С.Крючков ― 19 часов и 6 минут в столице. Меня зовут Станислав Крючков. А со мной и с вами сегодня со своим особым мнением — писатель Александр Проханов. Александр Андреевич, приветствую вас, добрый вечер!
А.Проханов ― Здравствуй, соколик, мой, здравствуй!
С.Крючков ― Касатик. Подключайтесь к нашей трансляции на основном канале «Эхо Москвы» в YouTube и на площадке Яндекс.Эфире. Также работает нас СМС-примемник: +7 985 970 45 45. И все нижесказанное писателем Александром Прохановым объективно будет появляться в нашем Телеграм-канале «Сказано на «Эхе». Подписывайтесь, если еще этого не сделали.
Александр Андреевич, Байден и Путин созвонились. Перед этим, собственно говоря, 80 тысяч наших военных ходили в приграничье украинском. На ваш взгляд, этими передвижениями Москва выторговала такую переговорную позицию? Почему в XXI веке к диалогу с Байденом, с Белым домом с кем бы то ни было мы выходим через дипломатические технологии прошлого: бряцанье оружием — вот это всё?
А.Проханов ― А вы думаете, есть технологии будущего?
С.Крючков ― Во всяком случае, они должны быть связаны не с чугуном, мне кажется — нет?
А.Проханов ― Нет, конечно, может быть связано с тотальной хакерской атакой, которая, скажем, отключит всю электроэнергию от всех городов Америки. И Байден в темноте со свечкой вынужден будет набрать телефон Путина. Но мы с вами не знаем до конца, о чем был этот разговор, и что появилось в этом разговоре и что ему предшествовало. И, мне кажется, что все мы находимся в состоянии огромного возбуждения и огромного заблуждения. Вот эти все сгустки ненависти, этих войск, непрерывные разговоры, колоссальное количество пропагандистов с обеих сторон швыряют эти взрывпакеты в общественное сознание.
А ведь ничем не кончится. Войска рассосутся, люди разойдутся в разные стороны. Мы от телевизоров отойдем с ощущением страшной, жуткой пустоты в сердце. Цель будет достигнута. Вот какова цель? Конечно, переговорный процесс — это смешная цель. Переговорный процесс не прекращается даже в период войны. Я думаю, что два генштаба — фашистский и советский — имели возможность через Швецию переговариваться.
Но у меня есть четкое ощущение непонимания, что, конечно, в целом в мир сыплется огромной силы мощные удары, тотальные. Ведь это началось с исламской революции, когда возник этот пресловутый запрещенный ИГИЛ (деятельность организации запрещена на территории РФ. — ред.), и это было не отдельное взятое государство, пространство — это была гигантская, захлестнувшая весь исламский мир волна.
Второе, конечно — это пандемия. Что это за явление? До сих пор никто не понимает, что это заявление, но оно прокатилось и продолжает катиться по человечеству, меняя не привычки и цены на вакцины, а меняя что-то фундаментальное, что связано с понятием, категорией человечество.
Или всё, что произошло в Америке. Америка — конечно, это эталон мира. Всё, что делается в Америке, отзывается, так или иначе, во всем человечестве. Этот страшный, странный взрыв, который сейчас Америка пережила как ошпаренная. Ее ошпарили кипятком черно-белым. И этот рок на ней живет. Значит, еще что-то произошло. И вот этот сгусток возможной войны в Европе, дорогой войны, связанной с украинским кризисом — всё это разные формы воздействия. Конечно, не силовые. Это не силовые формы воздействия, вы правы. Это формы воздействия нового века и нового подхода. Это всё является формой управления историей. Куда она управляется, кто ею управляет? Байден ею управляет? Путин ею управляет?
С.Крючков ― Александр Андреевич, в этом понимании того, что Америка — это эталон мира, я так понимаю, эталон мира в плане планеты, в плане чего-то глобального? Два лидера созвонившихся, они исходят из того, что ответственность за судьбы мира должна заставить их пренебречь прежде прозвучавшими словами о том, что один из них «убийца» и так дальше — это всё неважное и наносное?
