Роскомнадзор и сибирский дух свободы
Максим Шевченко
Бурная реакция Роскомнадзора, нервно закрывающего сайты и аккаунты, упомянувшие «Марш за федерализацию Сибири», актуализировала старый русский вопрос: «Как сделать так, чтобы вся страна престала быть безмолвным заложником аппетитов власти?».
Сепаратизм и отделение от РФ Сибири организаторы марша (что следует из их интервью и комментариев) не предполагали. Благодаря же Роскомнадзору, мы узнали, что некоторые регионы РФ вовсе не пребывают в блаженной радости только от того, что они просто регионы — с губернаторами, всем положенным набором начальников, разными местными и федеральными олигархами, силовиками и криминалом.
Им хочется чего-то человеческого и конкретного.
И Сибирь, как говорилось в перестройку, — «застрельщик» темы с широко обсуждаемой в ней концепцией «областничества».
Исторически областничество — разгромленное в конце ХIХ века царской властью движение сибирских студентов-народников, мечтавших о прекращении полуколониального статуса Сибири в Российской Империи и выступавшее за автономный ее статус в составе демократической свободной России.
Григорий Потанин, Николай Ядринцев, Серафим Шашков, Николай Наумов, Фёдор Усов высказывались в защиту местных народов, сочувствовали полякам и чаяли перемен.
В отличие от современных «профессиональных защитников русских», всяких там «спутников и погромов», Жириновского, да и Навального, пожалуй, они не строили заботу о развитии русского народа на воспитании ненависти к народам другим.
Все были учеными, этнографами.
Потанин ходил в экспедиции по внутренней Монголии аж до Тибета, знал языки казахский, монгольский и еще кучу всяких иных.
Ядринцев описывал памятники древнетюркской культуры Минусинской котловины, открыл, между прочим, Каракорум, столицу империи Чингизхана.
Шашков, Наумов оставили десятки работ по этнографии и социологии сибирского крестьянства.
Усов — сам казак, посвятил всю жизнь изучению уникальной жизни сибирского казачества.
Все отсидели немало на каторгах, отбыли в ссылках, но все к концу жизни стали признанными светочами этнографии Сибири.
Все являются гордостью России — и память таких людей впору бы хранить на государственном уровне.
В годы гражданской войны воспетый нынешней властью адмирал Колчак, сочувствовал «областничеству», ставшему основой сопротивления большевистской неоимпериализации.
Сегодня областничество формулирует свои принципы, в частности, в направленном в июле 2013 года представителями Общественной палаты Новосибирской области и учредителями общественного объединения «Сибирская национально-культурная автономия» Александром Бакаевым и Евгением Митрофановым открытом письме полпреду президента в Сибири Виктору Толоконскому.
В нем они попросили «инициировать на уровне высшего руководства страны процесс объединения сибирских регионов в макрорегион Сибирь с повышением налоговых, управленческих и законодательных полномочий субъектов Федерации».
В дискуссии участвуют также Дон, Кубань, Урал, Карелия, поморский Север, Нечерноземье, Северный Кавказ — да, пожалуй, практически вся страна.
В регионах ведется активная и плодотворная в интеллектуальном смысле дискуссия о судьбах страны и разных ее областей.
Ход дискуссии наглядно демонстрирует, что народ устал быть просто статистическим приложением к государству и рабочим материалом для грандиозных замыслов держателей его «контрольного пакета».
Благодаря запретительным усилиям все того же Роскомнадзора, выяснилось также, что особенно устал русский народ.
Не потому, что у граждан РФ русской национальности формальных конституционных и иных прав меньше, нежели у других граждан других национальностей.
Может даже, опять-таки формально, этих прав и посолиднее наберется пригоршня: язык русских — главный политический, технологический, юридический и культурный язык страны; название стране дали русские; большинство в системе госуправления на разных уровнях составляют номинальные русские и т.д.
Одно только плохо — именно русские воспринимались, начиная с Петра, и продолжают по традиции восприниматься государством как основной строительный и расходный материал великих свершений и проектов.
Чуть какой великий замысел — освоение Севера или железная дорога через тундру и тайгу на тыщи верст — сразу подразумевается, что русские должны сказать хором «ура» и пожертвовать собой.
Чуть война турку, немцу, японцу или шляхте — опять-таки никого, кроме русских и украинцев (но это в прошлом…) в серые шинельки не нарядишь миллионно, не пошлешь в какую-нибудь Галицию умирать за Босфор и Дарданеллы.
И несмотря на это самое невиданное в истории самопожертвование, русские (гибнувшие и вымиравшие десятками миллионов весь ХХ век) еще постоянно как бы должны государству за «свое историческое бытие».
