Крым с его белыми камнями, виноградниками, лазурным морем, с его великими могилами и древними дворцами, с его русской грандиозной мощью и таинственной татарской красотой, с его Херсонесом, с его богооткровенными стихами и возвышенными мелодиями, Крым — это воплощение русской мечты в её самом высоком и прекрасном полёте.
Я в Крыму, у Крымского моста, что, как выстрел, пролетел от Керчи к Тамани, оставив в прозрачном морском воздухе туманную траекторию. Мчатся по автомобильному мосту тяжеловесные фуры, лёгкие автомобильные потоки. Уже проходят под белоснежными арками моста морские сухогрузы и самоходные баржи. А рядом возводится железнодорожный мост, такой же мощный, упрямый и одновременно воздушный, как летательный аппарат. Стою на мосту, и под моими ногами — синяя вода Керченского пролива. По ней, взбивая винтами воду, медленно плывёт сухогруз. А здесь, наверху, грохочут бетономешалки, пышут огнями автогенные аппараты, могучие краны переносят с места на место тяжеловесные плиты.
Инженер Александр Викторович Байтуш, «мостовик» до мозга костей, возводивший великолепный мост на Дальнем Востоке к острову Русский, рассказывает мне о тысячах хитроумных изобретений, удивительных инженерных решений, драгоценных трудовых навыков, которые легли в основание моста. Перелетев Керченский пролив, он вливается в Крым, продолжаясь на суше скоростной шоссейной дорогой, бесконечными лепестками развязок, громадной трассой «Таврида», которая ложится многополосной лентой среди виноградников, храмов и мечетей. У этого моста есть свои инженеры-конструкторы, есть свои изобретатели, архитекторы, есть свои изысканные художники. Ибо он одновременно и мост, и скульптура, и памятник, ибо он — воплощение русской мечты. Он соединяет между собой ещё недавно разорванные русские пространства, соединяет ещё недавно рассечённый русский народ, соединяет распавшееся русское время. Он соединяет Херсонес со святынями Ярославля и Пскова, Владимира и Вологды. Соединяет Херсонесский храм, в котором крестился князь Владимир, с Московским храмом Василия Блаженного, что является каменным образом небесного рая.
Когда любуешься мостом издалека, всей его необъятной длиной, белыми парящими арками, ты чувствуешь, что этот мост создан блестящим замыслом строителей и стратегов. Но помимо этого ты чувствуешь, догадываешься, что мост создавался не только людскими руками и замыслами — здесь присутствует нечто возвышенное, небесное, нерукотворное. Белые арки подобны крыльям ангела, который поддерживает этот мост, и тот парит в невесомости. Быть может, этот мост опустился с неба, он дарован нам, земным людям, самим Творцом. Быть может, это Млечный Путь спустился с небес и стал Крымский мостом.
Из материковой России в Крым движутся продукты, товары, машины, хитроумные механизмы, амуниция для армии, детали для кораблей. Движутся туристы, рабочие, военные. А в другую сторону, от Крыма к России, идут незримые драгоценные потоки духовной красоты, мистической силы, которые тысячу лет назад, взлетев с камней Херсонеса, создали первое государство Российское, а потом во всю тысячелетнюю русскую историю окормляли нашу великую Русь.
Крымский мост — мост русской мечты, выразитель современного Большого стиля, символ нашей эпохи, как космодром Восточный, как Гергиев, играющий на развалинах сирийской Пальмиры, «Бессмертный полк», идущий в свой пасхальный поход от океана к океану.
