
На всех, кто сегодня занимается мировоззренческими вопросами, лежит огромная ответственность за выживание нашего народа. Цена ошибки слишком велика.
В России нет официального документа, содержащего что-то похожее на целостное мировоззрение. Есть Конституция; есть послания президента и другие его выступления; есть множество отдельных документов стратегического планирования и т. п. актов. Ни один из них не носит «мировоззренческого» характера. Тем не менее, рассматривая эту иерархию текстов в её постоянном развитии, мы можем выявить фундаментальные предпосылки, на которых она основывается — то есть некий комплекс базовых представлений об окружающем мире и о нашем в нём бытии. Многие авторы уже пытались описать эти представления в виде целостной системы взглядов[1]; однако официальное, «каноническое» изложение такого мировоззрения пока отсутствует.
Отсюда возникает проблема координации. Государственную политику в разных сферах определяют отраслевые, часто противоречащие друг другу документы, которые далеко не всегда соответствуют общему идейно-политическому курсу. В том числе и потому, что основы этого курса нигде толком не сформулированы.
На Западе государство часто представляется в образе Левиафана, грозного библейского чудовища. Российское государство уместнее будет сравнить со сказочным Змеем Горынычем — но таким, у которого головы мало общаются и не особо дружат между собой. Данная проблема особенно актуальна для сферы воспитания — то есть для проведения единой государственной культурной, образовательной и информационной политики. Отсутствие межведомственной координации даже на уровне руководящих документов является одной из причин того, что в настоящее время эта политика никак не может считаться единой и эффективной.
Издаваемые время от времени «установочные» указы президента[2] также не решают проблему, так как описывают преимущественно цели и задачи, не касаясь базовых, мировоззренческих представлений. Но ведь и определение целей развития, и способы их достижения — всё это зависит прежде всего от ценностных оснований нашей деятельности.
Органом, способным обеспечить межведомственную координацию, сегодня является администрация президента Российской Федерации. Традиционно её работа ведётся без лишней публичности. Проблема формулировки мировоззренческих основ остаётся, но чтобы приступить к её решению — необходимо, во-первых, эту проблему осознавать, а во-вторых, нужно обладать соответствующими компетенциями.
По факту на уровне администрации президента эти два условия совпадают крайне редко. Собственно, на нашей памяти такое случалось дважды. В 2007 году была опубликована работа Владислава Юрьевича Суркова, тогдашнего заместителя руководителя администрации президента, озаглавленная «Основные тенденции и перспективы развития современной России»[3]. А весной 2025 года в 7-м номере журнала «Блокнот гражданского просвещения» вышла статья Александра Дмитриевича Харичева, начальника Управления по вопросам мониторинга и анализа социальных процессов, под названием «Цивилизация «Россия»»[4]. Оба текста безусловно обладают идеологической значимостью; их сравнительный анализ даёт богатейший материал для понимания тех идей, которыми руководствуется второй по значению (после президента) орган власти в стране.
***
Первый и главный вопрос: кто мы?
Ответ Суркова: российская цивилизация является частью европейской цивилизации. При этом под словом «цивилизация» имеется в виду отнюдь не культурно-историческая общность, качественно отличающаяся от других социальных организмов. По Суркову, цивилизация — это «ступень общественного развития материальной и духовной культуры, связанная с разделением труда, рационализацией производства, потребления и распределения, формированием гражданского общества; совокупность материальных и духовных ценностей, выражающая определенный уровень исторического развития данного общества и человека». Данное толкование характерно для западной науки (как либеральной, так и марксистской), когда для человечества указывается единственный, общий для всех народов путь прогресса от «варварства» к «цивилизации». Причём образцом такого прогресса оказывается, разумеется, Запад. На который по факту и призывал ориентироваться Сурков.
В статье Харичева российская идентичность характеризуется принципиально иначе:
«Россия всегда существовала как особая цивилизация, отличная от западных и восточных стран. Эта «особость» не означает, что она лучше или хуже других — российская цивилизация прошла свой собственный исторический путь и имеет уникальные черты.
Россия — это государство-цивилизация. В её сущности органично сочетаются политические и социокультурные начала: с одной стороны, её социально-политическое устройство определяет цивилизационный код, а с другой — самобытность цивилизации выражается в особой традиции государственности.»
