Явные и неявные атаки на «мягкую силу» России, их последствия для имиджа страны в международных отношениях и роль в этом СМИ — еще один ракурс информационной войны в условиях глобальной конкуренции.

Термин «мягкая сила» появился в информационное пространство еще в 1991 году благодаря Джозефу Наю и его труду «Bound to Lead: The Changing Nature of American Power», посвященному исследованиям изменений в инструментарии и методологии удержания мирового лидерства США.

В России, как отмечает в своих работах профессор Академии военных наук РФ, кандидат политических наук Чихарев И. А., рост интереса к пониманию и использованию инструмента «мягкой силы» пришелся на конец 1990-х — начало 2000-х годов. В 2016 году понятие «мягкая сила» попало в Концепцию внешней политики Российской Федерации, утвержденной  президентом РФ В.В. Путиным 30 ноября https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/official_documents/-/asset_publisher/CptICkB6BZ29/content/id/2542248 и получило квалификацию инструмента в числе других «для решения внешнеполитических задач» в условиях глобальной конкуренции центров силы в мире – «возможности гражданского общества, информационно-коммуникационных, гуманитарных и других методов и технологий, в дополнение к традиционным дипломатическим методам».

Фактически, речь идет об авторитете государства и способах его завоевания и поддержки без использования военно-силового потенциала страны – в бытность Советского Союза этот авторитет складывался из множества составляющих, развивавшихся в единой идеологической и эволюционной парадигме многонационального государства, – культура, спорт, образование, международное сотрудничество и т.д.

Современные условия многое изменили.

Иллюзия единства в условиях фрагментарности

По мнению Чихарева И. А., есть сомнения в отношении продуктивности использования понятия «мягкая сила» в его применении к России, поскольку условия задает геополитический конкурент России. «На вооружение» принимается понятие, появившееся в совершенно иной политико-культурной среде и само по себе являющееся результатом международного влияния США. Оно изначально отчасти призвано послужить легитимации американского лидерства в мире и в целом закрепляет американскую систему координат в понимании ценностей и логики развития мировой политической системы», — отмечает ученый. («К Вопросу разумного использования мягкой силы во внешней политике России», Геополитический журнал, 2014).

Кроме того, «фрагментарность понимания самого концепта «мягкая сила» и стоящих за ним реалий в российском обществе» не способствует восприятию единства образа России. Тотальная демократизация всех и вся привела к тому, что потенциал гражданского общества, представленного различными НКО, фондами, организациями, союзами по интересам, независимой прессой, а также бизнесом, спортом и академической элитой, безусловно, велик и разнонаправлен. Однако, способен влиять на имидж страны и, как впрямую так и опосредованно, на достижение (или пробуксовку) тех или иных государственных целей. Зачастую сами российские гражданские, негосударственные или полугосударственные акторы, обладая большой свободой действий и, в результате, крайне низкой ответственностью перед государством и народом за последствия, тем самым обеспечивают возможность геополитическим конкурентам России с легкостью инициировать различные информационные воздействия, направленные на подрыв устойчивого положения государства как изнутри, так и снаружи (например, инициирование и развитие допингового скандала вокруг российских спортсменов и запрет WADA на участие России в ряде значимых международных спортивных мероприятий; или многочисленные случаи переосмысления исторических фактов, в том числе в академическом сообществе как в России, так и за рубежом).

Дальше будет рассмотрена атака на традиционный, и непосредственный, так называемый инструмент «мягкой силы» России в лице ее дипломатического корпуса и роли в этом СМИ, показательным примером чего стал инцидент, произошедший в феврале 2018 года в здании посольства Российской Федерации в Аргентинской Республике.

Погоня за хайпом и сенсацией – лучшие враги истины

Инициаторы-стратеги глобального гибридного конфликта, в который на перманентной основе втянута Россия, отлично осознают, что представляет собой современная свободная пресса — во всех отношениях демократическое, а значит часто беспринципное и не отягощенное соблюдением кодекса профессионального журналиста, поле боя. Достаточно тактически верно выбрать время, место и объект атаки, и не утружденные анализом возможных последствий своего труда, увлеченные погоней за «хайпом» на новости, воины пера самозабвенно довершат начатое инициаторами информационного вброса. Собственно, на это ставка и делается.