А.Проханов ― Я полагаю, что всё, что выходит в публику, в сферу, всё, что говорится на людях, — всё это фальшивки, это тихие галлюциногены, которые нас то возбуждают, то успокаивают. Между лидерами существует другая коммуникация. И, более того, за спиной у лидеров существуют группы или группировки, коммуникации между которыми являются гораздо более важными, чем телефонные разговоры отдельно взятых лидеров. Лидеры в современном мире, мы это видим, о несвободны.
Скажем, европейские лидеры. Что это за персонажи, которые исчезают навеки после того, как они посвекают два-три года и исчезнут на век? Мы не помним их. Или, например, что это за лидеры, которых глубинное американское государство может менять как перчатки или расстреливать как в Далласе Кеннеди?
То есть существуют, повторяю, эти группировки, которые поручают лидерам кое-какие делать дела, дает им делать какие-то поручения, но далеко не все. И у всех этих таинственных, конспирологических — как угодно — группировок существует своя коммуникация, существует свой язык, своя договоренность, своя история этих отношений. Я, например, не придаю никакого значения переговору Байдена и Путина, тем более, что характер этого разговора остался для нас неизвестным.
С.Крючков ― В этом смысле навык коммуникации, который усвоен за 21 год пребывания во власти Путина, он более существенен, чем навык коммуникации, имеющийся в арсенале Байдена? Хотя тот в политике-то не первый год, не первое десятилетие. Они на одном языке разговаривают? Они способны говорить на одном языке, на ваш взгляд?
А.Проханов ― Нет, они неспособны говорить на одном языке, но они способны говорить об одном и том же. Что совершенно очевидно для меня: они говорят об одном и том же, но в разных трактовках и разным языком. И Путин, конечно, более значительный, чем Байден человек, потому что он проделал огромный путь. Он начал с пустоты, с белого листа, и он на белом листе построил государство, которое вышло из-под чуждого контроля и стало соперником и продолжает им оставаться и наращивать свои возможности в соперничестве. Но, по существу, Путин и Байден, они выражают вот эти глубинные народные мечтания, чаяния, о которых мы с вами говорили. И, мне кажется, отношения между странами надо исследовать, исследуя характер их мечты, говоря несколько пафосно.
Что такое американская мечта? Американская мечта — это град на холме. Вот оставили эту прекрасную метафору, что американская мечта — это установить крепость, град на холме и повелевать, доминировать над всеми, живущими в долинах или на склонах горы народами.
А русская мечта, как ее, скажем, мои друзья или я НРЗБ — это не град на холме, это храм на холме. Холм — это вся наша мучительная великая история. А вершина холма… поскольку мы еще не можем дотянуться еще до этого фаворского света, до царства небесного, мы ставим на нем храм, увеличивая эту высоту, стремление вот туда. Гагарин — это тот храм на холме, который в виде этого летучего ангела взлетает, чтобы дотянуться за всех нас до царствия небесного.
Я думаю, поскольку две этих мечты несовместимы — град на холме и град на холме, — то раздор и неприятие одного и другого будут вековечны. Иногда этот антагонизм будет ослабевать, и тогда будут возникать всевозможные разрядки, детанты, разгрузки. Но они могут доходить до предельной степени — до степени Карибского кризиса, до степени очень жестких конфронтаций. Сейчас мы переживаем такой период нарастающего отчуждения. Две эти мечты расходятся полярно в разные углы вселенной. Я полагаю, что замысел природы, замысел господа не состоит в том, чтобы всё человечество перебить ядерным взрывом всеобщим. Мы будем постепенно опять уменьшать эту конфронтацию.
С.Крючков ― А почему храм во граде невозможен, скажите?
А.Проханов ― Храм во граде?
С.Крючков ― Да.
А.Проханов ― Но почему Вавилон нельзя построить внутри Иерусалима? Или почему Содом нельзя построить внутри Троице-Сергиевой лавры? Потому что это две совершенно разные субстанции. Это места, это состояния, где обитают два разных духа, два разных мировых духа. Я не хочу прибегать к такому богословскому формулированию, но один дух осуществляется с духом света, другой — с духом тьмы, с мрачным духом погружения в преисподнюю.
С.Крючков ― Если локализовать русскую мечту, то не сегодняшний день возвращение Украины в русскую жизнь, на ваш взгляд, остается значимой составляющей ее?
