Чем консервативнее человек на Западе, тем лучше он относится к России
Наталия Нарочницкая
Она, как никто другой, разбирается во внешнеполитических процессах. Нарочницкая стала автором десятка книг о России, ее роли в мире и взаимоотношениях с другими странами. В 2008 году по решению президента Путина Наталья Алексеевна возглавила Европейский Институт демократии и сотрудничества в Париже. Это одна из двух российских неправительственных организаций за рубежом, которые финансируются Российской Федерацией.
— Здесь в Вятке настоящая Россия! — сказала Нарочницкая, принимая премию из рук Никиты Белых. — Москва, как почти все современные столицы – это Вавилон, который неизбежно и катастрофически утрачивает черты национальной жизни. А такие города, как Киров, модернизируются, но модернизируются на основе традиций.
«Навигатору» было интересно узнать мнение Наталии Нарочницкой о ситуации и перспективах России в жестком противостоянии со странами Запада.
Как вы оцениваете место России в современном мире и наши перспективы?
– Мне кажется, что после всплеска нигилизма и всеядности в России можно ожидать подъема консервативных взглядов. Во всем мире идет постоянная борьба идей. Дилемма Россия – Европа обрела совершенно иное измерение. На Западе сейчас идет борьба христианской Европы с постмодернисткой Европой. Россия – естественный союзник христианской Европы.
Прошедшая недавно встреча папы и патриарха – это мощнейший удар по всем этим силам. Папа независим от мнения в прессе. Для папы совершенно не интересно, что сказала газета Le Monde. Эта встреча – косвенное заявление папы о лояльности к России и ее политике. Папе наша поддержка даже больше нужна, чем нам. Мы в своем ареале чувствуем себя даже более уверенно, чем Римская католическая церковь, которую просто забивают либеральная, либертаристская левая пресса.
На дипломатическом языке эта встреча фактически является не только поддержкой Московского патриархата в определенных спорах на Украине. Это косвенная поддержка российской политики на украинском направлении. Это очень серьезно. Но мировые элиты ко всему этому не готовы.
Какую задачу сейчас вы считаете первоочередной для российской внешней политики?
– Сейчас решающий момент. В этих условиях первостепенная задача России – выстоять. Если мы начали отстаивать свое место под солнцем как великая держава, если мы обозначили красные линии, дальше которых мы отступать не можем, то продолжение этой политики сейчас для нас важней, чем одобрение даже такой великой державы, как Соединенные Штаты.
Когда страна осмелилась себя вести так, как Россия, она должна какое-то время доказывать, что она способна выдержать давление, что она не отступит. После этого мир неизбежно смирится с этим фактом и отношения переходят на новый этап, новый уровень.
Отступать в такой ситуации ни в коем случае нельзя. От отхода мы ничего не получим. Мы будем платить так же дорого, как платим сейчас. Но если сейчас мы платим за обретение, то при отступлении нас заставят платить еще и за наши потери. Это совершенно неразумно. Это очень хорошо должны понимать военные.
Кстати, о военных. Как сирийская кампания сказалась на международной политике?
– Тем, что мы начали бомбить ИГИЛ (группировка, запрещенная в России) в Сирии, мы серьезно смешали все карты. Для нашей армии опыт сирийской кампании – это потрясающий опыт. Насколько я знаю из бесед с осведомленными людьми, мы там «утилизируем» старье и опробуем новые образцы.
Наверное, сейчас нашим дипломатам очень непросто работать?
– Я разговаривала с российским послом в одной из европейских стран. Спросила его, что, наверное, сейчас нашим дипломатам очень трудно работать. Он сказал, что наоборот, сейчас гораздо легче. Не так часто в истории официально декларируемая позиция и собственные убеждения практически совпадают. Такие позиции очень легко отстаивать.
А в Европе сейчас наоборот. Они говорят, что нужно бороться с ИГИЛ, но не могут дать победить России, не могут позволить победить и курдам, ведь это противники Турции. Вот такая эквилибристика – действительно сложно.
Тем не менее, отношение к России на Западе сейчас негативное.
– Европейская пресса сейчас не отражает общественного мнения европейцев. Взять газету Figaro (это, кстати, не самая русофобская газета) и посмотреть комментарии. Читаешь и думаешь: «Не может быть! Наверное, это какие-то наши органы так работают?». Там процентов 80 выступают против позиции газеты.
Социологи объясняют это тем, что большинство читателей, особенно консерваторы, сейчас глубоко разочарованы Брюсселем, как выразителем европейской традиции. Они считают, что только Россия и наш президент понимают значимость истории и преемственности традиции. Это основа для уважения и попыток поиска защиты у нас.
Летом мы ехали по Франции на машине. Остановились на ночь где-то под Перпиньяном, это юг Франции, даже не в отеле, а в поместье, где сдаются несколько комнат. На утро вышла хозяйка, уже пожилая элегантная дама. Узнав, что мы русские, она первое, что сказала: «Как нам стыдно за «Мистраль»! Какой позор!» Никто ее не тянул за язык.
Один мой знакомый, состоятельный европеец, крупный бизнесмен сам принял участие в марше «Бессмертного полка» в Москве. После он делился со мной эмоциями: «То, что мы видели сегодня, нельзя увидеть ни в одной европейской стране. Европа, по сравнению с вами, умерла. У нас нет такого единения. Чтобы с Россией ни происходило сейчас, она будет жить. А наша поганая пресса по-прежнему будет писать о порванной в клочья России».
Видимо задача Европейского института демократии, которым вы руководите, как раз и заключается в изменении отношения к нашей стране в Европе?
– Вокруг нашего кружка сейчас группируются европейские консерваторы. Чем консервативней взгляды, тем лучше человек относится к России. Дело в том, что они хотят сохранить свой национальный дух. Они не хотят, чтобы Европа растворилась. Они говорят, что Европа – это Моцарт, Шиллер, Флобер, а не нынешний Брюссель, который нивелирует все. И там таких людей немало. Но все командные высоты в идеологии, в прессе пока заняты нашими противниками. Мы живем в информационном обществе, и роль манипулирования сознанием очень высока. Поэтому, как у нас в советское время, за этой сферой следят очень бдительно.
А что конкретно могут предложить наши противники, и как России вести себя в этих условиях?
У них до сих пор нет собственной повестки. Они не понимают, что делать. Все наши дипломаты говорят, что их западные партнеры все время затягивают решение вопросов.
Усиление конфронтации с Западом нам, конечно, не нужно. Они хотят, чтобы мы не выдержали, чтобы у нас не хватило сил, чтобы мы выдохлись. Но отступать сейчас нам ни в коем случае нельзя.