это волнует и, если это станет проблемой, я как-то, может быть, переформатирую свою деятельность. Но, еще раз говорю, если я буду жить, отгородившись от всего, в лесу, и однажды узнаю, что люди, глубоко неприятные мне и отвратительные мне, получили огромную часть властного ресурса или всю власть, я посчитаю свою деятельностью подлостью и побегом. Не надо было сидеть в лесу, пока решались судьбы родины. Не надо было сидеть в лесу. Вот из-за этого я и занимаюсь политической деятельностью, которая мне по сути, конечно же, как место приложения сил, неприятна. Ну, я не очень все это люблю, но занимаюсь, потому что кто-то должен этим заниматься.
Д. Кади:
— Вчера было пять лет с тех пор, как убили Немцова. Вы с ним принимали участие в акциях «Стратегии 31»…
З. Прилепин:
— Один раз. Пять минут мы вместе выступали. Он приехал в Нижний Новгород. Площадь Свободы — это было местом постоянных нацбольских другоросских акций, наших леваков. Борис Ефимович Немцов однажды приехал туда типа нас поддержать. Причем, я опоздал минут на 15 и он там стоял, меня ждал, не выступал без меня. Там, может быть, человек 50 собралось…
Д. Кади:
— А каким он вам запомнился?
З. Прилепин:
— Ну, он мне звонил периодически. Мы выступали-то с ним однажды и виделись, по сути, может, один, может, два раза, не помню. А звонил он мне раз пятнадцать, может быть… в архивах спецслужбы, я думаю, записаны все эти звонки… Я помню, что, когда была площадь Болотная, которая не была изначально площадью Болотной, изначально должен был быть митинг на площади Революции, он мне позвонил и сказал — Захар, все боятся заявляться на выступления. Пока только я, Олег Кашин и, если согласишься ты выступать на площади Революции, нас трое пока. Я говорю — конечно, я буду выступать на площади Революции. А потом они увели с площади Революции на площадь Болотную этот огромный митинг и там все звезды вдруг собрались, сразу все вдруг там стали выступать. Я не пошел на Болотную, посчитал, что все это как скотство… ну, вот этот случай я помню, он для меня в каком-то смысле исторический. Потом-то у нас героев Революции-Болотной стало просто… штабелями можно было укладывать, а Немцов мне звонил и говорил, что все ужасно боятся заявиться.
Д. Кади:
— В Праге появилась площадь Бориса Немцова, как вы к этому относитесь? Популизм?
З. Прилепин:
— Я отношусь к этому… ну, дурь… Они сейчас уже не знают, кто такой Борис Немцов, а через 5 лет, через 15, через 25 лет они будут думать, что она в честь каких-то немцев просто названа. Чтобы навредить России, наши европейские коллеги, нации, народа и государства, спасенные нами от фашизма, они какой только дурости не совершают. При всей личной человеческой симпатии к Борису Немцову, которого я никогда не любил, как политика, но человек он был красивый, улыбчивый такой…
Д. Кади:
— Он не заслуживает того, чтобы в его честь называли площадь?
З. Прилепин:
— Ну а что такого совершил в своей жизни Борис Ефимович Немцов? Ну, был губернатором. Я, как человек, живший в Нижегородской области, хочу сказать, что он был неуспешным губернатором. Показатели экономические и обвал в сфере сельского хозяйства были просто катастрофические. Ну, где-то он там чем-то занимался… но предъявить миру необычайные результаты немцовской работы мы не можем. Потому что нет этих результатов. А так он для своего времени был показательный персонаж. Вот такое было время и такие были персонажи. Он в этом смысле почти литературный — ну, человек, который не наделен какими-то данными политического ума, но он наделен харизмой и вот он долгое время занимал одну из ведущих позиций якобы в политическом мире, а потом стал еще и иконой нашего либерального движения, тоже для этого не имея, собственно, никаких серьезных оснований, кроме того, что его какие-то идиоты убили.
