— Владимир Владимирович, давайте начнём с темы, во все времена волновавшей художников. Недавно ваш коллега, режиссёр Тигран Кеосаян, предложил ввести в СМИ, кино и театре государственную цензуру. Мы без цензуры никак? За каждым писателем, режиссёром и журналистом должен приглядывать специально обученный человек в кожанке и с маузером или на худой конец «искусствовед в штатском»?
— По нашей Конституции цензура запрещена. Не знаю, что конкретно имел в виду Тигран Кеосаян, но если он говорил о возрождении системы государственной цензуры — я против. У нас есть Конституция, там сказано, что «можно», и есть Уголовный кодекс — там сказано, чего «нельзя». Вот и сообразуйтесь с этим, если не хотите сидеть. Если для уважаемого режиссёра и продюсера господина Кеосаяна цензуры не хватает, он должен срочно инициировать поправки в законы.
Хотя нынче чаще всего цензура принимает обличье самоцензуры. То есть автор, задумчиво глядя на свою семью, думает: «А стоит ли это писать?» Размышления чаще всего ведут к правильному решению.
— В Конституции государственной идеологии нет, она даже запрещена. Выходит, мы куда-то идём, но куда — неведомо? А ведь, как ни крути, идеология и есть установление цели и способов её достижения для государства и общества.
— Нашу Конституцию надо ремонтировать. Причём срочно и основательно. В своё время, находясь в Госдуме, я внёс такой законопроект, это было ещё до поправок. Нужна ли идеология? Нужна как определение целей, к которым стремится государство. Как двигаться вперёд, не зная, куда идёшь?
На мой взгляд, в основе любой идеологии возможны два принципа: либо национальный, либо социалистический, понимаемый не как всеобщее уравнивание, а как равенство стартовых возможностей и ограничение сверхдоходов. Кроме того, природные богатства страны должны, безусловно, находиться в руках государства. При этом надо различать национальную идеологию и националистическую. Национальная — это когда «мы хорошие». А националистическая — это когда «они плохие». Именно эту идеологию исповедуют наши бывшие братья на Украине. Но даже национальная идеология, мне кажется, нам не подходит, она просто развалит многонациональную Россию, да и федеративное устройство предполагает федерацию как объединение республик. Подходит ли нам социалистическая идеология? Вполне. Посмотрите на Китай, там меняется экономика, но осталась идеология, скрепляющая разнородное по национальному составу китайское общество.
Горбачёв же сделал всё наоборот: отменил идеологию, оставив социалистическую экономику. Таким образом он убрал краеугольный камень, на котором держался Советский Союз, и страна «посыпалась». В СССР мы знали, что строим новое государство с новым человеком. Можно было в это верить или не верить, но была цель, объединявшая советский народ. Горбачёв убрал эту цель, и всё закончилось.
— Во всём виноват Горбачёв?
— Он завершил то, что начал Хрущёв на ХХ съезде в 1956 году. Там и была заложена мина, взорвавшаяся в 1991 году. Сейчас нужна цель, мы должны знать, куда идём, к какому государственному устройству, которое удовлетворит всех.
— Вы остаётесь сторонником марксизма? Не устарела коммунистическая идея?
— Устарело ли уравнение 2 x 2 = 4? Так же и закон Маркса о прибавочной стоимости изучается во всех экономических институтах мира. Однако постулат о непременной победе пролетариата и его предназначении как могильщика капитализма вызывает большие сомнения, ибо, вопреки идеям Маркса, пролетариат численно резко уменьшается. Вперёд выходят «серые воротнички» — техническая интеллигенция. За нею будущее.
Маркс жил полтора века назад, и идеология должна соответствовать новым реалиям. Не случайно же Сталин на своём последнем, XIX съезде в 1952 году говорил, что «надо заниматься теорией», — он понимал, что новые времена требуют и новых идей. И ещё раз скажу: надо избегать ошибок большевиков, решивших обобществить всё. А где у Карла Маркса написано о «всеобщем обобществлении»? Нигде.
— Ну, у Маркса много чего не написано из наделанного у нас. Например, у него нигде не написано, что парадный подъезд дома на Пречистенке надо заколотить досками и ходить с чёрного хода… Но вернёмся в суровую реальность. Считаете ли вы, что СВО стала поводом для размежевания российского общества?
