СЕКРЕТ ВЕРЕТЕНА
Разберем прием рефрена. В рок-н-ролле стало законом использование рефрена, припева как вбивания в голову слушателя какого-то мелодического и фразеологического момента, так чтобы он навсегда врос в память. Некоторые дают припев 10 раз, иные доходят до 30-40 повторов одного и того же… Что, конечно, не может не напрягать критически мыслящего слушателя-зрителя.
Музыки не бывает без повторов, без цикличности. И любому автору хочется вбить/внести/вести в голову слушателя узловой тезис. Но как этого добиться? Как учат мастера эстрады? То есть одно и то же слово, тезис, образ перепеть многажды?
Все идут этой тропой, потому что так учили, так положено. Сами устают, но рефрен тянут и тянут.
А можно ли по-другому?
Аверьянов крайне редко использует припевы, мелодические рефрены у него превращены либо в проигрыши, либо, если там есть вокал и слова – он находит какие-то новые слова, новые оттенки, в том числе мелодические. Не любит буквальных повторов.
Поначалу, когда я писал о первом аранжированном диске Аверьянова, я его за это слегка критиковал. Отсутствие припева, балладность, считал я, сужают восприятие этих песен аудиторией. Автор тем самым идет на едва ли оправданный риск, отсеивая всех, кто не хочет думать, вслушиваться…
Но вот другой прием: если ключевой тезис так оснастить текстом, что на Загадку текста следует Отгадка. То есть рефреном может стать ключевая формула! Это как в логике урока, когда ты начинает анализ текста с учениками, создается картина – от начального тезиса:
Можешь ли ты догадаться —
Тайну миров разгадать…
Странному дару отдаться,
В нем распознав благодать.
Перечень Загадок:
Спутана, скручена, спетлена
Времени бренная вязь.
Посланы в узы ли, в сети ли,
Странники — ка́лики бездн.
И конечно вроде главная Догадка – что ты пришел:
Для созерцания вечности
Но это только момент!
Вообще самое сложное – это объяснить ученику, зачем ему учение. В этом смысле вещь Аверьянова «Догадка» напрягает тем, что ты должен ответить, будучи уже взрослым. Это семикласснику на вопрос «зачем мне учить правила», ответить просто. К примеру: а как будешь с девушкой объясняться, если станешь запинаться? Со взрослыми это не пройдет. Уроки с ними надо начинать от угрозы:
Веретено снует медленно,
Словно над нами смеясь…
Выстоишь ли, человече …
Тот, кто когда-нибудь пробовал на веретено накрутить нить, поймет, насколько великолепна метафора. Ведь чтобы учить детей, нужно пригласить бабушек, которые на веретене покажут, что такое жизнь и наши иллюзии о ней! Я поражался, насколько такое простое явление, как веретено, совершенно неуловимо, когда ты пытаешься им овладеть! И когда только руки бабушки помогут тебе овладеть этой неуловимой палочкой, приходит осознание, насколько ты вторичен перед мастерством этих рук, их ловкостью, умением тебя захватить победой над самим собой.
Так вот по поводу поэтики Аверьянова можете попробовать сами тест: «снует медленно» звучит антиномически. Все-таки сновать – это быстро перемещаться. Но пока веретено не возьмешь в руки, так и не поймешь, что веретено – хитрющее из изобретений человечества – у него свой маневр: сновать — медленно! – потому что мышиная мордочка веретена снуёт, но само веретено движется медленно!
И возникает рефренный вопрос, который начинает «заводить»: а откуда он узнал об этом свойстве веретена – пробовал, подсмотрел, проинтуичил? – и этот рефренный вопрос ведет к рефренному смыслу Созерцания вечности с образом Веретена и выходит на итоговый смысл.
Пыль на реликвии дома,
Руки родных целовать…
Песней щемяще знакомой —
Кровью сердца омывать!..
И тогда рок-урок становится Разгадкой жизни.
«Догадка», без сомнения, должна быть введена в систему образования как вещь, способная в результате спокойного раскрытия частей дать детям смыслы, которые, увлекая к Догадке, начинают, тем не менее, с Загадки. Ведь только путь к Догадке откроет тебе миры и смыслы по имени жизнь.