Керченские каменоломни — грандиозный монумент среди горючих холмов. Кажется, что из центра Земли рвётся наружу, к солнцу, порыв воли, ненависти, страсти, молитвы, атакующей ярости, последнего перед смертью зова к любимым и близким. Здесь, под Керчью, превосходящими силами фашистов, их массированными танками и воздушными ударами был разгромлен непрочный Крымский фронт советских войск. Уцелевшие воины, отступая, не имея танков, артиллерии и авиации, дошли до каменоломен и, не желая сдаваться, ушли под землю. Там разрозненные остатки полков и дивизий, малочисленные батальоны и роты сложились в новый — подземный — фронт, забаррикадировали вход в каменоломни, ощетинились стрелковым оружием, уничтожали рвущихся в них фашистов. Понеся потери, фашисты завалили вход в каменоломни глыбами и пустили под землю газ. Советские воины, погибая от удушья, умирая в газовом облаке, продолжали сопротивление и не сдавались. Тогда немцы стали сбрасывать на кровлю каменоломен гигантские авиационные бомбы. Взрывная волна сотрясала каменные горы, и в пещерах от кровли отваливались огромные глыбы, расплющивая оборонявшихся воинов. Но сопротивление продолжалось. Воины погибали от жажды, долбили каменные горы, выцеживая из каменных толщ драгоценную воду, рыли подкопы к отдалённым колодцам. Ужасен был голод. Отряды смельчаков тайком выбирались на поверхность и на окрестных полях собирали корешки, уцелевшие клубни, уносили их вглубь земли. И при этом бойцы совершали военные вылазки, нападали на немцев, громили их посты. Умирая от газа, удушья, жажды и голода, продолжали сражаться. Это был беспримерный подвиг. Ещё одна Брестская крепость, сражавшаяся в глубоком тылу врага. Русская мечта, окровавленная, отравленная газом, побитая каменьями, изнывая от жажды и голода, рвалась вперёд, к далёкой Победе, которую своим подвигом приближали защитники керченских каменоломен.
Когда сегодняшние либералы, язвительные и циничные, насмешливо называют русское сознание, русское представление о земле и небе, о жизни и смерти, о Родине и вере, «пещерным патриотизмом», я думаю о керченских каменоломнях, об этих пещерах, где русский патриотизм был подобен святому мученическому подвигу, который во все века оберегал нашу ненаглядную Родину.
В Бахчисарае я не мог оторваться от изысканной волшебной красоты Ханского дворца с его орнаментами, резьбой, воздушными арками, с бесчисленными переходами, тайниками, воздушными садами и гаремами. Крымско-татарский народ — коренной народ Крыма, неразрывно связанный с этими крымскими камнями, могильниками, вероисповеданиями, своей восточной культурой и памятью соединяющий сегодняшнее время с далёкими цивилизациями Востока, простиравшимися от сегодняшнего Крыма далеко на восток и на запад. Крымские татары — чудесный духовный, творческий, упрямый и многострадальный народ. Он живёт на перепутье дорог, по которым из века в века катились нашествия, двигались войска. И тектонические переломы истории проходили по этому Бахчисарайскому дворцу, по судьбам крымских татар. Пережившие гонения, депортацию, своей упрямой любовью, своей глубинной непреклонной волей, татары вновь оказались на своей родимой земле, вновь пускают в крымскую землю свой глубинный духовный корень. Строят дома, сажают сады, открывают университеты и школы. Татарская интеллигенция: профессора, художники, педагоги, — это рафинированные изысканные люди.
Знаменитый художник Мехти Исламов, утончённый ювелир, гравер, создающий из драгоценных металлов неповторимый узор, говорил мне, что своим магическим искусством он стремится управлять человеческими сердцами и самой историей, устраняя из этой истории зло, неправедность, исцеляя горькие исторические переломы. Красота, которую он создаёт своими искусными руками, должна уберечь его народ от напастей, умягчить сердца, окружить татарские очаги добром и благодатью.
Лингвист, профессор, общественный деятель Лемара Селендили радеет за сбережение родного языка, чтобы народ, которого судьба метала по огромным пространствам, не забыл свои сказания, свои стихи, неповторимые звуки родной речи, и теперь, вернувшись в Крым, ставя на старинных фундаментах новые дома, мог рассказать о своих переживаниях, горестях, о своих стремлениях к новой счастливой жизни, мог рассказать это всё на родном языке.
Ректор Крымского инженерно-педагогического университета Чингиз Якубов рассказывал, что с возвращением Крыма в Россию у крымских татар возникла надежда на справедливость, историческую правду, на то, что кончатся зловредные козни тех, кто стремится возбудить в татарах смуту, неверие, кто хочет поссорить крымских татар с другими народами России. Он хочет, чтобы крымские татары как можно скорей гармонично влились в общее устремление великой русской мечты, вошли в соцветие народов великой России.
Как важно мне было слушать их речи, стоя у знаменитого Бахчисарайского фонтана, воспетого Александром Сергеевичем Пушкиным:
Фонтан любви, фонтан живой!
Принёс я в дар тебе две розы.