Итак, сообщение об обнаружении аргентинской полицией в феврале 2018 года в здании посольства России в Аргентине крупной партии кокаина, а именно 389 кг. (впоследствии на некоторых информационных ресурсах эта цифра вольно была округлена не только до 400 кг., но даже до «почти полтонны»), первоначально появилось в латиноамериканской прессе, но тут же было растиражировано остальными, в том числе и российскими, СМИ.

Сам факт появления данного эпизода в открытых источниках информации автор концепции неклассических войн XXI века, доктор политических наук, профессор МГУ А.В. Манойло в своей книге «Информационные и психологические операции. Руководство к действию» определил, как операцию информационной войны, инициированную со стороны американских спецслужб. Цель информационной операции заключалась в «наклейке ярлыка» на одного из представителей высшего руководства России, который обязательно должен пойматься на эту приманку».

Ключевым моментом информационной операции стало совпадение по времени факта обнаружения партии кокаина и визита в Аргентину секретаря Совета Безопасности РФ Н.П. Патрушева. «Нельзя так просто сесть в самолет и отправиться на встречу с президентом какой-либо страны – есть дипломатический протокол, а у каждого визита есть заранее оговариваемый с принимающей стороной официальный статус…Но близость по времени двух событий (обнаружения партии кокаина и визита Н.П. Патрушева) позволила организаторам информационной операции связать его прилет именно с «разруливанием» кокаинового дела», — пишет А.В. Манойло.

Невнятные же комментарии в СМИ со стороны МИД РФ, в течение суток эволюционировавшие от версии невозможности находки кокаина до версии контрразведывательной операции спецслужб России и Аргентины, и последующее за тем  использование для вывоза партии кокаина, как вещественного доказательства, самолета специального авиаотряда «Россия» лишь помогли ретивым журналистам поддерживать не столько объективное информирование общества, сколько эмоциональный ажиотаж вокруг темы так называемого «Аргентинского кокаинового дела».

За пределами внимания «объективных» журналистов

Не секрет, что органы внутреннего правопорядка, разведка, контрразведка, наркополиция и другие подобные службы любой страны, даже пересекаясь в одном деле, ревностно охраняют от внешнего вмешательства зоны своего влияния и агентурные ресурсы. Отчасти поэтому нет ничего удивительного в том, что в скороспелых новостях об Аргентинском кокаине ни со стороны России, ни со стороны Аргентины поначалу не наблюдалось согласованности комментариев официальных лиц.

Важно другое: в условиях, когда операция спецслужб двух стран по выявлению и пресечению наркотрафика в Европу не завершена, и разработка фигурантов преступления находится в самом разгаре, в открытый доступ вдруг попадает оперативная, значит по умолчанию закрытая, информация.

За каждой утечкой секретной оперативной информации стоят так называемый «крот» внутри соответствующего ведомства и заинтересованное лицо за его пределами. Кому и с какой целью, почему именно в этом месте и в это время понадобилось «слить» секретные сведения – вот вопросы, которые должны были бы насторожить, пусть не всех, но хотя бы опытных журналистов российских государственных СМИ, и заставить их притормозить с публикациями, провоцирующими сомнительные выводы. По крайней мере, до момента поступления комментариев, согласованных участниками раскрытия столь серьезного преступления.

Но СМИ из зоны «мягкой силы» России обошли вниманием тему инициатора информационного вброса, как начала операции, и его истинных целей, а также тему человеческого фактора — при посольствах стран на вспомогательных позициях могут работать местные жители, не имеющие прямого отношения к министерствам иностранных дел, что создает некоторый риск, но еще никак не характеризует непосредственно дипломатов и послов. Как не характеризует частный коррупционный случай все министерство или силовое ведомство в целом.

Кроме того, осталась неиспользованной возможность ответного удара в информационной операции – акцентирование внимания на том, что интересанты информационного вброса создали угрозу срыва оперативного мероприятия спецслужб России и Аргентины по пресечению наркотрафика в Европу, покусились тем самым на здоровье огромного числа людей и обнаружили возможные связи с преступным сообществом.