А.Проханов ― Конечно. Во-первых, русская мечта — это имперская мечта. Это не мечта не отдельно взятого русского народа, русского этноцвета — мечта великой симфонии народов, культур, пространств, вектора развития, которые составили имперскую Россию, княжескую, советскую, сегодняшнюю. Мы сегодня тоже империя, неполная, правда. Поэтому ощущение того, что из этой империи вырвали этот восхитительный фрагмент, именуемый Украиной, — это ощущение трагическое никогда не исчезнет. Но воевать ради этого, опять повергать этот НРЗБ мир в эту ужасную катастрофу, когда действительно славяне будут убивать славян, русские будут убивать русских…
Я вот, например, не могу слушать сейчас Жириновского, например, который выступает и, оскалив, — у него странный оскал, он не закрывает рот, и с оскалом он требует удара, требует нанесения окончательного и бесповоротного поражения Украине. Говорит, что надо протягивать санитарные поезда, конечно, будут гробы, — он об этом говорит, сидя на безопасном расстоянии от линии фронта и на безопасном расстоянии от этой проблемы, о которой мы говорим. Он эту проблему не чувствует, он боится ее.
Поэтому я считаю, что русская мечта, она, конечно, связана и с Украиной, она связана с Новороссией, прежде всего. Но решать эту проблему через кровь, через насилие, через четвертование — это, конечно, ужасно.
С.Крючков ― А наблюдая ситуацию, как она развивалась в последние дни, в последнюю неделю, вы допускали для себя, что перейти в горячую фазу в тои или ной форме — в форме того или иного столкновения всё это может?
А.Проханов ― Конечно, может. Конечно, всё это может. Но я в начале вам сказал, что замысел всего этого, он не состоит в том, чтобы атаковать тысячей танков Донецк и Луганск и не для того, чтобы со стороны Воронежа или со стороны Одессы, куда высадится русский десант, окружили эту группировку и ее уничтожили. Нет, замысел именно в том, чтобы воздействовать на мировое сознание, в данном случае не только европейское и американское, а вообще мировое, потому что тот же Китай со своими проблемами остро смотрит, тут же Турция на все это взирает, — воздействовать для изменения мировых кодов, это управление историей без применения ядерного и летального оружия.
С.Крючков ― Нет ли у вас ощущения, что в этой задаче Украина рассматривается как некая точка приложения, как некий объект совершенно сторонний, в которой нет влюбленности, в которое нет осуществления той самой русской мечты, о которой вы говорите?
А.Проханов ― К сожалению, влюбленности нет почти нигде. Влюбленности нет и в теме Навального. И Навальный, мученик и страдалец, который сидит в узилище, он и даже не является для его сторонников предметом любви и предметом обожания, предметом милосердия. Современные политики стали очень черствыми. Они напоминают плохо обработанные железяки, по которым два-три раза прошелся рашпиль, нанес на них шершавости какие-то, и они мертвы по существу своему. Послушайте их разговоры, их лексику. Послушайте, как говорят о Гагарине, о полете в космос. Какое количество мертвых слов, боже мой! Какое количество лживых восторгов! Какое количество этих помпезных эмблем и мемориалов. Я смотрел на эти памятники, которые сейчас открываются. Это такая рутина, это такой квамплюсперфектум, это такое удаление от сегодняшнего понимания прекрасного, возвышенного, сложного, цифрового, кибернетического.
Поэтому повторяю, современные политики, они, конечно, смотря и на украинскую проблематику холодными, такими щучьими глазами, не видят в них таких таинств, о которых мы с вами говорили.
С.Крючков ― В чем таинство полета Гагарина 60-летней давности? Потому что великий полет, великое событие. Президент летит на место приземления накануне. Звучат там какие-то слова. Рогозин пишет у себя в Твиттере. Всё это на фоне какой-то большой обиды. В недостаточной степени оценили. Пеняет Рогозин украинцам, американцам: не упомянули Гагарина. На ваш взгляд, что происходит? Сегодня мы потеряли светлый образ того Гагарина, и если да, то каков наш сегодняшний Гагарин? Он насколько симулятивен, насколько подлинен, насколько настоящ?
