Д. НАДИНА: Михаил Леонтьев к нам присоединился. Насколько реальна заморозка добычи нефти, о готовности к которой сегодня заявил президент? Пойдут ли на это страны ОПЕК?
М. ЛЕОНТЬЕВ: Ничего нового принципиально, радикально не произошло. Конечно, слово президента очень весомо, придаёт больший вес позиции России, которая всегда заключалась в том, что, если все договорятся о заморозке, мы поддержим.
До определённого времени казалось, что единственный смысл — изменить риторику, общую атмосферу изменить, ряд стран принципиально не присоединялся к этому, наращивал добычу. Например, Иран. Ну нет аргументов заставить Иран замораживать добычу до уровня, который был вызван санкциями. То есть продлевать, пролонгировать санкции против себя — с какой стати иранцы это будут делать? Но и остальные страны, которые говорили о возможности заморозки, действий не предпринимали. Саудовская Аравия продолжала наращивать добычу.
Здесь несколько аспектов: первый аспект позитивный, настроение изменить.
«Та же Саудовская Аравия, которая была мотором ценовой войны за рынки, наращивая добычу, имея для этого наиболее легко реализуемые возможности, поняла, что ничего не добилась, потеряв огромные деньги и продолжая их терять. Настроения саудовские сильно изменились»
Насколько они готовы предписать реальные действия… Потому что поводов отказаться будет достаточно всегда. Добиться консенсуса невозможно. Никогда ОПЕК не обуславливал решение о сокращении добычи с первых дней своей истории тем, что все страны консенсусом это поддерживали, все нефтепроизводители.
Но посмотрим, позиция России в том, что если все — то мы. Даже если не удастся добиться результата — мы себя показываем, как лояльный к остальным производителям, конструктивный игрок на рынке. Не мы, заметьте, срываем договорённости.
Д.Н.: Ещё вопрос: биржи резко отреагировали, нефть уже подорожала.
М.Л.: Биржи всегда реагируют. Нефть подорожала ещё до заявления президента, на заявления президента отреагировала напрямую — то есть спекулянты отыграли это. Некая повышательная тенденция на рынке. Рынок же чувствует реальное приближение дефицита нефти.
«Потребление растёт, медленнее, чем может, кому-то хотелось бы, но растёт. Дефицит нефти сокращается»
А главное, о чём сказал президент, — он сказал, что огромное недоинвестирование. Сначала был огромный приток инвестиций в отрасль, который позволил в том числе развивать и новые технологии, и трудно извлекаемые запасы… Сейчас то, что мы видим на рынке, то предложение, связано с той нефтью, которая была проинвестирована при сверхвысоких ценах и не была бы проинвестирована, если бы они такими не были. При этом полтриллиона выпавших капиталовложений в отрасль неизбежно приведут к формированию дефицита. Я всегда говорил очень важную вещь: это дестабилизирует рынок, мировую экономику, которая совершенно не находится в спортивном идеальном состоянии, политику. Потому что нефть — это политика, и будет ей оставаться в ближайший обозримый период. Когда у вас обостряется борьба за ресурсы — это редко ограничивается сферой экономических взаимоотношений.
Д.Н.: Следует ожидать повышения цен на нефть в краткосрочной перспективе?
М.Л.: Могу сказать о том, о чём всё время заявлял Сечин: это расчёты и позиция компании, что цены не могут не восстановиться в среднесрочном периоде до уровня инвестиционных. Иначе вы ниоткуда не возьмёте нефть, которая это предложение закроет.
«Сейчас у нас нет новых источников легко извлекаемой нефти, никаких серьёзных ресуросв не существует, их неоткуда взять, всё дополнительное предложение может быть только дорогое»
Единственные новые крупные ресурсы, крупные нефтегазоносные провинции, которые могут быть открыты в мире, — это Арктика.