Представление о самобытной российской цивилизации восходит ещё к трудам Н. Я. Данилевского[5]. Слово «цивилизация» по отношению к России присутствовало уже в самом первом послании В. В. Путина Федеральному Собранию[6]; характеристика «уникальная цивилизация» — в его статье 2012 года[7], а выражение «государство-цивилизация» — в послании 2012 года[8].
С точки зрения ценностно-цивилизационного подхода, специфика каждой цивилизации определяется присущими ей духовно-нравственными ценностями. О ценностях писал и Сурков:
«Развитие европейской цивилизации, частью которой является цивилизация российская, показывает, что люди на протяжении всех наблюдаемых эпох стремились, прежде всего, к материальному благополучию, а кроме того, пытались добиться такого устройства собственной жизни, в котором они могли бы быть свободными, и чтобы мир по отношению к ним был справедлив. Именно материальный успех, свобода и справедливость составляют основные ценности, которые мы с вами разделяем.»
Тезис о приоритете личного материального благосостояния над любыми другими устремлениями — это суть западнической потребительской идеологии. Именно на ней основывалась статья Суркова. Такой подход противоречит всей совокупности знаний о русском народе и о российской цивилизации, накопленных за последние двести лет.
В противоположность Суркову, у Харичева ясно указывается: «Для нас духовные ценности важнее материальных благ…» Именно на эту черту русской ментальности указывают практически все её исследователи. Приоритет духовного над материальным включён в перечень традиционных российских духовно-нравственных ценностей, изложенный в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации[9].
Весьма ценно, что при этом в статье Харичева содержательно раскрывается понятие «цивилизационный код»:
«Сохранение и развитие цивилизации опирается на уникальный цивилизационный код — это своего рода свод неписаных, но очень важных принципов, которые прошли испытание многовековой историей нашей Родины. Он включает в себя духовно-нравственные ценности, культурные традиции и исторический опыт.»
И далее: «В центре нашего цивилизационного кода лежат ключевые принципы, которые формируют основу жизни российской цивилизации, а вокруг неё выстраивается система ценностей. Именно она поддерживает нашу идентичность на протяжении всего исторического развития. Эти ценности устойчивы и не поддаются влиянию извне, они помогают нам передавать от поколения к поколению наш социальный опыт и культурные традиции — делают нас теми, кто мы есть.»
Представляется, что определение перечня заявленных «ключевых принципов» и их соотношения с ценностями требует дальнейшей разработки. Вместе с тем саму попытку представить такую понятийную структуру можно только приветствовать.
Завершая сопоставление текстов Суркова и Харичева, отметим, что среди «основных угроз суверенности нашей нации» у Суркова на первое место ставился «международный терроризм». (Прямо по американским методичкам 2000-х годов.) Напоминания об угрозе со стороны Запада были объявлены «дешёвым тезисом», который «муссировали» некие зловещие «изоляционисты». Что касается «угрозы прямого военного столкновения», то она, по мнению Суркова, являлась «пока очень гипотетической». А ведь это писалось, когда на Украине уже вовсю насаждалась искусственная антироссийская идентичность… Как смешно и одновременно горько читать эти оценки тогдашнего главного идеолога сейчас, на четвёртый год войны с Украиной.
Но ради чего мы воюем, за что боремся? Дело не только в нашем благосостоянии и природных ресурсах. Мы защищаем прежде всего наш образ жизни и наши ценности, от которых зависит будущее России и наших потомков. А значит, совершенно прав Харичев, указывая: «Главная опасность, способная разрушить страну изнутри, — это ценностный разлад, когда общество утрачивает единые духовно-нравственные ориентиры. Западные государства активно пытаются насадить трансгуманистические и постгуманистические идеологии, противоречащие традиционному укладу нашей жизни и самому цивилизационному коду России. Под видом «свободы» и «прогресса» нам навязывают отказ от суверенитета и собственного «Я».»