А.Проханов ― Видите, Гагарина забыла не только Америка и Англия. Про Гагарина забыла современная Россия. Потому что для современной России Гагарин не является тем драгоценным кодом, который ведет русское сознание туда, в эти бесконечности, к храму, как мы говорим высокопарно, в царство небесное. Гагарин для советского народа были явлением искупительным, светоносным и чудесным, потому что перед тем, как быть Гагарину, была страшная бойня гражданской войны, такое братоубийство жуткое. Было страшное насилие над крестьянами совершенное во имя пятилеток, было разорение крестьян и сколько было страданий, сколько слез. Сами пятилетки — это был надрывный труд, великий, но надрывный труд.
Мы хотели подготовить себя к войне. И сколько в этом труде было погибших людей на месте этих заводов. ГУЛАГ гремел костями и гремел кандалами. Это тоже было.
Сама война была огромной, гигантской мясорубкой, в которой погибал цвет народа. И, в конце концов, из всего этого вырвался Гагарин, и народ ликовал. Почему народ ликовал? Ему что, нравился спутник или нравилась только улыбка Гагарина? Он ликовал, потому что надежды, которые были посеяны в народе в начале XX веке, они не оказались ложными, они сбылись. И Гагарин летел туда не для того, чтобы установить на орбите лазерное оружие, понимаете, и не для того, чтобы коснуться Луны и создать там фабрику для добычи гелия. Он летел, осуществляя эту народную мечту, потому что народная мечта… народ, все люди, они связывают эту мечту с небом. В небесах эти райские кущи, в небесах сияет это бесконечное звездное, бездонное небо, которым восхищался и Кант и Ломоносов. И поэтому, повторяю, Гагарин был вестник грядущего неизбежного счастливого бытия. Вот откуда это счастье.
А сегодня Гагарин — это просто эмблематика. Даже, мне кажется, что Гаранин должен жечь глаза современным нашим политикам, что они отстали от этой идеи, мечты. И если мы сейчас запускаем спутники — я верю, что мы выйдем на лунную орбиту, мы пойдем туда для того, чтобы создать какие-то очень мощные системы слежения за пусками американских ракет или для того, чтобы создать фабрики или базы на Луне. Мы там не ищем царствие небесное. Мы там ищем выгоды, мы оцениваем полеты через чистоган. Мы хотим это сделать туристическим бизнесом как американцы. Это же смешно — стремиться туда, чтобы гонять туда ракеты и доставлять удовольствие, щекотать нервы каким-то богатеям. Ничего себе, американские горки с ракетами.
С.Крючков ― Скажите, а вот Гагарин как эмблема, Гагарин как статуэтка, Гагарин как символ в силу того, что код Гагарина, как вы говорите, был утрачен в свое время, — может быть, он хотя бы в таком виде окажется способен воскресить то утраченное? Может быть, не зря построен этот Парк покорителей космоса там, на месте его приземления? Хотя бы так.
А.Проханов ― Вы, касатик мой, неправильно меня поняли. Я не сказал, что этот код утрачен. Эти коды незыблемы, они лежат в народном сознании. Я вам сказал, что наряду с таким кодом как Гагарин существует такой код как Ермак, такой код, как Пушкин, такой код, как Тютчев, который Россию рассматривал как икону, такой код как Пересвет, который насадил себя на копье соперника, чтобы достать его своим копьем.
Эти все коды есть. Эти коды работали во время Великой Отечественной войны, они работали после войны. Они перестали работать в момент, когда эти коды были перемолоты в период перестройки. Перестройка перемолола большинство этих кодов. Эти годы стали известны противнику. И били по этим кодам наотмашь кувалдой, били, плющили их. Когда последние из этих кодов были разбиты, исчез Советский Союз. Люди перестали поддерживать эту страну, перестали действовать эти коды.
Я не являюсь безумным апологетом Путина. Я вижу его возможности, его слабости, но Путин заставил эти коды звучать, он создавал государство, он запустил эти коды. И вот то, что он остановился, то, что мы замедлили свое движение сегодня — это результат того, что нет, видимо, знания, как эти коды запустить, в какой последовательности. Потому что их не просто же надо запускать. Это сложная система клавиш. Это великий вселенский клавесин. Нужно нажимать на определенные клавиши, чтобы возникла мировая симфония. Вот таблицы этих кодов у власти нет. И страшно, если эта таблица окажется в руках противника. Что такое гибридные войны? Это есть войны, связанные с разрушением этих кодов. Пусть стоят ракетные установки, пусть работают оборонные заводы. Коды разрушатся — и всё, и падет государство.