Всемирность Пушкина, о которой говорил Достоевский, сказалась и здесь. Вода Бахчисарайского фонтана оросила две эти дивных розы. Одну — татарскую, а другую — русскую.
Кто из нас не знает Ливадии, знаменитой Ялтинской конференции, когда в Крыму, у синего моря, сошлись три великих современника: Черчилль, Рузвельт, Сталин! Ещё грохотала война, ещё советские дивизии, наступая на Берлин, теряли своих бойцов, а здесь, в Ливадии, создавались контуры послевоенного мира. И Иосиф Сталин тросточкой на крымском песке чертил контуры этого мира, а Черчилль и Рузвельт не перечили ему, а внимали. Прекрасен Ливадийский дворец, где протекала Ялтинская конференция. Прекрасны его залы, колонны, хрустальные люстры. Этот дворец помнил трёх императоров. И завершил своё великолепное благоустройство в царствование последнего царя, Николая II, который бывал здесь вместе со своей семьёй, с царицей, дочерями и наследником.
Пусть маловеры не слушают то, что им здесь расскажут некоторые экскурсоводы. А рассказы эти таинственны и кажутся неправдоподобными. Охранники и служители, которые ночью стерегут покой дворцовых залов, говорят, что иногда в этих ночных переходах они слышат детский смех, женские голоса, а в царском кабинете отчётливо звучит поскрипывание сапог и негромкое покашливание. Некоторые из служителей и экскурсоводов искренне считают, что царская семья и по сей день посещает этот излюбленный ими дворец. Что после страшного подвала Ипатьевского дома, где грохотали револьверы убийц, их души из того ада перенеслись в чудесные ливадийские аллеи к любимым цветникам и пляжам, где царевич на морском берегу играл перламутровыми ракушками.
Очень выразительна тяжеловесная скульптура, воспроизводящая знаменитую троицу: Черчилля, Рузвельта и Сталина, — восседавших в креслах под ливадийскими кронами. Стоя у этой скульптуры, я не рисковал коснуться рукой металлических изваяний, будто боялся их оживить.
Чудесная женщина, научный сотрудник Ливадийского дворца Ольга Радованская высказала предположение, что Сталин выбрал Крым для встречи неслучайно. Будучи стратегом, жёстким идеологом, политическим прагматиком, он тем не менее чувствовал таинственные силы истории, силы того, что именуется «местом силы». Крым, с его Малаховым курганом и Сапун-Горой, с его великими битвами и полководцами, с русской славой и волей помогал Сталину в его нелёгких переговорах с союзниками, которые всего через несколько месяцев превратились в соперников, а потом и во врагов. По завершении конференции Черчилль не сразу улетел домой, а отправился к Балаклаве, где когда-то, в пору Крымской войны, русской картечью была истреблена бригада британской кавалерии, уничтожен цвет английской аристократии, и среди павших офицеров был предок Черчилля — герцог Мальборо. Поклониться его могиле уехал английский премьер по завершении конференции. А Рузвельта Сталин из Симферополя в Севастополь отправил на царском поезде — в том самом вагоне, где царь Николай II отрекался от престола. И на Псковской станции Дно завершилась великая эра 300-летней романовской империи. Должно быть, Сталин хотел, чтобы Рузвельт ощутил грандиозность российской истории, стык двух великих эпох — романовской и сталинской эры. Пусть всё это — домыслы, но из домыслов рождается истина, мечта превращается в цель, а цель — в победу.
Приятно оказаться в Ялте. Сидеть на набережной, попивая лёгкое крымское вино, испытывая то сладостное чувство, которое итальянцы называют dolce far niente — «приятным ничегонеделанием». Перед тобой море, белоснежные круизные лайнеры, весёлая праздная, счастливая, влюблённая толпа. Пальмы, кипящие площади. И ты думаешь: как хороша эта Ялта! В ней есть помимо синего моря, зелёных гор, вкусных и нежных вин нечто необъяснимое. Есть что-то в ялтинском крымском воздухе — какие-то неслышные ароматы и дуновения, которые привлекали сюда русских писателей и художников. Этот ялтинский воздух чудесно кружил русскую голову, сообщал русскому творчеству особенную крымскую красоту. Свои лучшие рассказы Куприн писал в Крыму. Чехов здесь писал свои чудесные пьесы. Здесь жили Горький, Бунин. Максимилиан Волошин построил в Коктебеле свой прибрежный дом, и оттуда раздавались его громогласные стихи о России и революции, о мистике русской истории. Там же, в Коктебеле, всё советское время существовал писательский Дом творчества, куда съезжались все самые именитые писатели и поэты со всего Советского Союза. И в их произведениях, будь то военная проза, деревенская или городская проза, во всех этих книгах присутствовала таинственная крымская пряность.