Совершенно обоснованно в статье Харичева вводится понятие «ценностный суверенитет» — и хотелось бы рассчитывать, что в скором будущем оно войдёт в официальные документы. Когда-то о «гуманитарном суверенитете» говорилось на Всемирном Русском Народном Соборе[10]; к обретению «духовного суверенитета» призывал патриарх Кирилл[11]; о «культурном суверенитете» писал С.Ф. Черняховский[12]. Представляется, что сегодня выражение «ценностный суверенитет» наиболее полно отражает ту степень духовной свободы и независимости от внешних влияний, которую мы обрели и должны сохранить.
Начиная с 2000-х годов, внутри российской элиты происходило противоборство двух мировоззрений, двух подходов — западнического и ценностно-цивилизационного. Ценностно-цивилизационный подход победил. Сегодня можно поздравить всех тех, кто на протяжении многих лет продвигал тезис об уникальной и самобытной российской цивилизации, пусть даже и вопреки официальной точке зрения. Николай Яковлевич Данилевский был бы рад.
***
Публикуя статью о столь высоких материях, как Россия и её цивилизационная идентичность, любой автор вправе рассчитывать на конструктивную критику. Тем более, если авторство принадлежит представителю высшего слоя государственной элиты.
Суркову было проще: его неформальный статус как «главного идеолога» определялся лишь желанием быть таковым и занимаемой должностью. Попросту говоря, в какой-то момент он оказался единственным, кто счёл нужным изложить некие «смыслы» и имел возможность это сделать. С тех пор структура власти усложнилась, а процесс разработки смыслов был в известной степени формализован законом о стратегическом планировании[13]. Сегодня идеологу приходится учитывать наличие во власти нескольких центров выработки стратегических решений — и заботиться о том, чтобы все участники процесса как минимум одинаково понимали смысл используемых терминов. А с этим традиционно возникают трудности.
Одним из ключевых игроков на данном поле является Совет Безопасности Российской Федерации — хотя бы потому, что он курирует разработку документов стратегического планирования и, соответственно, должен при этом исходить из определённых мировоззренческих предпосылок. Поэтому дальнейшее изложение будет посвящено разбору тех несоответствий, которые обнаруживаются между статьёй Харичева, с одной стороны, и актуальными документами стратегического планирования, с другой стороны.
Значение системы ценностей.
В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации указывается: «Российские духовно-нравственные идеалы и культурно-исторические ценности, талант народа лежат в основе государственности и являются фундаментом для дальнейшего развития страны.»[14]«Традиционные российские духовно-нравственные ценности объединяют нашу многонациональную и многоконфессиональную страну.»[15]
С точки зрения ценностно-цивилизационного подхода, именно общее ценностное ядро является залогом единства многонационального государства-цивилизации. Независимо от языка и этнокультурной специфики, от расовой, национальной и конфессиональной принадлежности — все мы разделяем общие духовные ценности и тем самым обретаем свою российскую цивилизационную идентичность.
В статье Харичева внезапно обнаруживается принципиально иной подход: «Россия — это страна малых групп, «семья семей», где многообразие народов и культур объединяется общей территорией, языком и историей. В этом уникальность нашей цивилизации.» Но в таком тезисе нет ничего уникального. По сути, это популярная на Западе концепция создания так называемой «гражданской нации» из представителей разных народов, объединённых только гражданством и знанием государственного языка. Вот как во Франции, где арабов и негров пытаются убедить, что они тоже французы, раз обладают французскими паспортами и худо-бедно говорят на местном языке.
Такая концепция представляется особенно неприемлемой, учитывая существующие в России проблемы с мигрантами. Нет, представители некоренных народов, не разделяющие наши традиционные ценности, не желающие следовать нашему образу жизни и нашим обычаям — никак не могут считаться частью российской цивилизации и претендовать на равные с коренными россиянами права. Даже если проживают в данный момент в России и знают русский язык. Странно в этой связи читать, что конфликты между мигрантами и местным населением якобы «искусственно разогреваются». Ведь у таких конфликтов есть абсолютно объективная причина: это отказ мигрантов соблюдать наши правила общежития.
Пренебрежение общими духовными ценностями прямо противоречит всему, что написано у Харичева про наш цивилизационный код, основанный именно на ценностях. Да и ниже в тексте статьи читаем: «Когда граждане чувствуют себя частью большой команды и понимают, что у нас есть нечто большее, чем общий паспорт и территория, никакие внешние или внутренние угрозы не смогут разобрать страну на части.» Это действительно так, и здесь «нечто большее» — как раз и есть общие для россиян духовно-нравственные ценности.