С.Крючков ― А вот ситуация конкретная. У нас есть успехи в гиперзвуке, в производстве высокотехнологичного оружия, но всяких раз это сопровождают если не скандалы, то накатывающие тучи измены. И вновь сообщение: некий Валерий Голубкин, 275-я статья: Госизмена. Профессор кафедры теоретической прикладной электромеханики МФТИ. Очередной арестованный. Вот эти аресты на фоне успехов, они скорее способствуют воскрешению коду, его актуализации или, наоборот, его выведению за скобки? Вот в чем вопрос.
А.Проханов ― Я прямой связи здесь не вижу. Арест очередного шпиона или мнимого шпиона или арест подозреваемого в шпионаже свидетельствует скорее об успехе отрасли. О чем свидетельствует арест супругов Розенберг тогда в Америке? О том, что вдруг стало известно, что они выкрали из проекта «Манхеттен» очень важные для России сведения и передали их Советскому Союзу. Они были арестованы за это и казнены. Так и теперь, если бы нечего было воровать, нечего было бы воровать противнику, то не было и этих арестов.
Я вовсе не говорю, что этот человек является действительно виновным. Я не юрист, не мне судить. Я не хочу влипать в эту истерию: виновен, не виновен. Но если этот арест произошел, это говорит о том, что гиперзвук российский существует, это не муляж. Это отрасль, в которой есть что разведывать и есть, что воровать.
С.Крючков ― Скажите, это вселяет в нас скорее надежду? Потому что есть разница между шпионом и мнимым шпионом, и доказательность нам в паблик никакой не выкидывают здесь.
А.Проханов ― Надежду на что?
С.Крючков ― Надежду на справедливость для этого человека.
А.Проханов ― Любой арестант вызывает в сознании человека, русского человек совершенно точно, сострадание. Вот эта презумпция невиновности, о которой своим птичьим языком говорят юристы, находится в душе человека. И человек, которые попадает под пяту закона, власти, государства, садится в тюрьму, он вызывает сожаление, сострадание, каким бы убийцей и злодеем он не был. Я уже говорил, Есенин об этом сказал: «Все они, убийцы или воры, как судил им рок, полюбил я грустные их взоры с впадинами щек». И этих кандальников, каторжан русские женщины, бабы русские называли родненькими. Поэтому вот этот злодей или не злодей арестованный, пока длится разбирательство, пока идет суд да дело, никакого осуждения, злорадства быть не может. Пусть суд разбирается.
С.Крючков ― Правительство в каком-то супертехнологичном бункере или Информационном центре, как говорят, готовит план восстановления экономики. Якобы Путин собирается запустить рост экономики с помощью колоссальных денежных вливаний, госрасходов, но, в том числе, и за счет увеличения налогов. Обозначить это Кремль планирует в ходе президентского послания 21 апреля. Что, Александр Андреевич, счастье к нам приходит? Потому что так попунктно — это все то, о чем левые традиционного говорили: вложение в инфраструктуру, железные дороги, мосты, порты, льготы для компенсации падения доходов граждан, ну, и повышение налогов, введение прогрессивной шкалы. Услышали левых-то в Кремле?
А.Проханов ― Не знаю. Я буду очень осторожно ко всему относиться. Я знаю основное: запросы на изменения колоссальные во всех сферах. Изменений хотят либерально настроенные миллиардеры. Они хотят, чтобы мы резко улучшили взаимоотношения с Европой и вернули им преференции, рынок. Изменений хочет либеральная интеллигенция, полагая, что строй становится все более авторитарным, она требует больше свобод. Изменений требует имперская патриотическая составляющая, видя, как ущемляются русские за пределами и как сжимается вокруг России кольцо. Перемен желает и обычный, простой народ, который видит, что он беднеет, что жить становится всё хуже.
Но эти перемены сегодня в России нельзя сделать с помощью арифметических исчислений и построений. Мы запустили себя. Мы перестали развиваться после 13-го или 14-го года. И за это время появилось огромное количество неразрешимых или неразрешенных проблем. И модернизация и этот прорыв, о котором мы должны говорить, он должен быть комплексным. Должна быть теория этого прорыва. Должна быть теория модернизации.