Понятно, что вещь настолько емка, что рефреном может стать любая формула, любой символ, который станет проводником по вещи в сознании читателя. Для меня, как ученого, обаяние Веретена Жизни стискивается в единое целое мощным концептом:
Мы – как разведка небес.
ИЛИ ПОЙТИ НА ДНО?
1.
Чтобы патетика не переросла в патоку, всегда применяется элемент снижающей тональности. Отсюда потребность вплетать в победоносный цикл минорную вещь со сложнейшим «фьюжн» в аранжировке Юрия Середюка «Способ» (написанную Аверьяновым в 2003 году). Там человек сначала погружается на дно сомнений.
А нам мешает лишь одно:
Стремленье спрятаться на дно.
Вообще кислота сомнения – тот яд, без которого невозможно пройти к Настоящему – во всех смыслах. Яд точит помыслы, пытаясь найти силы жизни в покоях смерти. Но эта тема – искушение трусостью, падением на дно – не столь простая штука. Ведь целые исторические культуры взяли на вооружение и сон, и падение на дно, декаданс – на вооружение.
Какой сон Аверьянов имеет в виду?
2.
Вещь сразу берёт темп в большой мировой дискуссии: нирванный сон – это дно падения или взлёт духа? Ведь вокруг нирванического сна, который может стать вечным, буддийским, – целая культура сложилась. У нирванического сна миллионы поклонников. Даже тех, кто не разделяет идеологии нирваны, но пережил блаженство пограничного состояния между сном и «бодрением», почти парения. Сладость сна пережили все.
Поэтому у жесткого тезиса –
Сон человека есть распад.
— много противников!
Делая однозначный выбор – сон это дно, если ты не выходишь после него на бой для Победы, множит ряды противников! И противники начинают с того, что пробуждение — это познание Мирового Ноля как целостности, которую человек по-другому не может получить.
Не слишком ли громок вызов со стороны Аверьянова? На что он надеется после таких заявлений?
Действительно, есть другая сторона дела. Зерванисты не могут осилить проблему – Пустого Ноля. Ведь в нирване-сне ты должен занять Центр, стать им: Ноль конституируется, только если ты в Центре! А его, центр, ещё надо построить, добившись предельного средоточия! А средоточие – это и есть победность.
3.
Во спасение сна как деградации пришел XX век, который сказал: Распад человека во сне – это нормально, это правильно.
Нельзя преуменьшать огромное влияние на человека культуры декаданса, самораспада. Особенно в контексте поддержки всеми неприятелями нашими этой «культуры» декаданса. Сон – один из ключевых символов декаданса. Сон всегда был не только символом смерти сознания, его извращение — в мультипликационные картинки, происхождение которых до сих пор непонятно. Фрейдизм сделал сонные мультипликации явлением истинным, поскольку оно не подвержено сознанию, а значит подлежит прочтению как «настоящее человеческое».
То есть сон считается более истинной, более непридуманной жизнью, чем остальное явное! Отсюда возникает сразу отказ от реальных бытийных установок как иллюзий. Всё майя: и победы, и свершения, и кровь. Зачем подвиг во имя Дома своего, если поистине у тебя эдипов комплекс, тебе срочно нужно его снимать удовлетворением. Зачем тратить мысли на создание танков, если у тебя измена во сне: вместо умершей жены тебя целует несостоявшаяся любовь и зовёт к себе приехать? И ты вместо свершений начинаешь засыпать под давлением ложных символов сна и грезить ненужной фантомной встречей.
Уже сегодня ясно, что зерванизм и буддизм стали использоваться как оружие именно с целью направления человека и его сознания на дно: на дно через сон, в сон через соблазн нирваны! И это мы еще не поднимаем вопросов, как сегодня работает логика этого соблазна: сон – дно – нирвана – наркотики.
Целый континент на коленях. Есть статистика, скольким людям испортил жизнь психоанализ и сколько миллионов, если не миллиардов, скатились на дно через соблазн сна разума. Совсем по Гойе – «Сон разума порождает чудовищ». Именно против этого сна разума вещь Аверьянова, который, после заигрывающего зачина, в моменте, когда вещь перестает быть сонно-мутной, включает мощный басовый тревожный драйв, следующий за катреном:
Один лишь способ все понять,
Загадку жизни развязать, —
Идти вперед и воевать
И кровь победы проливать…
Перед нами не просто бунт Аверьянова против соблазна Дна и Сна, но жёсткий алгоритм Победы: сначала победи себя, своей сон разума, свою тягу к энтропии!