Уже русско-японская и Первая мировая войны заставили русских усомниться в необходимости безропотно умирать «за Веру, Царя и Отечество». Кончилось это, известно чем…
К тому же выяснилось, что пока одни гнили в окопах, другие в тылу на военных подрядах и разных кредитах делали состояния.
Возник главный и не решенный до сих пор русский политический вопрос — эти состояния и есть Россия?
Обладатели состояний (пришедшие к власти в феврале 17-го) именно так искренне и полагали в 1916 и начале 17-го: национальный капитал и поставленная им бюрократия и есть Россия.
Остальные — просто подданные, в лучшем случае, граждане.
На протяжении следующего года народ, пусть и несколько кроваво, но все-таки внятно напомнил правящим элитам о том, что он тоже имеет отношение к бренду «Россия», и, что для него на столицах (сначала Петрограде, потом Москве) свет клином не сошелся.
Стихийно стали возникать региональные республики — донские, поволжские, криворожско-донецкие, гуляй-польские, архангельские, уральские, сибирские, дальневосточные и т.д.
И почти все они, несмотря на различие политических партий их возглавлявших (где эсеры, где меньшевики, где анархисты, где вообще без всяких партий — казачье самоуправление), были, по преимуществу, русскими.
Думаю, эти «областнические» форматы неслучайны.
Русские устали от государства, сливающегося в силу своих масштабов с небом и столь же огромного, далекого и безжалостного.
Им захотелось приблизить политику к формату человеческого — а что может быть более человеческое, нежели свой дом, свой край, своя область?
Большевики, естественно, все это воспринимали как опасные буржуазные и мелкобуржуазные пережитки, мешающие превращению территории бывшей Российской империи в единый огромный лагерь — сначала «мировой революции», а потом «социализма в отдельно взятой стране».
Жестокость, с которой «областничество» подавлялось в Сибири, до сих пор не забыта.
Все эти «концы императора тайги» и прочие любимые сюжеты романтиков-кинематографистов 70-х на деле были актами настоящего геноцида.
Очевидно Роскомнадзор руководствуется сегодня той же большевистской непримиримостью (либерально-бюрокртаической ее версии) по отношению все к тем же «пережиткам».
А потом Сибирь стала одним огромным лагерем — стройкой, «дивной планетой».
А потом пришла война и сибирские полки спасли Москву (и полегли под ней).
А потом пришло «прощание с Матерой» — затопление не слишком-то и обширных, отвоеванных у тайги за столетия благодатных котловин.
Затопление очагов оригинальной русской сибирской цивилизации.
А потом недолгое процветание 70-х, просто время, когда ни на войну не гнали, ни в колхозы штыками не собирали.
А так жизнь, конечно, была тоже не сахар.
С 90-ми пришли распад, запустение и опустошение. Загнивание какое-то, медленное усыхание жизни.
Ловкие пришлые вертлявые и жестокие люди захватили все эти шахты, плотины, никелевые, алюминиевые, медные и прочие заводы — куда десятилетиями втрамбовывали народ.
Люди оказались на своей земле не то чтобы крепостными, а так, что еще хуже — ненужными и наемными батраками, выживающими за гроши.
И почему бы на этом фоне не порассуждать о том, что отношение к Сибири как к колонии, индустриальному и сырьевому придатку столицы, из которой вытягивается все, что можно и нельзя — чудовищно, унизительно и уничтожительно по отношению к сибирякам, ощущающим себя не пришлыми, а коренными?
Вопросы, которые ставит «областничество» — важнейшие для развития страны и русского народа, всех народов нашей страны.
Государство, развиваясь и богатея, никогда не обращало внимание на «людишек», — они, как известно, «к земле прилагаются».
Вместе с тем чиновники голоса сорвали и лысины протерли на разного рода совещаниях, рассуждая да размышляя о том, как сохранить население пустеющей Сибири, как его приумножить.
Люди отвечают «вертикали» — перестаньте безвозмездно вывозить из наших областей и земель наши ресурсы — нефть, газ, металлы, лес, рыбу, воду, воздух, саму жизнь!
Глядишь и людям будет на что жить, и населения прибавиться.
Но ведь это и есть самая страшная революция и криминал — покушение на право государства в России считать людей чем-то вроде полезного ископаемого, только одушевленного и опасного, склонного к размышлениям и смутам, прилагающегося к столь вожделенным нефти, газу, лесу, рыбе и прочим источникам удовольствий!
И вместо того, чтобы понять, что областничество и есть то самое реальное национальное самосознание, которым крепнет разумное государство, давая народу свободу самостоятельного, привязанного к земле, развития, — его начинают душить и запрещать.
И все-таки спасибо Роскомнадзору за то, что он заставил нас обо всем этом вспомнить и поразмышлять.
Чтобы мы без цензоров и жандармов делали — совсем, наверное, забылись бы летаргическим сном.
Эхо Москвы 6.08.2014