Таким образом, инициаторы «Аргентинского кокаинового дела» получили дополнительный эффект от своей операции — атаку непосредственно на «мягкую силу» России в лице ее дипломатического корпуса и, как следствие, удар по имиджу страны на международной арене.

Последствия аргентинского инцидента – легализованный ярлык

В результате «Аргентинского кокаинового дела» в международном информационном пространстве оказались сформированы устойчивые смысловые сочетания «российские дипломаты и кокаин», «Россия и наркотрафик». Доказать данный факт несложно – достаточно в любом поисковике набрать в произвольном порядке слова «Аргентина», «Латинская Америка», «наркотрафик», «кокаин», и результаты поиска вас впечатлят – складывается ощущение, что иных наркотрафиков в мире, кроме как через посольство России в Аргентине, не существует в принципе. Более того, статья с говорящим заголовком «Контрабанда кокаина из посольства России в Аргентине» появилась и в Википедии.

Казалось бы, можно возразить, что Википедия не является столь уважаемым и авторитетным ресурсом у образованных людей, тем более принадлежащих академическому сообществу. А по прошествии времени с февраля 2018 года российские СМИ регулярно информируют общественность о протекании уголовного процесса над фигурантами контрабанды тех самых 389 кг. кокаина, что должно бы снять с российских дипломатов негативную ассоциативную связь с преступлением.

Но, судя по содержанию информационного поля, реабилитация российского дипломатического корпуса в глазах широкой общественности продвигается крайне неубедительно. Что же касается Википедии, то увы, этим ресурсом активно пользуется большинство людей в мире, хотя бы для получения первичного представления о чем-либо. Именно на это большинство направлены информационные и психологические операции, которые подробно разбирает в своих книгах А.В. Манойло. Именно представители этого большинства становятся марионетками на площади Тахрир, или  Болотной площади, или площади Независимости, где в пылу «праведных» эмоций вершат очередную цветную революцию.

Кроме того, закрепление информации в виде статьи, публикации, справки на любых источниках в открытом доступе получает таким образом свою легализацию. В дальнейшем подобная информация, какого бы сомнительного характера она ни была изначально, может быть использована уже без особой проверки – достаточно на нее сослаться, чем и пользуются зачастую журналисты и различного рода эксперты.

Именно легализованная путем информационных вбросов в СМИ и через создаваемые ассоциативные связи информация по прошествии некоторого времени чаще всего становится источником следующего, еще более жесткого и масштабного, витка информационного воздействия, что на примере нашумевшего «дела отравления Скрипалей» подробно описал в своих трудах А.В. Манойло.

Последствия аргентинского инцидента – дискредитация образа России

Есть еще один аспект в «Аргентинском кокаином деле».

Спортсменам и бизнесменам известен такой психологический прием: если не можешь победить соперника на ринге, спровоцируй соперника за его пределами, чтобы он начал нервничать и ошибаться, или если не можешь быть лучше конкурента, скомпрометируй его сильные стороны и опусти его до своего уровня, или ниже.

В Концепции внешней политики Российской Федерации говорится о последовательной и бескомпромиссной приверженности государства России нормам международного права и стандартам ООН (с 1997 года функционирует Управление ООН по наркотикам и преступности http://www.unodc.org/). Это же подчеркивают в своих выступлениях многие представители Российского государства.

До сих пор, несмотря на старания геополитических конкурентов так или иначе скомпрометировать репутацию России на международной арене, образ страны, скрупулезно соблюдающей нормы международного права и стандарты ООН, был неоспоримым преимуществом России, выгодно контрастировал со способностью стран Запада, в особенности США, позволять себе сомнительные с точки зрения права действия, если это отвечает их глобальным интересам.

Однако, закрепление смысловых образов «российские дипломаты и кокаин», «Россия и наркотрафик» в широком информационном поле дает возможность уравнять образ России и образ тех же США, замешанных как в организации наркотрафика, так и в организации и поддержке международного терроризма. От экстраполяции смысла «Россия и наркотрафик» к «Россия и терроризм» остается всего шаг – очередной вброс чьих-то «логических» умозаключений с опорой на уже легализованные ярлыки.