Д. Кади:
— Кстати, об идиотах, которые его убили — есть версии, кто это сделал?
З. Прилепин:
— Я думаю, что это инициировала украинская сторона в искренней надежде на то, что убийство Немцова произведет социальный взрыв в России и там снесут тиранию Путина и как бы русская оппозиция нападет с тыла на Донбасс и Крым и так далее. Просто неумные люди принимали это решение.
Д. Кади:
— Поговорим о поправках в Конституцию. Вы попали в рабочую группу. Кстати, как пришло такое предложение? И думали вы перед тем, как согласиться или — не раздумывая?
З. Прилепин:
— Ну, как не раздумывая. У меня было два таких предложения. Первое было предложение вступить в Народный фронт и я всегда один и тот же вопрос задаю. Я говорю — если вы меня зовете для красоты, если вы мне не дадите пространства для работы, я как зашел, так же и выйду — громко. И имейте в виду, что я об этом объявлю вслух, что вы просто разводите людей. А если вы мне дадите пространство для работы, тогда я поработаю. Меня позвали в Народный фронт когда, я сказал — я буду заниматься у вас защитой памятников архитектуры, по всей стране буду ездить и выносить мозги всем губернаторам и мэрам, и всем прочим людям, причастным к строительному бизнесу. Они сказали — занимайся. И я этим занимаюсь. И мне еще никто слова не сказал, что, типа, ты заколебал уже, Захар, своими скандалами по всем регионам. То же самое по Конституции. Мне позвонили, я три минуты поговорил… Спросил — там будут поправки принимать? Да, говорят. Я говорю — помимо президентских, можно вносить предложения? Да, можно. Я говорю — хорошо. Я внесу предложение и только попробуйте на них не отреагировать. Я пришел и там реально началась через какое-то время работа… Я внес 14 поправок, судя по всему, десяток из них войдет в Конституцию.
Д. Кади:
— Хороший результат! Вы несколько раз предлагали поправку о поддержке русских и русскоязычных за пределами России, ее в итоге предложил Вячеслав Никонов… В чем конкретно будет выражаться эта поддержка?
З. Прилепин:
— Это вопрос очень сложных формулировок. Я сразу, когда выступал перед Владимиром Владимировичем, предложил вариант Израиля, чтоб нас не обвинили в имперской экспансии, вот там у них в основном законе Израиля, у них Конституции нет, есть свод разных законов, там в основном законе прописана поддержка евреев за пределами их страны. Я сказал — если мы боимся как-то подставиться, то можно просто списать у Израиля и никто нас не обвинит, что мы сделали что-то не так. А в Конституцию я вносил поправку, продуманную моими юристами, но я сейчас ее не помню на память. А вот когда Вячеслав Никонов предложил уже, Владимир Владимирович Путин сказал, типа, необходимо, но нужно очень аккуратно с формулировками, потому что продолжаются переговоры с бывшими советскими республиками на самые разные темы… Надо вносить такие поправки, чтобы нас не обвинили в милитаристских устремлениях и в то же время чтобы мы точно знали, что мы обязаны отвечать за русских и русскоязычных людей, людей, видящих себя в контексте русского мира, на всей планете.
Д. Кади:
— Почему россияне должны голосовать за этот пакет? Почему мы не можем за эти поправки отдельно голосовать?
З. Прилепин:
— У меня есть точно такой же вопрос к властям предержащим, ответа я пока не услышал, но я скрывать не стану и делать свою позицию лукавой не стану. Я в целом внимательно всматривался в те поправки, которые предложил президент, из-за которых якобы весь сыр-бор, я при всем своем желании не увидел там что-то такого, что разрушает основы демократии в России и влечет тот самый конституционный переворот. То есть, я прочитал все эти разнообразные бумаги и манифесты, подготовленные нашей оппозицией… сколько я ни вглядывался… собственно, где господин Путин всех обманул?