Культура как инструмент передачи ценностей.
В статье Харичева неоднократно заявляется о ценности «национально-культурного многообразия». Но что такое культура?
В Основах государственной культурной политики дано определение: культура — это «совокупность формальных и неформальных институтов, явлений и факторов, влияющих на сохранение, производство, трансляцию и распространение духовных ценностей (этических, эстетических, интеллектуальных, гражданских и т. д.)»[16]. Здесь заложено понимание культуры как важнейшего для общества механизма передачи накопленного опыта от поколения к поколению. Наши ценности как бы закодированы в материальном и нематериальном культурном наследии; приобщаясь к культуре, мы воспринимаем эти ценности и формируем нашу культурно-цивилизационную идентичность.
Общность ценностей не означает нивелирования национальных различий. Здесь уместна аналогия с матрёшкой: все коренные народы России сохраняют свою этнокультурную идентичность и присущие им ценности, однако единство России обусловлено наличием общего для всех народов ценностного ядра. Я русский — но я одновременно и россиянин. Поэтому мы можем говорить как о единой российской культуре (постольку, поскольку в ней заложены общие для россиян традиционные ценности) — так и о культурах отдельных народов с присущей им этнической самобытностью.
Изложение данной концепции сопряжено с известными трудностями именно потому, что слово «культура» таким образом используется в разных значениях. Поэтому во избежание недоразумений правильно было бы воздерживаться от употребления выражений, допускающих двоякое толкование. Например, слова «культурное многообразие» могут восприниматься как указание на то, что народы России придерживаются принципиально разных систем ценностей. Что крайне нежелательно, учитывая роль традиционных российских духовно-нравственных ценностей для сохранения единства многонациональной страны.
Таким образом, говоря о «культурном многообразии», необходимо давать достаточно пространное пояснение о наличии общих для всех россиян ценностей и единой российской культуры, в рамках которой сохраняется этнокультурное наследие всех народов нашей страны — либо лучше не упоминать про это многообразие вообще. И тем более не представлять «культурное многообразие» как самостоятельную ценность. Уж коли на то пошло, то ценностью в данном случае является не многообразие как самоцель, а умение русского и других народов России уживаться друг с другом, невзирая на все этнокультурные (но не ценностные) отличия.
Перечень традиционных ценностей.
В Стратегии национальной безопасности указывается: «К традиционным российским духовно-нравственным ценностям относятся, прежде всего, жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России.»[17]
Данный перечень не совпадает с теми ценностями российской цивилизации, которые выделяет Харичев. В статье в специальной таблице перечисляются:
— вера, служение, человеколюбие, жертвенность (героизм);
— правда, честность, справедливость, совесть;
— Родина, суверенность, единоначалие, мессианство;
— семья, командность, семейность, многонациональность;
— воля, созидание, стойкость, мобилизационность.
Помимо того, в тексте статьи упоминаются также ценности духовности, независимого развития, патриотизма, уважения к истории, преемственности поколений, сплочённости.
Весь этот набор хороших слов производит впечатление какой-то случайной выборки. Соответствующая методология в статье не приводится. Впрочем, методика отбора традиционных ценностей, перечисленных в Стратегии национальной безопасности, нам тоже неизвестна. Во всяком случае, к обоим перечням ценностей — в статье Харичева и в Стратегии — могут быть предъявлены следующие претензии:
— неясность смыслового содержания ряда терминов (таких, как «гуманизм», «коллективизм», «мессианство», «семейность», «мобилизационность» и т. д.);
— смешение ценностей, определяющих самобытность российской цивилизации, с ценностями, имеющими общечеловеческое значение.
На самом деле с точки зрения практической политики главное — признание того, что российская цивилизация существует, и что её специфику определяет некий набор традиционных духовно-нравственных ценностей. О содержании этого набора можно продолжать спорить. Неплохо, если при этом участники спора будут в курсе научных знаний о специфике российской цивилизации и русского национального характера, накопленных за последние двести лет.