Ну, возьмем эти деньги, накачаем их. Как накачали, так и раскачали. Возникнет диспропорция. Нету вот этого института, который бы занимался проблемой развития. В Советском Союзе был этот институт, был штаб. Была партия. КПСС была штабом, где эти проблемы развития обсуждались, развивались, выводились на Пленумы, а потом водились в жизнь, иногда жестокими формами.
Поэтому, если это послание будет содержать в себе эти обещания, это, слава тебе господи, хорошо, но это не приведет к желаемому рывку, потому что мобилизационный проект проект, о котором все говорят — необходимо мобилизационынй проект, мы профукали огромное количество времени, и только сверхнапряжение позволит нам рвануться вперед, — вот мобилизационный проект — это не кустарная вещь, он требует огромного познания огромной теории. И все страны, которые прошли эту мобилизацию, включая Индонезию, Китай, Южную Корею, они все имели этот проект. У них у каждого был свой Дэн Сяопин. То есть проект плюс воля. Проект плюс голова, плюс Макнамара. Вот я сейчас русского Макнамара не вижу и русского Дэн Сяопина. Может быть, я просто близорук. Может быть, он есть. я убежден, что он есть. Но сначала появляется Дэн Сяопин, а потом возникает проблема, тема модернизации мощной.
С.Крючков ― Александр Андреевич, а вот непрерывным может ли быть этот мобилизационный проект? Потому что мы уже в истории нашей страны один из таких проектов встречали, прошли по этому пути.
А.Проханов ― Я думаю, что мобилизационный проект может быть непрерывным, меняя свои конфигурации. Мы прошли мобилизационный проект, очевидно, в катастрофичный для русской истории момент, перед началом этой страшной бойни. Мы его прошли не до конца, к сожалению. Просто ресурсов больше не хватило.
Но ведь Китай живет в мобилизационном проекте. И человечество, мне кажется, чем дальше оно будет существовать, тем в большей степени должно быть мобилизовано. На уровне пандемии бесконечной, на уровне падающих метеоритов, на уровне увеличивающегося населения в одних частях света, уменьшения в других частях света, на фоне этих огромных миграционных потоков, где взрываются эти этнические бомбы, и вся Мексика двигается на Америку, или вся Африка двигается на Европу. Поэтому мобилизационный проект, то есть проект осознанного управления процессами в государстве, связанный с запретами, с ущемлениями и с концентрацией всегда скудных средств на главных направлениях. Мобилизационный проект — это явление непрерывное.
С.Крючков ― А комфортная жизнь может стать целью этого мобилизационного проекта, в котором не будет идти речи о бойне, о лишениях, о стремлении подзатянуть пояса — просто по-человечески нормально жить.
А.Проханов ― Можно. И, кстати, «золотой миллиард» так и живет. И поэтому если этот проект поставит целью… вот сейчас скажет Путин: «Давайте жить комфортно, давайте на «Порше» ездить, давайте, яхты чтобы были у всех, прекрасное образование у нас было, бесконечные таунхаусы были». Он может это сказать. И «золотой миллиард» будет аплодировать: «Ну, наконец-то мобилизационный проект в наших интересах». А жители Псковской НРЗБ, которые пьют воду из луж как собаки, они вообще не поймут даже, о чем речь идет и что такое номера люкс и что такое дезодоранты в кабинах великолепных салонов автомобилей.
Поэтому убежден, что этот проект не может быть так сформулирован. Это было бы оскорбительно для реального положения народа и оскорбительно для теоретически мыслящих и чувствующих людей, потому что это будет отвратительная утопия.
С.Крючков ― Навальный может стать русским Макнамарой в сегодняшней его истории? Она вам как литератору, писателю интересна? Он для вас в качестве страдальца, как вы его назвали, интересен как персонаж?