— А кто сказал, что размежевания не было до 24 февраля 2022 года? Военная операция только ярче высветила это. Сейчас общество разделилось на тех, кто за, и на тех, кто против, — последних, слава богу, меньшинство. Хотя, говорят, из страны выехало примерно 700 тысяч «несогласных», это тоже немало. Среди не поддерживающих спецоперацию, увы, больше представителей интеллигенции. Но как можно выступать за поражение своей страны? Против нас — весь западный мир, в очередной раз вознамерившийся уничтожить Россию. Я вспоминаю слова Уолта Уитмена: «Родина моя, даже если ты не права, я с тобой». Но моя Родина — права, я верю в победу России.
— Нынче «уезжантов» ругают на чём свет стоит. А как вы относитесь к этим людям?
— К тем, кто сейчас «поливает» Россию из-за границы, — с презрением, это предатели. Но есть люди, с которыми всё не так однозначно, и я не могу ставить на одну доску, например, Максима Галкина и Аллу Пугачёву. Таких, как Галкин, много. Пугачёва у нас одна. Это не просто «женщина, которая поёт», это целая эпоха нашей жизни, явление культуры, нравится это кому-то или нет. Она крайне сдержанна в своих высказываниях именно потому, что понимает, кто она. Хотя оторванность от отечества даром ни для кого не проходит.
Вы никогда не думали, почему ни один наш режиссёр не прижился в Голливуде? Вот мы с вами разговариваем, и я понимаю, с кем я говорю, и приблизительно, даже не будучи близко знакомым с вами, представляю вашу жизнь. С ошибками, конечно, но приблизительно, в каких-то пределах, достаточно точно. Чего абсолютно не могу сделать, находясь за границей и общаясь даже довольно близко с местным журналистом. Для понимания надо прожить там жизнь. Жизнь писателя или режиссёра тысячами нитей связана со своей страной, тем более такой непохожей на западный мир, как Россия. Именно поэтому ни один из наших режиссёров не стал там «своим».
— У нас время от времени вспыхивают дискуссии о «скрепах», «кодах» и прочем, призванном объединять народ. Наверняка вы тоже об этом думали?
— Знаете, не далее как вчера мы в компании друзей обсуждали, что такое «русский код». И вот один известный человек сказал, что раз мы все, так или иначе, из крестьян, значит, это наш традиционный крестьянский код. Патриархальная семья, отец и дети… А, по-моему, вернее было бы считать русским кодом «код выживания». Звучит, конечно, не очень привлекательно, но это так. Мы же всегда чего-то ждём: зимой весны, весной лета, летом осени, а потом опять зимних холодов… Мы всегда в ожидании лучшего, прячущегося где-то там, за горизонтом лет. А лучшее никак не наступает, и мы опять ждём и опять надеемся, что вот ещё чуток потерпеть — и будет нам счастье. Нам бы только дожить. Почему Россия начала специальную военную операцию? Да потому, что нам надо выжить, буквально — выжить. Этот вопрос выживания стоял перед русскими всегда, во все времена. И принятие православия Владимиром Красным Солнышком для меня — не религиозный, а прежде всего политический акт, направленный на выживание народа и государства. Киевский князь Владимир был умным политиком. Он понимал, что племена верующих в бобра и медведя нужно чем-то объединить. Объединить, чтобы выжить. Что же, Владимир обратился к традиционному язычеству. Поставил в Киеве Перуна и вокруг него двенадцать богов. Но каждое славянское племя верило в своего бога. Нужно было что-то другое, и Владимир нашёл это другое — христианство. Я даже хотел сценарий о Владимире написать, но фильм оказался не нужен, в силу каких причин — неясно.
— Может, кто-то посчитал недостаточным процент патриотизма Владимира или усомнился в моральном облике Красного Солнышка?
— Не знаю. Но уверен, что крещение — важнейшее, поворотное событие русской истории. Это цивилизационный выбор. Да, тут были и свои плюсы, и свои минусы. Минус — отделение Руси от западноевропейской цивилизации. Плюс — сохранение народа. Мы бы не выжили при размежевании, нас бы просто съели.