Так или иначе, в данном случае необходимо добиться единомыслия хотя бы в официальных документах. При наличии нескольких конкурирующих списков «традиционных ценностей» какое-либо воспитание окажется невозможным.
Согласно действующему законодательству, Стратегия национальной безопасности должна корректироваться каждые шесть лет[18]. Таким образом, её новая редакция должна выйти в 2027 году — и в рамках подготовки этого документа можно было бы заняться уточнением перечня традиционных российских духовно-нравственных ценностей.
Кроме набора ценностей, в статье Харичева представлен отдельный перечень из неких семи «качеств», которые должны стать «внутренними опорами человека будущего»: это патриотизм (отсутствующий в списке ценностей), «приверженность принципу «МЫ»», «стремление к созиданию», «опора на национально-культурное многообразие России», «сохранение и укрепление традиционных нравственных норм», «опора на семейные ценности» и «приверженность идее служения». Остаётся открытым вопрос о том, как эти «качества» соотносятся с ранее упоминавшимися «ключевыми принципами, которые формируют основу жизни российской цивилизации», а также с духовными ценностями, которые, по Харичеву, выстраиваются в систему вокруг этой «основы». И как всё это учитывать при организации процесса воспитания… Возможно, соображения удобства пользования всё же приведут к упрощению данной схемы.
Вера как ценность.
К числу ценностей, составляющих цивилизационный код России, в статье Харичева отнесена вера.
Конституция Российской Федерации определяет Россию как светское государство, в котором каждому гарантировано право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Любые формы ограничения прав граждан по признакам религиозной принадлежности не допускаются[19].
Если вера в бога оказывается одной из традиционных ценностей, то получается, что религия становится непременным атрибутом российской идентичности, а кто не верующий — тот не является полноценным россиянином. Однако в России проживает много неверующих граждан. Нет никаких оснований утверждать, что они хуже, чем верующие, в том числе и в нравственном отношении: исследования показывают, что корреляция между соблюдением морально-нравственных норм и религиозностью отсутствует.
Как сообщает ВЦИОМ, по состоянию на март 2024 года неверующими считали себя 13% опрошенных[20]. По данным «Левада-центра»[21], в апреле 2024 года неверующих вместе с атеистами было 17%[22]. Опрос, проведённый фондом «Общественное мнение» в мае 2024 года, показал долю неверующих, равную 21%[23]. По результатам опроса НИУ «Высшая школа экономики», также проведённого в 2024 году, доля неверующих в России составляет 31%[24].
Вера по определению не является ценностью для людей неверующих. Неверие в бога не есть вид веры — подобно тому, как безработица не является видом работы. Речь идёт о принципиально разных жизненных установках: с опорой на веру, принимаемую без доказательств, на основании субъективного убеждения в истинности догматов какой-нибудь религии, либо с опорой на научно обоснованные, подтверждённые опытом и проверяемые факты. В последнем случае человек руководствуется ценностью научного познания — о необходимости воспитания которой, кстати сказать, говорится практически во всех документах, регулирующих сферу образования. Следует полагать, что эта ценность имеет общечеловеческое значение.
С точки зрения верующего, духовно-нравственные ценности и нормы морали даны человеку свыше, через божественное откровение, и соблюдать их необходимо из страха посмертного наказания. С точки зрения человека неверующего, система ценностей и мораль формируются эволюционным путём по мере накопления опыта выживания и сосуществования людей в обществе. В том числе эти нормы отражаются и закрепляются в догматах различных религий, также возникающих в процессе исторического развития.
При всём уважении к обеим позициям — любые официальные документы и концепции должны быть приемлемы как для верующих, так и для неверующих граждан. В противном случае они будут способствовать расколу общества, а не укреплению его единства.
В обоих случаях, как у верующих, так и у неверующих, мы имеем духовные ценности как нравственные ориентиры, имеющие приоритет над первичными материальными потребностями. Духовность не тождественна религиозности, это более широкое понятие. Не случайно в Основах государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей говорится о том, что эти ценности являются общими для верующих и неверующих граждан[25].
