Утрата логики и подрыв коммуникативной среды
Повсеместное применение компьютеров качественно повышает значимость творческого труда, связанного с внелогическим мышлением, которое основано не на последовательных логических умозаключениях, а на озарениях; на мышлении не последовательно вытекающими один из другого тезисами, но отдельными образами, появление которых современный человек (возможно, лишь пока) не в силах контролировать. Компьютер сам по себе (без учёта шлейфа информационных технологий, делающих его узлом социальной инфраструктуры) — овеществленная формальная логика. Он обеспечивает качественное упрощение всех аналитических процессов. Под неумолимым давлением конкуренции компьютер берет на себя всю часть мышления, связанную с применением алгоритмизируемой формальной логики, — при том, что его вычислительные возможности заведомо выше человеческих, и он доводит логическое мышление до совершенства, объективно недоступного обычному человеку.
Поэтому, как только биологизация интерфейса позволит нам задавать компьютеру вопросы так же свободно, и непринужденно, как и друг другу (а задавать вопросы мы уже имеем возможность, главное — не слушать ответов еще несовершенного компьютера), логика станет второстепенным механическим инструментом, который ждет участь арифметики. Для решения задач этой бывшей «царицы наук» пользуются не правилами, часто сложными, а калькуляторами. Поколение нынешних пятидесятилетних еще застало время, когда учителя в школах запрещали их использование, чтобы школьники сами научились умножать и делить «в столбик». Но это не такое уж и простое умение не востребовано: арифметические функции значительно лучше человека выполняет калькулятор, а человеку остается лишь правильно сформулировать задачу.
Точно так же, как калькулятор убил арифметику в качестве предмета изучения и поля для конкуренции между людьми, компьютер уже в обозримом будущем покончит с формальной логикой.
«Бог создал людей, а полковник Кольт сделал их равными». Интернет, как когда-то револьвер Кольта, тоже уравнял людей: уже не по их физическим силам, но по доступу к неструктурированной и непроверенной информации. Скоро персональный компьютер уравняет их и по возможности использования логических операций.
Это будет означать, что человек будет концентрировать свои усилия на недоступной компьютеру компоненте мышления, в которой сохранится исключительная «человеческая монополия» — мышлении внелогическом, образном (в том числе творческом или мистическом). Соответственно, и конкуренция людей будет вестись на основе внелогического, образного мышления.
Наибольшего успеха в конкуренции: как внутри обществ, так и в глобальном масштабе, — будут достигать склонные к такому мышлению люди и коллективы, в которых они будут играть наиболее значимую роль. Учитывая разницу между мужским, склонным к формальной логике, и женским, оперирующим образами и склонным к интуиции и озарениям, типам интеллекта (их различие четко выражает афоризм «мужчина узнает, женщина знает»), развитие компьютерных технологий может вернуть нас в подобие матриархата. Вероятный предвестник этого — растущее (даже в не слишком демократических обществах) число занимающих руководящие посты женщин, вызывающих остервенение мужчин спецификой своей логики, во все большем числе случаев более эффективной.
В Китае длительный контроль за рождаемостью (принцип «одна семья — один ребенок, действовал в городах с 1979 до конца 2015 года) в условиях традиционного предпочтения сына, а не дочери привел к резкому росту доли рождающихся мальчиков. Это не только повышает агрессивность общества (что должно заботить его соседей), но и увеличивает роль женщины как «более редкого ресурса», создавая предпосылки для возникновения, в том числе и в управлении, признаков матриархата (несмотря на все традиции).
Итак, научно-техническая революция сделала наиболее важным не рутинный, но творческий труд. Масштабное применение компьютерных технологий еще до начала вызванной ими информационной революции создало предпосылки для изменения сути и механизмов индивидуального сознания. Компьютер начал завершаемое информационной революцией изменение соотношения между логическим сознанием, опирающимся на вторую сигнальную систему, и сознанием эвристическим, творческим, опирающимся на непосредственно чувственное восприятие (в том числе вербальных сигналов) и образное, а не формально-логическое мышление. Человеческое мышление вытесняется в не формализуемую и потому недоступную логическим устройствам, включая компьютеры, сферу творчества. Основной инструмент последнего — интуитивные озарения, которые можно рассматривать как вид непосредственного и не осознаваемого восприятия мира.
Природу творчества, в которое человек выталкивается инициируемым им техническим прогрессом, можно объяснить тем, что человеческий мозг перерабатывает информацию не только сознательно, на основе логики, но и бессознательно, внелогически. При этом он опирается не на слова, являющиеся инструментом логики и результатом многоуровневого абстрагирования, то есть упрощения («понять — значит упростить»), но на эффективную систему образов, воспринимаемых и обрабатываемых подсознанием.