А.Проханов ― Макнамара и Дэн Сяопин не страдальцы. Дэн Сяопин — это тот, кто Тяньаньмэнь раздавил танками. Никакой он не святой. Он суперконцептуалист, открыватель законов социального развития, в данном случае Китая. Навальный — я уже об этом говорил в эфире — у меня был опыт: Венедиктов попросил меня сделать с ним интервью для «Эха». Я с ним разговаривал. Это было несколько лет назад. Я все время допытывался у него, каким он видит Родину, какое у него представление о России, где ее институты, в чем ее идея национальная? Как будут распределены классы? Ни слова! Только ослепительная белозубая улыбка — и коррупция, коррупция, коррупция…
Поэтому какой он Макнамара? Он таран. Он стенобитная машина. Он такое огромное дубовое бревно из хорошего дуба, который оковали сталью мощной, раскачивают и бьют в стену, чтобы эту стену пробить, и в эту стену уже устремились легкая конница, легкая кавалерия.
С.Крючков ― Нынешняя ситуация, в которой он вторую неделю держит голодовку, 15 килограмм, она не вносит коррективы в выше понимание места этого политика в системе нынешнего русского жизнеустройства? То есть это никоим образом не меняет акценты в вашей интерпретации?
А.Проханов ― Нет, не меняет. Увеличивается мое сострадание к нему и множится мое отвращение к тем, кто корчит из себя сострадальца, а на самом деле радуется увеличению его горестей, чтоб этими горестями плескать в лицо режиму. Вот в чем драма. Навальный для них — политическая фигура. И чем хуже Навальному, тем больше у них аргументов для того, чтобы валить власть кремлевскую, обвинять в этом Путина, вообще весь государственный строй.
Поэтому мое отношение сейчас к Навальному как к страдальцу. Я сострадаю. Если меня спросят, а готов ли я был видеть Навального во главе Государства российского? Нет, абсолютно. Он не рассказал мне, как он видит это государство. Он мне не рассказал. Может быть, это будет одна огромная антикоррупционная суперсистема. Этого недостаточно для того, чтобы страна летела в космос.
С.Крючков ― Слушайте, Владимир Владимирович, когда пришел в 99-м на закате, он тоже не особо вдавался в детали того, какой он видит нашу страну. Борис Николаевич сказал: «Я устал, я ухожу» — и вот всё, 21 год прекрасно правит.
А.Проханов ― Ну, нет, это неправда. По всей видимости, он не обнародовал свой большой концепт, может быть, его и не было в полной мере, но он последовательно, одно за другим выстраивал это упавшее и разрушенное государство. Там было несколько этапов очень важных для строительства государства.
Первый этап: он остановил чеченские войны во второй чеченской войне, то есть распад России через крушение, войну.
Второе: он устранил суверенитеты, он закрепил распадающуюся территорию, которая стремительно разваливалась после развала Советского Союза.
Третье: он создал удивительную вещь, он сделал две удивительные вещи. Он ликвидировал разрыв времен. Как Гамлет говорил: «Распалась цепь времен». Он хотел ликвидировать этот разрыв между СССР и новой Россией, а именно он вернул Знамя Победы сюда, в Россию, как государственную символику, после чего Победа стала цементирующей идеологией нового государства. И он изменил слова гимна и внес музыку. И вы как человек, знающий, что такое консерватория, понимаете, что на музыку записано очень много явлений, исторических, психологических, моральных. И он всю эту советскую музыку, весь этот симфонизм советский, он перенес сюда, в Россию.
После этого он сделал две вещи одновременно: он восстановил оборонную промышленность и создал новое оборонное производство, и он восстановил церковь. Была программа: «Алтари и оборонные заводы». Он исходил из того, что оборонные заводы создают оружие внешнее, земное, которое защищает Россию по периферии, и алтари создают небесное оружие, покрывающее Россию покровом…
С.Крючков ― Александр Андреевич, а почему в этой, восстановленной Путиным системе места для Навального есть в Покровской тюрьме, но нет в избирательном списке, скажите?
А.Проханов ― А почему Путину нет места в навальновской системе, в политической структуре, паутины, которую он плетет — почему нет его? Потому что это политические антагонисты. Что вы, не понимаете этого? И мне нет места ни в той, ни в другой системе. Вот только приютило меня «Эхо Москвы», единственное, к чему я прибился.
С.Крючков ― Александр Андреевич, вас приютила русская литература — это дорогого, мне кажется, стоит. Сегодня со своим особым мнением был писатель Александр Андреевич Проханов. Я благодарю вас за этот разговор. Спасибо вам! До свидания!