По этой причине в перечень традиционных ценностей, определённый в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, был включён приоритет духовного над материальным. Эта ценность отражает как роль веры в бога и его заповеди для верующих граждан (любых вероисповеданий), так и роль светской морали и научно обоснованных представлений о смысле жизни человека и человечества — для неверующих.
В статье Харичева содержится указание о том, что «духовные ценности важнее материальных благ». Однако среди перечисленных там ценностей приоритет духовного над материальным отсутствует — несмотря на то, что именно эту черту русского национального характера особо отмечают многие учёные, изучавшие данный предмет.
Ценность коллективизма.
В оба перечня ценностей, у Харичева и в Стратегии национальной безопасности, входит коллективизм. Данное понятие требует уточнения.
Дело в том, что в слове «коллективизм» можно выделить три различных смысловых аспекта. Коллективизм как взаимопомощь, сотрудничество, взаимовыручка. Коллективизм как способность к самоорганизации. И, наконец, коллективизм как стремление к непременно совместному труду.
По мнению исследователей, взаимопомощь и взаимовыручка являются характерными чертами русского национального характера. Что касается способности к самоорганизации, то это, скажем так, не самая сильная наша сторона (в том числе в силу значимой роли государства и обусловленного ей патернализма). А вот утверждения о том, что русские и другие россияне непременно стремятся работать на коллектив — не соответствуют ни исторической правде, ни современным реалиям.
Харичев пишет, что «…в России сложился особый способ существования, отличный от индивидуального западного — коллективный тип бытия и МЫ-мировоззрение. Исторически это выражалось во многовековой традиции жизни крестьянской общины и советских трудовых коллективов, философски — в идее «соборности», духовном единении людей в церковной и мирской жизни.»
Если говорить про крестьянскую поземельную общину, то следует указать, что она насаждалась в XVII-XVIII веках для удобства привлечения крестьян к работе на барщине, для уплаты оброка и налогов. Как показывают историки, до этого периода крестьяне на Руси вели единоличное хозяйство, не будучи обременёнными круговой порукой[26]. Община окончательно укоренилась лишь к концу XVIII века, но и тогда её значение состояло никак не в коллективной обработке земли, а в том, что это была низовая единица общественной организации, решавшая определённые вопросы.
Тезис во славу «советских трудовых коллективов» неловко даже критиковать… Потому что приходится напоминать общеизвестные факты: о массовом народном сопротивлении коллективизации; о крайне низкой эффективности социалистического хозяйствования; о неспособности советских колхозов обеспечить страну продовольствием.
Всего один пример из советской прессы: приусадебные участки, занимавшие в 1975 г. 1,6% всей пахотной земли в стране, давали 59% урожаев картофеля, 34% овощей, 39% яиц. На приусадебных участках содержались 33% всех коров[27]. В принципе этого достаточно, чтобы сопоставить уровень трудового энтузиазма при коллективном и частном труде.
Конечно, нам всем хотелось бы примирить «белых» и «красных». Но ради этого вряд ли стоит прибегать к мифам об изначальной склонности русского человека к колхозному рабству. И ссылаться на опыт советского строя, рухнувшего как по причине экономической неэффективности, так и в силу противоестественности его устройства для нормального человека.
Отметим здесь ещё одну странность. Рассуждая о «коллективизме», Харичев пишет: «Когда речь идёт о том, что важнее — личные интересы или коллективные, мы выбираем командность, семейность и многонациональность». Оставляя в стороне «командность» и «семейность» (не самые удачные термины для отражения сути вопроса) — при чём тут многонациональность? Данная категория вообще не имеет отношения к теме коллективизма, она о другом.
Весьма ценно, что в статье Харичева говорится о соборности, понимаемой как свободное духовное единение людей. Действительно, «соборность» куда лучше отражает специфику нашего национального характера, чем «коллективизм». Хотя, возможно, ещё точнее было бы использовать здесь понятие «солидарность», содержащее в себе как отсылку к соборности, так и указание на привычку к взаимопомощи и взаимовыручке.
Ценность мессианства.