Её большая, по сравнению с традиционной вербально-логической системой, эффективность вызвана большей сложностью: меньшим уровнем абстрагирования и, соответственно, меньшим объемом отбрасываемой информации. Эвристическое, образное мышление работает с более полными и потому лучше отражающими реальность моделями, чем традиционное логическое мышление, и требует большей «мощности» мозга по сравнению с традиционным мышлением на основе упрощенных логических конструкций — слов.
Это дает конкурентное преимущество культурам, использующим иероглифы, то есть оперирующим образами, а не словами, и показывает ошибочность их частичного перехода на алфавит: тактическое удобство сотрудничества с Западом было куплено отказом, пусть частичным, от стратегического преимущества, — незадолго до того, как оно начало становиться значимым. Такова часто несознаваемая, но абсолютная ценность культуры.
Компьютер, вытесняя сознание в сферу интуитивного творчества, принуждает его к ускоренному эволюционированию, повышению эффективности в новых, менее комфортных условиях. В этом отношении он выступает таким же, хотя и более гуманным стимулом ускорения эволюции, как ледниковый период, который вынудил человечество мобилизовать резервы и, повысив технический уровень орудий труда, увеличить свою эффективность. Характерно, что в роли внешнего ускорителя эволюции человека в современных условиях выступает уже не обычная, а «вторая», созданная человеком природа, — его технологическое окружение или, как иногда говорят, «техносфера», и, всё в большей степени, «третья природа» — социальная инфраструктура.
Для раскрытия механизма интуитивного, бессознательного мышления, пока еще только подпрыгивающего над костылями формальной логики, можно предположить высокую устойчивость однажды возникшей информации, которая, по крайней мере, частично сохраняется, образуя поддающееся восприятию так называемое «информационное поле.
С этой точки зрения творчество — не только создание индивидом новой информации на основе переработки уже имеющейся у него, но и «подключение» его к этому «информационному полю», воспринимаемое как внелогическое «творческое озарение». Это резко повышает возможности индивидуального сознания как по объему воспринимаемой информации, так и по скорости ее обработки. (Вероятно, что и при создании новой информации, и при «подключении» к информационному полю ключевую роль играет такое специфическое свойство человеческой психики, как эмоциональность).
«Информационное поле» — прообраз «сетевого» или «распределенного» компьютера, память которого и важнейшая часть инструментов ее обработки находятся в аналоге Всемирной сети (возможно, протяженной не только в пространстве, но и во времени). Потенциальный же пользователь располагает инструментами доступа к ней и в исключительные моменты обретает, — как правило, неосознанно, — возможность пользования ими. В рамках данной гипотезы эволюция индивидуального сознания ведет его при помощи компьютерных технологий к формированию сознания коллективного, над-индивидуального. Последнее даже без учета компьютерных сетей постепенно объединит в единый эмоционально-интеллектуальный контур (так как физические организмы будут разными) если не все человечество, то его наиболее творческую и при этом «информатизированную» часть.
Симптомы движения к формированию такого коллективного сознания уже налицо — правда, пока не за счёт «подключения» творческих работников к общему «информационному полю» (скрытого от внешнего наблюдателя). Они ощущаются на более низко организованном и технологически примитивном уровне, не требующем появления современных технологий, — на уровне отдельных организаций, представляющих собой бюрократические организмы, объединяющие и отчасти перерабатывающие отдельные индивидуальные сознания. Вероятно, этот процесс идёт и на уровне обществ.
С другой стороны, потребностям рутинного труда, игравшего ключевую роль на протяжении всей истории, соответствовало относительно простое, алгоритмизируемое логическое мышление, которое за счет высокой степени абстрагирования соответствовало возможностям индивидуального сознания.
Творческий же труд требует более сложного эвристического мышления, оперирующего целостными образами, а не упрощенными логическими конструкциями (словами). Этим он предъявляет более высокие требования к «мощности» сознания, которые, похоже, превосходят возможности большинства индивидуальных сознаний, и стимулирует формирование надличностного, коллективного сознания, которое по исторической традиции можно было бы назвать «сознанием нового типа». Снижение значимости логического мышления в пользу внелогического, базирующегося на образах (это касается и творческого, и мистического его типов), уже создает ощутимые общественные проблемы. В силу своей парадоксальности для нашего в основном пока еще логического сознания они обычно воспринимаются не как базовые закономерности, а как случайные досадные флуктуации, — и потому не анализируются должным образом.
