Россию и Китай единит многое. В перспективе поводов для единства в политике, экономике, производстве, общественной жизни может стать ещё больше. Но кроме этого есть нечто глубинное, не всегда выразимое.
Старинная китайская сказка. Было у отца три сына. Отец однажды тяжело заболел и отправил сыновей на поиски живой воды и жёлтой птицы: вода должна была вернуть ему здоровье, а жёлтая птица даровать долгую жизнь. Старший и средний сыновья не дошли до заветной цели, искусились праздностью, веселием и красавицами, встреченными на пути. И только младший сын исполнил наказ, раздобыл и живую воду, и жёлтую птицу, отчего не только исцелился отец, но и преобразился весь мир.
Как это близко нашей душе! Ведь это русская сказка, с детства знакомый сюжет о меньшом сыне Иване, живой воде и жар-птице, об одолении болезней и чаянии вечной жизни, о справедливости и победе добра над злом. Академик А.Н. Веселовский объяснил такое сходство сказок «бродячими сюжетами», взаимодействием культур, давней перекличкой народов, благодаря чему через многие века мы видим в фольклоре общие черты, как порой видят их друг в друге люди, имеющие в роду общего предка. Но в тех случаях, когда в древности прямые контакты народов были невозможны, сюжетное сходство определяется чем-то более сложным: общностью мышления, надежд и порывов, общностью мечты.
Выразить и русскую, и китайскую мечту непросто: в метафорах она расплывается, в формулах и лозунгах скуднеет. Для изъяснения мечты нужен её носитель — тот, кому предстоит её воплощать. Нужен зримый, явственный мечтатель. Но если взять историческую личность или современника, остальные скажут: «Это только его опыт, и он вовсе не должен быть близок и понятен всем».
Необходима собирающая линза, воплощение общего в частном, множественного в конкретном. А это возможно только в литературном образе. Любой литературный образ — собирательный, в него вливается опыт не только автора, но и разных эпох и поколений. Глубокий образ — всегда глубинный, надвременной, в него закладывается бытийный код.
Китайцы с огромным интересом относились и относятся к русской и особенно к советской литературе и культуре. Сравнительно недавно они экранизировали роман «Как закалялась сталь» (1999) и повесть «А зори здесь тихие» (2005) — произведения, которыми мы сами сегодня пренебрегли, которые сейчас оказались за бортом нашей школьной программы. А китайцы, снявшие фильмы с русскими актёрами и затем сделавшие дубляж на своём языке, разглядели в героях Островского и Васильева самое главное. Павка Корчагин и старшина Васков — это те, кто берёт на себя ответственность за бытие, кто отдаётся без остатка и в бою, и в труде. Те, кого жизнь постоянно проверяет на прочность. Ослепший, а перед этим переживший ранение, тиф, тяжёлую травму Корчагин говорит: «Из строя меня выведет только смерть». Именно таким представляют китайцы образ своего нынешнего мечтателя, как руководство к действию вкладывают в его уста знаменитые слова: «Жизнь даётся человеку один раз, и прожить её надо так, чтобы не была мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».
Нам в ответ следует внимательно вчитаться в китайскую литературу, открыть для себя авторов и книги, которые помогут сберечь и воплотить русскую мечту, в чём-то глубже понять самих себя. К таким книгам я отношу роман, получивший в русском переводе название «Метаморфозы», современного китайского писателя Ван Мэна. Член КПК, в прошлом министр культуры КНР, проживший большую жизнь, Ван Мэн опубликовал свой автобиографический роман в 1987 году и посвятил его периоду, предваряющему Культурную революцию. Мы видим, что Китай был на распутье, мучительно выбирал для себя дорогу, и эти метания отражены в разных персонажах романа. Так, отец главного героя — еврофил, он с восторгом и благоговением смотрит в сторону Европы, восхищается её бытом, комфортом, манерами, философами; свою же страну с её тысячелетними традициями считает отсталой, дикой, воспринимает как мировое захолустье. Мудрая жена напоминает ему китайскую поговорку: «Высоко дерево, а листья падают к корням». Она же в ответ на очередной припадок ненависти мужа ко всему китайскому говорит: «Ты готов проглотить небо и выплюнуть землю», то есть обратить всё вечное в прах, отдать родное на закланье чужому. Отец дарит сыну игру, похожую на нынешние пазлы: из отдельных фрагментов нужно собрать роскошных, холёных европейцев. Но сколько мальчишка ни старается, приглядных картинок у него не выходит, а получаются откровенные уродцы. Он мечтает собрать красивых людей, которые будут похожи на его маму, тётю и бабушку. Какое знакомое искушение чужим и отвержение своего…
Меня часто спрашивают студенты: «Что в первую очередь из огромного наследия родной культуры следует взять на ковчег нашего поколения?». На это я отвечаю: «Обратите внимание, что актуализировали для себя китайцы: художников-передвижников, классических композиторов, советскую литературу. Посмотрите, с каким благоговением, детской робостью перед неведомым, с ощущением тайны они посещают наши православные святыни. Китайцы не разучились быть чуткими к душеспасительному».
В тех же «Метаморфозах» Ван Мэн пишет: «Обрести мудрость трудно, так же трудно обрести глупость. Но ещё труднее превратить мудрость в глупость». Пойти по чужому пути — глупость. Обрести самих себя — мудрость. Одолеть своим и созидательным чужеродное и разрушительное — вот в чём залог воплощения и русской, и китайской мечты.
Мечта — возможность цивилизационного диалога. Можно долго смотреть на другого и возненавидеть его. Можно долго смотреть на другого и возненавидеть себя. А можно, глядя на другого, глубже постичь и полюбить родное. Таким обещает быть диалог России и Китая, для которого нам и нужен единый образ мечтателя.