Здесь же, в Крыму, работал великий Вернадский. Именно здесь, в Крыму, он создал своё учение о ноосфере, о том мире человеческих идей, представлений, художественных образов, инженерных решений и философских трудов, которые витают где-то рядом, здесь, над нами, воздействуют на Землю, как воздействуют на неё Солнце, звёзды или глубинные тектонические процессы. Должно быть, Крым с его Херсонесом, с его звёздами, с его благоухающими камнями и растениями способствовал появлению этого грандиозного русского учения. Крым древний, языческий. Крым православный. Крым греческий, татарский, русский. Увидев его, Пушкин воскликнул и описал свои первые переживания в стихотворении
Среди зелёных волн, лобзающих Тавриду,
на утренней заре я видел Нереиду…
Быть может, и Вернадский на утренней заре среди зелёных волн ощутил божественное дыхание ноосферы.
Крымские звёзды — особые, их много, они не закрыты облаками. Крымские ночи — чёрные, бархатные, с блистающими мириадами звёзд, на которые нацелены телескопы Крымской обсерватории. Чудесный парк на горной вершине, поближе к небу, и среди деревьев из земли, как фантастические грибы, вырастают купола, белеют корпуса обсерватории. Днём обитатели обсерватории спят, отдыхают, здесь безлюдно. Но к ночи астрономы, как ночные птицы, просыпаются, идут к своим телескопам, купола раскрываются, и в звёздное небо устремляются глаза телескопов.
Научный сотрудник Крымской астрофизической обсерватории Сергей Назаров поведал мне об удивительном братстве, обитающем среди этих научных корпусов и зеркальных окуляров. Они — астрофизики, математики, охотники за кометами, астероидами — всеми своими помыслами находятся там, среди звёзд. Они не слишком связаны с текущими земными проблемами, хитросплетениями политики и быстролётным земным временем. Там, куда устремлены их помыслы, другое время, иное исчисление лет и событий. Они устраивают ночные «засады», расставляют невидимые сети, и в эти сети попадают астероиды. И каждый открытый ими астероид, словно выхватывается из неба, проходит земную обработку, получает номер, название, вносится в мировой каталог и отпускается обратно, на орбиты.
Сам Сергей Назаров изучает двойные звёзды. Этот процесс не связан с откровением, с бурным воодушевлением, он каждодневный, требует усидчивости, терпения, упорства. Но однажды его постигла удивительная удача: он запустил свой телескоп и направил его к своим любимым звёздам в момент, когда на одной из них произошла моментальная вспышка: загорелась и тут же погасла. Но он своим телескопом успел её уловить. И теперь изучает природу этой загадочной, прежде никем не описанной, вспышки. Этот молодой астроном далёк от мистики, он рационален, он не склонен объяснять земную жизнь проекцией звёзд небесных; взлёты и угасания земных политиков, возникновения и падения государств, смуты, политические бури никак не связываются им с чёрными дырами Вселенной, красными карликами, сверхновыми звёздами и туманностями. Но я подозреваю, среди исчисления орбит и исследований спектров, у людей, всю жизнь созерцающих звёзды, возникает то, что Кант называл «нравственным законом внутри нас». Законом, который порождается божественной тайной, присутствием в мире благой и творящей воли, которая сотворила и звёзды, и земные цветы, и нас с вами. И у каждого из нас, если долго смотреть на звёзды и думать о прекрасном и благом, возникнет момент, о котором Николай Гумилёв сказал:
И тогда повеет ветер странный —
И в душе прольётся страшный свет.
Это Млечный Путь расцвёл нежданно
Садом ослепительных планет.
Крымская мечта — всё та же, бесконечно русская мечта о превращении нашей русской жизни, нашей священной России в благое царство, где нет насилия, бед и духовных хворей, где небо над Россией становится «садом ослепительных планет».