Ну и последняя деталь: публикация в феврале 2018 года сбивчивых объяснений со стороны МИД РФ в отношении партии кокаина дает возможность провести негативную параллель между представителями Российского государства и западной политической элитой, позволяющей себе непоследовательные и нелогичные высказывания (например, заявления премьер-министра Великобритании Терезы Мэй по «делу отравления Скрипалей»).

Информационная война – зона действия специалистов

Анализ «Аргентинского кокаинового дела» во многом подтверждает приведенное выше мнение Чихарева И.А. в отношении инструмента «мягкая сила» в российском контексте и приводит к выводу, что для преодоления функционального разрыва между государственными органами и ведомствами, организациями и физическими лицами Российской Федерации, потенциально несущими ответственность за использование инструментов «мягкой силы», требуется единая государственная стратегия «мягкой силы» России. Необходима ясная территория смыслов, четко определенный уникальный план эволюционного движения государства — то, что делает страну не просто привлекательной по отдельным составляющим, а достойной быть ориентиром в выборе взгляда на мироустройство. В.В. Путин в отношении сложных и спорных вопросов неоднократно указывал, что первым делом необходимо договориться о единой терминологии и прийти к общему понимаю основ обсуждаемого явления. Для государства это — единство понимания истории, идеологических и ценностных принципов и ориентиров, экономических,  политических, социальных целей и задач развития страны, четкие методы взаимодействия государственных и частных проводников «мягкой силы» России, зоны и степень их ответственности перед государством и его народом.

Еще один вывод касается разделения поля и «солдат» информационной войны. Пресса —  всего лишь площадка для передачи информации, и наивно ожидать, что СМИ, пусть и очень качественные, способны вовремя диагностировать начало информационной и психологической операции, оказывать своевременное и профессиональное, с точки зрения стратегии и тактики ведения глобального конфликта и информационной войны, противодействие. Журналисты, даже патриоты государства, по природе своей не обладают государственным взглядом на происходящее и многоуровневым системным подходом к оценке событий – у них иные задачи и умения.

Однако, работают журналисты в условиях глобального конфликта центров силы, который начался не вчера и является логическим продолжением многовековой политики стран Запада по экспансии в мире. Конца ему не предвидится, пока какой-то из центров силы ни предложит миру иную, более привлекательную, чем существующая, экономическую и социальную идею развития, способную радикально изменить соотношение сил и влияния на планете.

И государству, против которого западные «партнеры» разрабатывают и проводят разного рода операции с целью подорвать его усиление и распространение его влияния в мире, придется, в лучшем случае, только кое-как отбиваться в информационной войне, пока его потенциальные инструменты «мягкой силы», в том числе и СМИ, действуют, кто в лес кто по дрова, да еще порой подменяя государственные интересы своими личными мнениями и амбициями.

«В современной политической борьбе все более широкое распространение получает практика применения методов и технологий ведения информационных войн, которые не подпадают ни под одну из регулирующих норм международного права», — пишет А.В. Манойло. Методы и технологии разрабатываются, конечно, не журналистами, и даже не экспертами от политики или экономики. Поэтому противодействие информационным и психологическим операциям, ведение гибридных войн должно стать сферой деятельности специально подготовленных для этого профессионалов, которые смогут не только проводить эффективные ответные действия, но и разрабатывать превентивные меры в информационных и психологических операциях в условиях глобального конфликта. На необходимость создания общегосударственной системы противодействия  гибридным войнам и информационным операциям также многократно указывал А.В. Манойло, отмечая угрозу поступательного роста именно опосредованного воздействия на Российское государство, начиная с зоны «мягкой силы», как приоритетную цель агрессии в условиях глобального конфликта.

Об авторе.

Бурцева Светлана Борисовна — аналитик бизнес-информации, экономический и политический аналитик. С 2017 года — журналист Sputnik Эстония МИА «Россия Сегодня». До этого несколько лет публиковалась в таллиннской газете «Stolitsa» как экономический аналитик. Родилась в Таллинне 23 октября 1966 года. Закончила филологический факультет Таллинского Педагогического Института в 1990 году. Изучала информационные технологии в МГИУ и экономику в СпбГУАП. Сейчас — магистрант политологии ИОНМО Севастопольского ГУ по специализации «Информационные войны и гибридные конфликты».