Прежде чем использовать какой-либо термин в публичном дискурсе, полезно осведомиться о его значении. В словаре читаем: мессианизм (мессианство) — это: «1. Учение о будущем спасении человечества, национальной или религиозной группы, которое осуществляется мессией. 2. Историко-социологическая концепция, приписывающая какой-либо личности, народу, социальной организации роль мессии в историческом процессе. 3. Вера в пришествие Божьего посланца (мессии), призванного установить справедливый и угодный Богу порядок.»[28]
Включение в список ценностей мессианства (в любом из значений этого слова) вызывает определённые сомнения. Безусловно, важная роль в формировании наших ценностей принадлежит православию, а оно, как и любая религия, настаивает на истинности своих, и только своих догматов. Но, во-первых, распространение русской цивилизации (и вместе с ней православия) происходило при минимуме насильственности. В России никогда не было «мессианства» в духе исламского джихада или католических крестовых походов. Наши предки не навязывали свои ценности, но личным примером и демонстрацией мощи государства показывали все выгоды, которые проистекают от приобщения к русской культуре. Такой подход не мешал считать себя и свою страну хранителями единственно истинной веры — однако такая убеждённость характерна и для любой иной цивилизации.
Мессианизм, понимаемый как назойливая пропаганда определённого мировоззрения, был свойствен скорее советскому периоду нашей истории. Но сегодня мы строим нашу внешнюю политику иначе, ставя во главу угла национальные интересы России, а не насаждение нашего образа жизни во всём мире.
Вообще говоря, с научной точки зрения, человечество существует в виде различных цивилизаций в силу того, что эти цивилизации развиваются в разных природно-климатических и историко-географических условиях. Наши ценности и наш образ жизни таковы, каковы они есть, поскольку в наилучшей степени способствовали сохранению и развитию русского и других народов там, где они исторически проживают.
Сейчас модно называть Россию «катехоном», или «удерживающим», имея в виду, что именно мы должны спасти планету от некоего мирового зла. По факту этим злом оказывается современная западная цивилизация, которая действительно противопоставила себя всему остальному человечеству. В то же время своя правда есть и у китайской, индийской, мусульманской цивилизаций. Да ведь и сам Харичев в начале статьи писал, что «особость» российской цивилизации «не означает, что она лучше или хуже других». Именно поэтому мы говорим о многополярном мире — и тут надо выбирать что-то одно: или многополярный мир, или «мессианизм».
***
Наиболее спорное высказывание в статье Харичева характеризует нашу способность к научному познанию и рациональному мышлению:
«Мы мыслим образами, ведь как известно, «умом Россию не понять». То мы строим Царствие небесное на Земле, то коммунизм, то Европу от Лиссабона до Владивостока.»
«Умом Россию не понять,» — полагал Ф. И. Тютчев в 1866 г., когда общественные науки действительно находились в зачаточном состоянии. Но с тех пор прошло более 150 лет, и за это время люди чему-то научились. В противном случае А.Д. Харичеву следовало бы не писать программную статью в прозе, а представлять измысленные им образы художественными средствами.
В том числе и образ нашего будущего. Приведённый абзац содержит отсылки к трём проектам будущего общества, которые представлены как примеры неверного целеполагания. «Царствие небесное на Земле», как известно, недостижимо: «Быв же спрошен фарисеями, когда придёт Царствие Божие, отвечал им: не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: «вот, оно здесь», или: «вот, там». Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть.»[29] С коммунизмом всё предельно ясно, по крайней мере, с 1991 года. Наконец, концепция «Европы от Лиссабона до Владивостока» была популярна среди сторонников «европейского пути» для России, отрицавших самобытность российской цивилизации.
Образ будущего по Харичеву — это «единая великая цель», состоящая в «сохранении и приумножении накопленного духовного и исторического богатства общей Родины». Звучит красиво. Но есть и другая идея: о том, что первым и главным национальным интересом является «сбережение народа России, развитие человеческого потенциала, повышение качества жизни и благосостояния граждан»[30]. Ему соответствует первая из актуальных сегодня национальных целей развития: «сохранение населения, укрепление здоровья и повышение благополучия людей, поддержка семьи»[31].
Высшая цель — это сбережение нашего народа как в количественном (демография), так и в качественном отношении (то есть сохранение наших духовных ценностей и нашего образа жизни). Ради её можно заняться и приумножением богатств Родины, как духовных и исторических, так и вполне себе материальных. Однако первично здесь сбережение народа, а не накопление чего бы то ни было непонятно для кого.