— Тут самое время вспомнить, как католицизм буквально сожрал Великое княжество Литовское и Русское, которое было на 70 процентов православным. Князь Ягайло перекрестился в католичество в 1385 году и стал Владиславом (у него, кстати, была русская бабушка), и начались гонения на православных, и Великое княжество быстро накрылось медным тазом. Даже слово «русское» незаметно исчезло из названия государства, которое ещё и в XV веке было вариантом европейского развития Руси и простиралось от Балтийского до Чёрного моря. А на памятнике «Тысячелетие России» в числе выдающихся русских государственных деятелей изображены три литовских великих князя — Гедимин, Ольгерд и Витовт, стоящие рядом с фигурами Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха…
— Между прочим, и мои корни — тоже там, в Великом княжестве Литовском и Русском, и фамилии моей более 500 лет, а жили мои предки на месте нынешнего белорусского городка Саковичи. С этим государством вообще многое связано в российской истории, а что-то и с сегодняшним днём. Вот я иногда слышу, что СВО — это продолжение Гражданской войны. Но гражданская война у нас идёт, принимая разные формы, с 1564 года, когда в Литву бежал наш первый диссидент — князь Андрей Курбский, исповедовавший идею устройства России, отличную от идей Ивана Грозного, с которым Курбский потом долго переписывался.
— По большому счёту всё это можно назвать бесконечной, то затухающей, то вспыхивающей с новой силой гражданской войной западников со славянофилами?
— Курбский и был западником. Западниками были и большевики. Только Сталин отошёл от этой модели и начал восстанавливать Российскую империю под советским соусом — от Адриатики до Тихого океана, это не считая растущего влияния СССР по всему миру. Об имперском плане Сталина красноречиво говорят даже внешние атрибуты, введённые при нём: форма для школьников, погоны для офицеров, в 1946 году вместо наркоматов появились министерства, а вместо Совнаркома — Совет Министров СССР. Даже театры вместо императорских — академические, но сути это не меняло. Империя.
— Многие считают нынешний конфликт с Западом продолжением Великой Отечественной войны.
— Я бы назвал это продолжением стремления Запада покорить Россию. Первым начал это неблагодарное дело швед Карл XII. Для него всё закончилось под Полтавой. Наполеон доигрался до парада русской армии в Париже, а Гитлер — до парада Красной армии в Берлине. Сейчас это может закончиться там же, и уж точно мы проведём парад в Киеве.
И, обратите внимание, все эти победные для нас войны начинались с нашего поражения. Пётр проиграл битву под Нарвой, Кутузов сдал Наполеону Москву, а в 1941 году к Москве вплотную подошли гитлеровские орды. Хотелось бы закончить эту нехорошую традицию. Но после этого мы собираемся — и побеждаем.
— Когда вы говорили о западниках и славянофилах в русской истории, мне вспомнился диалог Андрея и Остапа из вашего фильма «Тарас Бульба». Говорят, этот диалог придумали вы.
— Нет, всё придумал Гоголь, я просто перевёл это в текст. Там Андрей рассказывает, как поразила его Европа и как он хочет быть европейцем. А Остап считал, что надо защищать родную землю. Ну чем не продолжение переписки Курбского с Грозным?
— Но ведь в конце каждого такого диалога всё равно возникнет сакраментальное — «а помогли тебе твои ляхи?». Украине ведь тоже помогают поляки, да и весь Запад.
— Сейчас Украину уже никто не спасёт — ни ляхи, ни немцы, ни американцы. Но Украина им и не нужна: для них она лишь поле боя с Россией и поставщик «пушечного мяса» на эту войну за интересы Америки. Для меня Украина не чужая. Я родился в Москве, но в младенческом возрасте был перевезён в Киев, где и прожил 28 лет: ходил в детский сад, школу, учился в техникуме, отсюда меня призвали в армию, здесь я женился, в Киеве родился мой первый сын. Киев — абсолютно русский город. Помню, местное телевидение никак не могло найти диктора, уверенно говорящего на украинском языке. Украинцы, живущие на юге, востоке и севере страны, — это те же русские. А вот «западенцы» уже совсем другие. Увы, после развала СССР «западенская» волна на крыльях США накрыла всю Украину. Результаты мы видим сегодня.
— Председатель Общественной палаты ДНР Александр Кофман как-то посетовал, что почти нет фильмов о событиях на Донбассе, но потом признал, что и самые лучшие фильмы о Великой Отечественной войне появились только через много лет после той войны. Видимо, так будет и с фильмами о Донбассе?