Очевидные, нарастающие даже в единой культурной среде проблемы с коммуникациями — закономерные, а отнюдь не случайные и сами собой преходящие явления. Причина проста: внелогическое мышление не имеет того единого, универсального языка для взаимодействия разных типов сознания, которое дает логика. Оно оперирует образами, а образы у каждого свои.
Это нарушение коммуникативной среды, настолько привычное для нас, что мы не осознаем его как нечто отличное от самих себя, особенно значимо с учётом той исключительной роли, которую играет язык для формирования и развития личности, а единый общественный язык — для её социализации. Исчезновение единого универсального языка может привести через некоторое время и к распаду основанной на нём второй сигнальной системы, что может иметь последствия не только для облика и образа действия, но даже и для самого существования человечества как такового.
В этом случае человек может вернуться к свойственному животным регулированию своей деятельности преимущественно железами внутренней секреции и вырабатываемыми ими гормонами. Индивидуальный разум, освобожденный от логики, в современном понимании при этом исчезнет и если и сохранится, то лишь как элемент коллективного разума, — вероятно, утратив индивидуальное самосознание. Хотя нельзя исключить ни сохранения второй сигнальной системы даже в условиях распада общей коммуникативной среды, ни создания человеком системы прямого обмена образами, в том числе и универсальными, минуя воплощённые в словах костыли логических абстракций, с переориентацией второй сигнальной системы со слов на эти образы (что может быть достигнуто, например, прямым подключением к Интернету при помощи мозговых имплантов). Пока же мы испытываем намного более поверхностные изменения, по-прежнему не осознавая их закономерный характер.
Новая личность для новых технологий
Распространение информационных технологий, преобразуя повседневную жизнь человека, меняет и повседневный жизненный опыт, формирующий его личность. Главным дефицитом эпохи для бизнеса становится внимание пользователя (конкуренция за внимание стремительно ужесточается: так, в середине «нулевых» годов среднее время пребывания на Интернет-ресурсе превышало 3,5 минуты, а в середине 2010-х составило уже лишь 17 секунд), а для пользователя — эмоции; строго говоря, люди стремятся уже к получению не столько тех или иных благ, сколько эмоций. Сущностью современного информационного взаимодействия является обмен внимания пользователя на получаемые им эмоции. Содержательная деятельность по изменению реального мира как таковая в этих условиях перестает быть главной ценностью и главным по значимости для развития человечества фактором, уступая место деятельности сначала (в 90-х и в первой половине «нулевых» годов) по изменению человеческого сознания, а с конца «нулевых» — уже по непосредственному производству эмоций.
Это изменение человеческой деятельности глубоко меняет личность человека, — в первую очередь, разумеется, молодежи, формирующейся уже целиком в новых условиях (личности старшего поколения, сформировавшиеся в индустриальную эпоху или на ранних этапах информационной революции, в условиях формирования сознания, а не производства эмоций, лишь корректируются ими).
Главное — формирование личности не относительно глубокими переживаниями, связанными с непосредственно прожитыми событиями собственной жизни, а переживаниями достаточно поверхностными, связанными с потреблением готовых эмоций, предоставленных соцсетями и платформами. Оказалось, что даже переживания, связанные с традиционными формами искусства (книги, живопись, театр и кино), вызывают более глубокие и устойчивые чувства, чем порождаемые социальными сетями и медиа, — и, соответственно, формируют более глубокие и устойчивые психологические структуры личности (взгляды, убеждения, ценности).
Создаваемая информационными технологиями личность отличается от традиционной, как правило, отсутствием жесткой структуры (глубоких убеждений, устоявшейся системы ценностей) и пластичностью, способностью легко менять свои взгляды и пристрастия в зависимости от сравнительно слабых внешних раздражителей и информационных сигналов, испытывать от этого удовольствие и даже часто не замечать происходящих с собой изменений.
Прямое, хаотичное и без усилий (которые и формируют устойчивые структуры личности) потребление эмоций из Сети делает современную информатизированную личность не только пластичной, но и мозаичной: способной одновременно испытывать разные чувства и давать противоположные оценки одним и тем же событиям. Мозаичность личности, дополняемая мозаичностью (то есть разорванностью) восприятия и составляемой на основе этого восприятия картины мира, позволяет избегать дискомфортных состояний при помощи устойчивых операторов аутотренинга вроде «и вы тоже правы», «и это тоже имеет право на существование». Одновременное принятие несовместимых ценностных установок, обычное и нормальное для такой личности, означает отказ от каких бы то ни было ценностей ради главной и остающейся единственной, вытесняющей все остальные, — личного комфорта.