На всех, кто сегодня занимается мировоззренческими вопросами, лежит огромная ответственность за выживание нашего народа. Цена ошибки слишком велика; отсюда такое внимание к точности формулировок и взаимосвязи между понятиями.
На пути к познанию России нам ценны и работа Суркова, и статья Харичева. Ибо, как сказал однажды поэт Игорь Губерман: «Давно пора… умом Россию понимать…»
[1] См., например: Аристархов В. В. «Это четвёртая попытка сформулировать идеологию» — публикация в журнале «Изборский клуб», №3 за 2021 г., стр. 123.
[2] Такие, как указ от 7 мая 2024 года №309 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года».
[3] См. https://viperson.ru/wind.php?ID=272898&soch=1. См. также: Владимиров В. В. «Суверенная философия В. Ю. Суркова» — https://duel-gazeta.livejournal.com/143521.html и https://duel-gazeta.livejournal.com/143856.html.
[4] Электронный номер журнала можно скачать на сайте общества «Знание» — см. https://gos.znanierussia.ru/.
[5] Данилевский Н. Я. «Россия и Европа» (1869).
[6] «Сможем ли мы сохраниться как нация, как цивилизация, если наше благополучие вновь и вновь будет зависеть от выдачи международных кредитов и от благосклонности лидеров мировой экономики?» («Какую Россию мы строим». Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации 8 июля 2000 г.)
[7] «Стержень, скрепляющая ткань этой уникальной цивилизации — русский народ, русская культура.» (Путин В. В. «Россия: национальный вопрос» — публикация в «Независимой газете» 23 января 2012 г.)
[8] «Россия веками развивалась как многонациональное государство (изначально так было), государство-цивилизация, скреплённое русским народом, русским языком и русской культурой, которые для всех нас родные, которые нас объединяют и не дают раствориться в этом многообразном мире.» (Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации 12 декабря 2012 г.)
[9] Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, утверждённая Указом Президента Российской Федерации от 4 июля 2021 г. №400, пункт 91.
[10]Соборное слово XVI Всемирного Русского Народного Собора 1 октября 2012 г.
[11]Выступление Святейшего патриарха Московского и всея Руси Кирилла на XVII Всемирном Русском Народном Соборе 31 октября 2013 г.
[12]Черняховский С. Ф. «О перспективах развития государственной политики России в области культуры» — публикация в журнале «Изборский клуб», №5 за 2016 г.
[13]Федеральный закон от 28 июня 2014 г. №172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации».
[14]Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, утверждённая Указом Президента Российской Федерации от 4 июля 2021 г. №400, пункт 28.
[15]Там же, пункт 91.
[16]Основы государственной культурной политики, утверждённые Указом Президента Российской Федерации от 24 декабря 2014 г. №808, раздел III.
[17]Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, утверждённая Указом Президента Российской Федерации от 4 июля 2021 г. №400, пункт 91.
[18]Федеральный закон от 28 июня 2014 г. №172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», пункт 1 статьи 18.
[19]Конституция Российской Федерации, статьи 14, 19, 28.
[20]См. https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/velikii-post-2024.
[21]Автономная некоммерческая организация «Левада-Центр» внесена в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента.
[22]См. https://www.levada.ru/2024/04/27/prazdnovanie-pashi-i-religioznye-predpochteniya-rossiyan/.
[23]См. https://fom.ru/TSennosti/15011.
[24]См. https://www.kommersant.ru/doc/7326225.
[25]Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей, утверждённые Указом Президента Российской Федерации от 9 ноября 2022 г. №809, пункт 6.
[26]См., например Пушкарёв С. Г. «Происхождение крестьянской поземельно-передельной общины в России» (1939).
[27]См. Травинский В. «Письма с приусадебного участка» — публикация в «Литературной газете» 11 мая 1977 г, №19 (4617).
[28]«Социологический энциклопедический словарь», М., 1998, стр. 176.
[29]Лк. 17:20-21.
[30]Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, утверждённая Указом Президента Российской Федерации от 4 июля 2021 г. №400, пункт 25.
[31]Указ Президента Российской Федерации от 7 мая 2024 года №309 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года», пункт 1.