— Да, сложно снять хороший фильм по горячим следам, когда ещё кипят эмоции. Понадобится время, чтобы осмыслить эти события. Победим — тогда и будем думать о кино.
— Задам банальный, но, поверьте, не дежурный вопрос: что собирается снимать режиссёр Владимир Бортко?
— В 2011 году я написал сценарий 8-серийного фильма «Сталин». Это история от самого звёздного часа Сталина, взятия Берлина в 1945 году, и до убийства Сталина в 1953 году. Когда президент объявил конкурс на произведения, способствующие патриотическому подъёму, я подал заявку на грант. Думаю, что история со Сталиным не понравится. Но надежды не только вьюношей, но и режиссёров-невьюношей питают. Надеюсь, этот фильм будет интересен людям, ведь Сталин — один из самых выдающихся лидеров в истории России, и интерес к Сталину не пропадает. Если всё будет хорошо, проектом займётся мой продюсерский центр «2-Б-2 Интертейнмент», у нас уже есть опыт съёмок «Мастера и Маргариты».
— Вы написали сценарий «Сталина» в 2011 году. Изменения вносить будете?
— Ни слова не изменю, потому что ничего не изменилось. Сталин каким был, таким и остался, как и моё отношение к нему.
— Вы сказали, что фильм заканчивается убийством Сталина. По-вашему, было именно убийство?
— Стопроцентное! Я не показываю, как его отравили. Но я показал, как люди из сталинского окружения договаривались его убить. Почему они на это пошли? Сталин был уже стар, и задуманная им вторая «большая ротация» партийной бюрократии ему не удалась. Напомню, что в 1930-х годах он укрепил свои позиции в ЦК, введя новых людей, полностью ему преданных, а «старых» подверг своеобразной ротации кадров. То же он хотел проделать и в начале 1950-х годов. На XIX съезде КПСС в октябре 1952 года Сталин расширил ЦК до 125 членов и 110 кандидатов в члены ЦК. Тогда же были реорганизованы центральные органы власти, Политбюро ЦК КПСС Сталин заменил Президиумом ЦК, где было 25 членов и 11 кандидатов в члены вместо девяти членов Политбюро. Заодно Сталин сформировал бюро Президиума ЦК, куда кроме него вошли Маленков, Берия, Хрущёв и Булганин, что ослабляло влияние Микояна и Молотова. Иными словами, Сталин уже ввёл во власть новые кадры, но «старые», памятуя прошлое, решили не ждать ротации и физически устранить вождя.
— Сегодня есть кандидат на роль Сталина?
— Мне бы хотелось, чтобы это был Владимир Машков. Он сейчас примерно в том же возрасте, в каком был Сталин в 1945 году. Машков — прекрасный артист, мне нравится с ним работать.
— Почему именно Машков?
— Потому что похож! Он же вылитый Сталин!.. А если серьёзно, я уверен, Машков с этой ролью справится, и, возможно, она окажется центральной ролью в его актёрской карьере.
Но я ещё не разговаривал с актёром об этой роли.
— Выходит, Владимир Львович ещё не в курсе, что вы хотите снимать его в роли Сталина?
— Да, пока он об этом не знает. Очень надеюсь, что Машков не откажется от роли. Я уже и композитора присмотрел…
— Давайте отгадаю. Этот композитор написал песню «Город, которого нет» для «Бандитского Петербурга»?
— Да. А ещё он написал музыку к «Идиоту», «Тарасу Бульбе» и «Мастеру и Маргарите».
— Игорь Корнелюк? Это здорово! Я недавно пересматривал ваш фильм «Мастер и Маргарита» и думаю, процентов тридцать успеха этой картины — музыка, не в обиду режиссёру будет сказано.
— Да какая тут обида! Скажу больше: великолепная музыка Корнелюка — это пятьдесят процентов успеха «Мастера и Маргариты». Когда мне вручили за этот фильм «ТЭФИ», я передал приз Игорю. Это талантливый композитор, замечательно чувствующий сюжет. Надеюсь, и тут мы поработаем вместе.
— Как?! Корнелюк тоже не знает, что ему придётся писать музыку для «Сталина»?!
— Да, пока он не знает. Но надеюсь, и Машков, и Корнелюк не откажутся работать со мной.
Думаю, скучать не придётся, восемьдесят лет — самое время строить планы, а они у меня есть, и надо только их реализовать. Было бы здоровье, остальное приложится.