Одновременное сосуществование разных оценок одних и тех же явлений может переводить мозаичность личности в качественно иное состояние ее множественности: фактическому сосуществованию в одном теле разных личностей с разными взглядами, психиками и нормами, переключение между которыми происходит случайным образом под воздействием тех или иных эмоций.
Мозаичность личности породила феномен «квантовой политики», при котором управляющая система одновременно осуществляет противоположные действия в отношении одного и того же объекта: например, пытаясь уничтожить Россию развязыванием новой «холодной войны» и стремясь углублять сотрудничество с ней по значимым для себя направлениям.
Существенным препятствием для развития личности стал так называемый «кокон комфорта», формируемый соцсетями и платформами. Ради удержания внимания пользователя стандартные маркетинговые технологии обеспечивают автоматизированное формирование в них наиболее комфортной социальной среды. Пользуясь «своей» социальной платформой, Вы видите то, что Вам нравится, общаетесь с теми, в ком нуждаетесь, в опережающем Ваши желания формате получаете обеспечивающую Вас комфортными эмоциями информацию (не обязательно позитивную, но подкрепляющую Вашу систему взглядов), — и этот комфорт лишает Вас стимулов к развитию, так как у Вас и так всё прекрасно, и Вам просто незачем, как говорят психологи, «выходить из его зоны». Прогресс Вашей личности блокируется комфортом надежней, чем любыми запретами, — и Вы начинаете деградировать.
Помимо прочего, деградации «человека способствует его нейропсихофизиология… Мозг расходует больше энергии, чем любой орган…, около 20% энергии, …хотя составляет только 2% …веса тела. При… интенсивном мышлении энергозатраты возрастают до 25-27%. Думать — энергозатратно, а потому, с эволюционной точки зрения, зачастую — невыгодно. Если социум не предъявляет к своим членам повышенных интеллектуальных требований, люди склонны минимизировать сложные мыслительные процессы и замещать сознательное поведение психофизиологическими и социальными автоматизмами».
В 2015/16 гг. до 70% жителей США и более 80% жителей Евросоюза удовлетворялись уже освоенными, постоянно посещаемыми ими ресурсами Интернета и соцсетей и лишь пассивно потребляли информацию, не расширяя зону своего внимания. В США у среднего пользователя 21-45 лет на один запрос о новом объекте интереса и внимания приходится более 70 рутинных запросов, уточняющих отдельные характеристики объектов, хорошо известных пользователю.
Елена Ларина отмечает: «Принудительное сужение когнитивного разнообразия пользователей поисковиками и платформами в погоне за (их) вниманием… ведет к социальной инстинктизации, вырабатывает автоматизм и усиливает стереотипы поведения. Как экспериментально показал российский нейрофизиолог и нейропсихолог С. Савельев, автоматизация познавательной поведенческой активности ведёт к морфологическим изменениям в головном мозге. Благодаря потрясающей пластичности мозга церебральное закрепление алгоритмического поведения происходит не в течение миллионов и тысяч лет и даже столетий, как считалось до последнего времени, а …в период, измеряемый десятилетиями».
Для общества деградация личности — классическое проявление закона сохранения рисков: минимизация индивидуальных рисков (в данном случае дискомфортного состояния) ведет к деградации и разрушению всей системы. Традиционная личность индустриальной эпохи формировалась собственными осознанными (чаще, правда, менее, чем более) усилиями по достижению целей. Ценностью информатизированной личности вместо достижения цели становится сиюминутный комфорт, которому она с удовольствием приносит в жертву свои интересы вплоть до физического выживания. Предпочтение даже насущным интересам позитивных сиюминутных эмоций, избегание дискомфорта в прямом смысле слова любой ценой ведет не только к доминированию краткосрочных целей над долгосрочными, но часто и к отключению инстинкта самосохранения — вплоть до гибели (так, в «конфликтах малой интенсивности», предоставивших усилиями США колоссальный материал наблюдений за массовым поведением, значительная часть населения захватываемых экстремистами территорий постоянно и систематически не покидает их, несмотря на очевидную угрозу гибели, предпочитая сохранение текущего комфорта сохранению своей жизни в среднесрочной перспективе).
Фокусирование личности на непосредственном потреблении эмоций, в готовом виде поставляемых информационными технологиями, драматически снижает уровень рефлексии, самопознания и познания окружающего мира. Поведением человека начинают управлять сменяющиеся как в калейдоскопе эмоции, а не размышления (какими бы примитивными они ни были), и закрепляемые на основе многократного повторения эмоций неосознанные ощущения. Неосознанность этих закрепленных ощущений не позволяет в последующем корректировать их сколь-нибудь сознательным образом; они меняются только под давлением нового направленного «вала эмоций», постепенно размывающего их и замещающего их другими.
