Есть два взгляда на мир, не имеющих ничего общего. Организаторы дебатов хотели, чтобы мы попытались показать философские различия этих позиций — доминирующего либерализма и глобализма / консерватизма и многополярности.
Дебаты были организованы в связи со столетием выхода романа Томаса Манна «Волшебная гора», где речь идет о санатории. Мы как бы играли роли главных героев. Леви играл роль масона Сеттембрини, я — Нафты, только в 21-м веке.
Леви представляет собой не столько Францию, сколько американоцентричный ультралиберальный глобализм. В отношении Франции он большее американец, а будучи евреем, говорит, что неверующий. При этом Леви поддерживает Израиль не с религиозной т.з., а как секулярное атлантистское образование. Он воплощает либеральную Францию — а традиция либерализма чужда Франции — там было много левых мыслителей, республиканцев, немало правых и консерваторов.
Леви за счет его космополитизма представляет собой знаковый образ.
Содержательного диалога на дебатах не получилось. Моей целью было не эмоционально кричать, а приводить аргументы. Я хотел, чтобы Леви рассказал об основаниях своей философии, и в ответ рассказать о нашей.
Леви предпочел краткосрочную стратегию. Он с самого начала стал орать «долой фашизм», пиком русских идей он назвал Немцова, Навального, Политковскую, также Сахарова и Солженицына. Когда я обратил его внимание на то, что Солженицын был славянофилом и критиком либерализма, на лице Леви появилась странная гримаса, из которой стало понятно, что о Солженицыне он знал из Википедии. Про остальных — жаль конечно, что они погибли, всех жаль — но то, что они не имели отношения к философии, ясно всем. Он укорял за Крым, за Донбасс, за Достоевского, за Путина, за Сирию, за поддержку других многополярных сил…
Я внимательно прочел его книгу «Империя и пять королей» — и, честно говоря, она мне понравилась. Я сказал ему — в ней довольно правильно описаны процессы, давайте о ней поговорим? Тут я заметил на лице у Леви ужас — потому что по каким-то причинам говорить о своей же книге он не мог или не хотел, и не мог вспомнить отрывки. Ни один из контекстов оттуда не вызывал никакой эмоции — он как заведенный повторял про «немцов мост».
В книге «Империя и пять королей» он описывает Ирак с курдами, которых он подбивал на создание независимого государства, и как багдадские войска с генералом Сулеймани взяли Киркук и сорвали все планы Леви. Как же так, значит, «Империя» слаба, говорит Леви, подразумевая под «Империей» глобальный либеральный мир. Куда она исчезает? Одновременно он описывает появление ужасных «пяти королей» — России, Китая, Ирана, Турции и, почему-то, Саудовской Аравии. В общем-то, из них 4 — действительно, полноценные великие империи. Эти 5 королей постепенно вытесняют «Империю» с Ближнего Востока, а также из Европы, из Азии, Африки и Латинской Америки.
Леви точно описывает этих «королей» — пусть он и проклинает их и ставит акценты неверно, здесь есть что-то очень точное. Леви говорит, что «Империя» основана на ничто (ничто как свобода), а пять королей не имеют глобальной программы, а только держатся за ностальгии, поэтому ничтожны. Почему бы ему не объяснить на дебатах, в чем заключается наша «ничтожность»? Но Леви, услышав про «ничто» (хотя это его слова!), сразу сказал, что «нигилизм это фашизм», а «Путин нигилист, потому что поддерживает европейские фашистские партии…»
Так философские беседы не строятся — так кричат на телешоу или на митингах. Леви в философском смысле сделал то же самое, что Хрущев, который начал стучать ботинком. Он отказался говорить о содержательной стороне, он повторял готовые штампы. У меня было ощущение, что я говорю с искусственным интеллектом, причем не самого лучшего качества, который не слушает, рандомным образом набирает «фашизм-Путин-Дугин-Эрдоган-СиЦзиньпин» и отвечает.