Д. Кади:
— Есть мнение, что таким образом он хочет продления власти…
З. Прилепин:
— Ну да, есть мнение, только никто не может указать на эту строчку, на этот пункт… Потому что там нет этого. Там о другом идет речь. Даже иногда о противоположном идет речь. Поэтому никто заметить не может, но все подозревают, что есть подвох. Меня это очень мало волнует — наличие подвоха. Потому что его в прямом смысле там нет, а в опосредованном — это как прочитать. А вот те поправки, которые мы внесли, о том, что брак — союз мужчины и женщины, о том, что неотчуждаемость территорий России, что мы не торгуем территориями… Там огромное количество социальных поправок по поддержке бедных слоев населения, поддержке семьи, по медицинским делам Рошаль очень хороший и продуманный блок предложил. Ну и так далее. Это все жизненно важно. Это просто те вещи, которые болели у меня в сердце 25 лет. Если мы это внесем, я считаю, это просто определяющие вещи. Я уже раза три рассказывал эту историю о том, как я году там в 2010-211-м катался по Европе и там везде принимали вот эти безумные гендерные законы о праве однополых пар усыновлять детей. Причем, там митинги были огромные. И в Италии, и во Франции. Люди выходили и говорили — нет, мы не позволим. Ничего. Какая-то есть незримая сила общемировая, которая навязала эти законы странам, где даже на референдумах это не поддержали бы. Как это возможно, спрашивал я у европейцев? Они говорят — Захар, это решенный вопрос, это мировое правительство, у вас в России через пять лет будет то же самое. И я реально этого боялся, и у нас реально были основания этого бояться. Но теперь мы внесли в Конституцию эту поправочку и я спокоен. Я считаю, что это важнее, чем Госсовет, который тоже всех пугает. Это очень важно. И только ради этого стоило собраться.
Д. Кади:
— Вы в соцсетях называете Путина императором. Вы знаете то, чего не знаем мы?
З. Прилепин:
— А что, мы живем в империи — я думаю, что это знают все. Ну, иногда называю… и не только в соцсетях. У меня есть роман «Некоторые не попадут в ад» и я там, не называя по имени президента, называю его императором. Ну и что такого? У нас — империя. Я в империи живу. А империей управляет император.
Д. Кади:
— Чего вы больше боитесь: коронавируса, творческого кризиса или украинских киллеров?
З. Прилепин:
— Я вообще не думал никогда ни о коронавирусе, ни о киллерах, ни о творческом кризисе.
Д. Кади:
— А вот эта истерия, вы как вообще к коронавирусу относитесь?
З. Прилепин:
— С коронавирусом? Я думаю, что это имеет экономическую подоплеку, что это закончится.
Д. Кади:
— Как и эбола в свое время, все эти свиные гриппы…
З. Прилепин:
— Ну, мы, может быть, не все отслеживаем, что в мире творится, но у нас 60% авиаперевозок торгово-грузовых встали уже. Некоторые страны просто экономики теряют. Явно есть самый серьезный комплекс интересов определенных сил, которые на это заточены. Может быть, идет проверка готовности целых держав и отдельных континентов, стран и экономик ко всему происходящему, а, может быть, идет просто откровенное терроризирование, в том числе, китайской экономики, но и не только китайской. То есть, много чего происходит. Сейчас уже разоряются на наших глазах тысячи фирм, фирмочек, компаний. Вот тысяча человек там умерло, а вот экономические последствия коснутся десятков миллионов людей… А потом коронавирус куда-нибудь исчезнет. Я так предполагаю.
Д. Кади:
— Сурков. Как вы восприняли новость об его отставке?
З. Прилепин:
— Я не сверяю свою жизнь с присутствием Владислава Сурков.