Непосредственным следствием разрушения самоосознания личности является утрата психической устойчивости, часто выглядящая как невинная повышенная эмоциональность. Зависимость от эмоций приобретает наркотический характер (отсюда широкое распространение игромании и зависимости от соцсетей и платформ), причем поверхностный, неглубокий характер поставляемых в готовом виде эмоций создает потребность в их постоянном обновлении, — своего рода постоянный ненасыщаемый (и, вероятно, в принципе не поддающийся насыщению, как и при любой зависимости наркотического типа) эмоциональный голод.
Этот голод порождает потребность в постоянной вовлеченности (причем не так уж и важно, во что именно) как надежно изолирующий от реальности наркотик, переход от «клипового» сознания к «кликовому», которое характеризует быстрота неосознанной реакции и постоянная потребность в новом краткосрочном взаимодействии. В результате то, что в 90-е годы воспринималось как «интернет-зависимость», в середине 10-х, когда американцы 18-35 лет обращаются к гаджетам не реже, чем каждые 10 минут (причем промежутки между обращениями сокращаются в геометрической прогрессии), приобретает характер «переселения молодежи в цифровой мир», — вероятно, на полпути к переселению в мир виртуальный.
Специфические черты «клипового» сознания — разорванность причинно-следственных связей, неспособность и нежелание их выстраивать, фрагментарность и ограниченность восприятия, а также порожденные этим отсутствие критического мышления, внушаемость и рабская зависимость от авторитетов, — дополняются в «кликовом» сознании постоянной потребностью в получении новой эмоции, быстром отклике на нее, получении эмоции от результате своего отклика и, тут же, в немедленном переключении на новый источник новой эмоции. «Кликовое» сознание постоянно нуждается в незамедлительной реакции на разрозненные внешние раздражители ради эмоции, а не содержательного результата. Неспособность фокусироваться на решении той или иной задачи (или хотя бы просто концентрировать внимание) и прилагать систематические усилия для достижения цели, не говоря уже о долгосрочном целеполагании, характерная для «клипового» мышления, существенно усугубляются в «кликовом». А ведь снижение способности целеполагания — это снижение разумности как таковой!
Всё это роднит «клиповое» и «кликовое» сознание — с образным, творческим, освобожденным компьютером от оков логики. Возможно, они являются проявлением общей тенденции перехода от логического мышления к образному. Однако неспособность к настойчивости, отсутствие воли, слабость или утрата сознательного целеполагания делают эти типы сознания в основном бесплодными, — как в рамках логического мышления в основном бесплодным было мышление схоластическое.
Как отмечает та же Елена Ларина: «Ситуацию усугубляет стремительное падение как качества доступной человеку информации, так и его способности воспринимать ее. Доля оригинального текстового контекста в интернете упала с 75-80% в 2000 г. до 30-35% в 2010 г., а в 2017 г. не превышала 5-7%. Интернет превратился в свалку косноязычного и неосмысленного плагиата, — а «растущая доля населения глубокие информационно насыщенные, практически полезные ресурсы воспринимает как… бесполезную информацию. Уже сегодня большинство людей просто не обладают необходимыми знаниями и познавательными навыками, чтобы воспринять, а там более осмыслить сложный контент».
Неосознанность действий, повышенное подчинение хаотичным эмоциям объективно снижает значимость высшей нервной системы и сдвигает баланс регуляции деятельности организма в пользу гормонов, вырабатываемых железами внутренней секреции (что, строго говоря, характерно для животных).
Трансформация личности под воздействием информационных технологий дополняется воздействием разнообразных лекарств в их никем не изучаемых сочетаниях (химических стимуляторов мозговой активности, а в США — регуляторов нервной системы и обезболивающих, ставших значимой причиной смертности).
Следующим этапом трансформации личности может стать распространение мозговых имплантов, объединенных в сеть и частично управляемых по Интернету. Еще в 2013 году в США было продано более 12 млн. привязанных к Интернету имплантов; большинство решало локальные физиологические задачи (контроль за деятельностью сердца, блокирование боли, предупреждение воспалений), но массовое стимулирование мозговой активности и прямой доступ к Интернету представляются близким будущим, — которое не только ускорит, но и вновь откорректирует изменение личности.
В 2017 году такие импланты использовало уже более 2% американцев. В течение 5-10 лет их доля вырастет до 15-20%, и, с отставанием в 5-7 лет, за США пойдут остальные развитые страны.
А если к психологическому и поведенческому программированию в ближайшие годы добавится биофизиологическая алгоритмизация, то, действительно, впору будет говорить о трансформации Homo sapiens (человека разумного) в Homo programmable (человека программируемого).