Д. Кади:
— Ну, все равно, это значимое событие…
З. Прилепин:
— Ну, наверное, значимое. Знаете, я книгу какую-нибудь прочитаю — и для меня это значимое событие, оно зачастую гораздо более значимое, чем все то, что обсуждает Телеграм. Ну, ушел. Я не думаю, что это вообще хоть что-то означает в мироздании. Во-первых, Владислав Юрьевич далеко от власти не уйдет, он сейчас где-нибудь объявится. Во-вторых, все, что происходит на Донбассе, там уже великая и огромная сила инерции — то есть, там экономика работает на Россию, Россия так или иначе вписана во все процессы, которые там имеют место. Там образование уже российское, там люди получают российские паспорта. Ну, ушел Сурков, пришел… все это неважно по большому счету. Владислав Юрьевич у нас умеет наделять вещи не столь значимые необычайным каким-то смыслом потайным…
Д. Кади:
— Игорь Иванович Стрелков сказал, что больше, чем Сурков, никто не нагадил Донбассу.
З. Прилепин:
— Игорь Иванович Стрелков специализируется на черной риторике. Она зачастую имеет отношение собственно к характеру Игоря Ивановича больше, чем к реальной ситуации. Все понятно там с Владиславом Юрьевичем Сурковым, но, тем не менее, там были вещи куда более значимые и важные, чем личные решения Суркова. Там была огромная Украина, огромная Россия, Меркель, Макрон, Обама… огромные ресурсы, огромные финансы… просто безумные там были как бы карты в этой игре и говорить, что вот там Сурков навредил… ну, в каком-то смысле это возвеличивание роли Владислава Юрьевича Суркова, предание ему огромного масштаба…
Д. Кади:
— Ну, так называют его серым кардиналом…
З. Прилепин:
— …ну, у нас, допустим, антисемиты невольно становятся юдофилами, потому что — вот, эти огромные евреи всепобеждающие, которые совершают революции, убивают русского поэта Есенина… А на самом деле это никакой не антисемитизм, а просто влюбленность. То же самое и это — это влюбленность Игоря Ивановича вот в Суркова и кого там он еще перебирает в своих руках…
Д. Кади:
— А вы согласны с утверждением Владислава Суркова, который недавно написал, что Украины нет, а есть украинство. То есть, это расстройство умов и единственный эффективный метод — это принуждение силой к братской любви нашей.
З. Прилепин:
— Нет, не согласен. Ну, так просто у него накипел… он вот пять лет молчал, а тут — взял и высказал.
Д. Кади:
— На прощание, так сказать, да?
З. Прилепин:
— Вот есть книги Сергея Белякова, с которыми я не вполне согласен, но они очень спокойно и последовательно доказывают… одна называется «Весна народов», а другая «Тень Мазепы»… если изучать украинский вопрос не по блогам, где выскакивает блогер с шашкой на коне и говорит — нет никакой Украины, нет никакого украинского языка, нет украинской культуры, ее создал Ленин и Сталин — и все, высказался, и ему 150 лайков — какой молодец! Вот так, конечно, весело, но в целом история вопроса куда более серьезна. Сейчас вот я пишу, скажем, роман про 17 век — там воссоединение Украины и Россией так называемое, и тогда уже, в 17 веке, существовало колоссальное различие между малоросским, украинским, как хотите назовите, народом и великороссами. Тогда уже формировалась культура, формировался язык и был уже прототип политической нации, который в последующие столетия был явлен во всей полноте, потому что без конца сравнивают — вот там есть какие-нибудь там пскопские, новогородские люди, еще какие-нибудь… нет пскопской литературы, нет новгородской литературы. А украинская литература есть, поэзия есть… я не говорю про все остальные вещи, связанные со всеми иными сферами культуры. Есть политическая нация, есть политические убеждения. Вопрос взаимоотношений с Россией очень сложный. Где-то мы просто сливаемся до степени неразличимости, где-то нет, но говорить в целом нет никакой Украины… ну, это отрицать существующую вещь. И идти по этому пути бессмысленно, потому что мы в этом смысле никуда не придем. Надо признавать это. Возлюбить Украину! Обнять Украину! И задушить в своих объятиях. Вот тогда будет правильно. Но не наоборот. Отрицать уже существующее — это неразумный путь.
Д. Кади:
— 26 марта 2000 года Владимира Путина первый раз избрали президентом. На ваш взгляд, какое его главное достижение и главный провал за эти 20 лет?
З. Прилепин:
— Ну, провал? Не знаю, что провал. Я испытывал очень серьезные симпатии к появившемуся президенту, потому что тогда я находился в составе спецподразделения в Дагестане на второй чеченской и, собственно, примерно тогда у нас и появился Владимир Владимирович Путин. С разрешения кавказского узла, кавказской проблемы он мне был симпатичен. Потом создали базу в Лурдесе, в Камрани, утопили станцию «Мир» — и было понятно, что продолжаются определенные тренды ельцинского времени и, конечно, команда была, в том числе, и в экономике, абсолютно, стопроцентно, либеральной и продолжалось как бы отступление по ряду геополитических позиций прямо чуть ли не до 2007 года. Чем симпатичен действующий президент? Тем, что он переформатируется. То есть, в зависимости от обстоятельств, он просто… он реально пришел тоже с каким-то запасом идеализма — что, если мы будем хорошо с западным миром, то и он к нам хорошо. А потом выяснилось, что нет. Никакой связи нет. И вот эта возможность видоизменяться под воздействием реальности, это для меня самое симпатичное. А так можно сказать, конечно, Крым, можно сказать 08.08.08, можно даже про Донбасс сказать, который тоже не является неудачей, как у нас многие говорят. Там много у этой истории разной подоплеки, о которой я потом как-нибудь отдельно расскажу…. Поэтому сама смена риторики в России — вот его главное. Что он откликнулся на чаяния населения, что люди сказали, что мы не хотим больше жить в либеральном контексте, не хотим жить в западническом контексте, мы хотим уважать свою страну — и на это пошла какая-то реакция. И это хорошо.
Д. Кади:
— Расскажите о вашей любимой песне.
З. Прилепин:
— Я очень люблю песню, которая называется «Сон Степана Разина», иногда ошибочно ее называют «Сон есаула Степана Разина»… все ее знают, она начинается со слов «Ой, то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спалось». Это одна из самых красивых, может быть, самая красивая русская народная казачья песня. Она щемит мое сердце. А так я люблю, конечно, какие-то военные песни еще очень сильно.
Д. Кади:
— В книжном магазине в центре Москвы ваша книга «Обитель» стоит 900 рублей. Примерно 10 кг гречки, 10 кг картофеля и еще кефир можно купить за эти деньги. Почему человек должен тратить деньги на ваши книги, а не, например, прожить за эти деньги неделю или две?
З. Прилепин:
— Ну, во-первых, конечно же, вы говорите о подарочном издании «Обители», с иллюстрациями… там порядка 30-50 иллюстраций в этой книге и она в принципе не может стоить дешевле, потому что художнику надо платить за его работу. Это раз. Два. У меня, конечно, книги издаются еще в мягкой обложке, в карманном формате, они стоят 150 рублей. В-третьих, все-таки у нас не вся страна получает 10 или 11 тысяч рублей, у нас миллионы людей получают просто колоссальные бабки и способны создавать себе библиотеки. Правда, они этого не делают…
Д. Кади:
— То есть, это ваша основная целевая аудитория?
З. Прилепин:
— Нет, дело не в этом. Есть дешевые книги, есть библиотеки… в конце концов, есть пиратство и все мои книги можно своровать. Поэтому эта книга для тех, кто хочет серьезный подарок. Однажды Эдуард Лимонов остроумно по этому поводу заметил, когда сказали — вот книги дорогие. Он сказал — на водку больше тратят. Купить бутылку водки за 700 рублей и выпить ее за час — это ничего… А тут — вот книги дорогие… типа, я сейчас сделаю дешевле и прямо все бросятся их покупать? Не бросятся. Не в этом проблема.
Д. Кади:
— Спасибо огромное, Захар, за беседу.