4.
Вечная дилемма – уйти на дно или пойти в бой, заснуть или проснуться для битвы, как Илья Муромец, миновать борьбу и остаться тварью или выйти на поле боя, – вечная ломка любого человека. И Аверьянов не стал эту ломку скрывать. У этой ломки много ликов.
Но есть и другая важная философема: от боя не спрячешься, а если спрячешься – ищи других жертв. В гениальной повести Распутина «Живи и помни» муж Настёны дезертир Андрей Гуськов ушел на дно, в заимки, но это закончилось убийством Настены самой себя и ребенка во имя жизни Дезертира.
Сейчас мало кто помнит, что повесть «Живи и помни» вызвала многие дискуссии, нужно ли повесть вводить в систему образования? Зачем о гнусном и гнусных? Нужна героика. На гнусных примерах героя не воспитаешь. Очень был тяжелый момент на семинарах. Особенно в моменте, когда рассматривали Настёну. Ведь она не противопоставила подлости Гуськова свой подвиг, а поступила иначе во имя своих малых чувств – любви к предателю – и тем погубила себя! И его самого окончательно погубила, кстати!
Нет смысла спорить, но повесть очень острая, колкая для всех. Лично я долго себе окунал в повесть: а ты как? Тебе нужна была бы смерть жены во имя своей жизни?
Аверьянов опять рубит:
Когда ж распустишь панцирь свой
И вкусишь раны ножевой,
Ревнивый омут, мутный спрут
Тебя и примут, и проймут.
Только тогда, когда тебя распотрошит противник, одарит ударами, ты можешь, окунувшись в мутный омут, восстать для победы.
А после, духом сокрушась,
И пораженья не страшась,
Опять всплывешь, блистая, ты
Щитом добытой нищеты…
ИЗЛОМ РУССКОЙ ИДЕИ
1.
Уникальный случай – переписываю главу. Первая версия привела в ужас. Когда говорят «написано кровью» — это о первой версии. Самая длинная глава, несварение темы, потому что она настолько личная, что не переваривается – себя переварить нельзя.
Но фабула остается и для второй версии. Фабула проста: что написать о русской идее, если поднявший этот флаг — вне зависимости от содержания идеи — попадает в зону проклятия и вся его жизнь становится путём проклятий, тотального недопуска, диффамации, клевет. Короче: зачем же ты втаскиваешь людей в русскую тему, если это Путь Беды?
Мы знаем сто лет гонений на всё русское в России–СССР–РФ. За исключением небольшого периода в сталинское время. Я прожил жизнь, в которой всё русское представало и представлялось неинтересным, кустарным, отсталым. Когда в 1983 году я приехал в Тарту – я не понял: мы это где? Почему не сносят огромные трёхэтажные частные особняки, которые немыслимы были в РСФСР? Между тем, русофобия на политическом уровне была понятна всем. И это в стране, созданной русскими, что бы кто бы ни говорил.
Мы и сегодня понимаем всё о гонениях на самую ничтожную русскую вибрацию. Вся государственная машина работает на истребление русского – со всех сторон – со стороны пятой колонны, со стороны внешних сил, со стороны глупцов, боящихся обвинений и отступлений от векового квази-интернационализма и федерализма. Сколько страданий и страдальцев, сколько тюрем и изгнаний, сколько неприятностей и недопусков!
Но если включить справедливость, то ситуация другая: а почему ты вовремя не отказался от русского? Тебе же советовали!
Мне ещё в 1992 году перед защитой диссертации, которую зарубили на первом же кафедральном обсуждении, один «тонкий» товарищ сказал: Зря ты с Хватовым связался, сейчас он точно силу потеряет, спецам он уже не нужен, Шолохов умер, – его русская карта бита. Не теряй времени, переписывай «дисер», убирай там такие-то главы и защита пройдёт. Иначе хорошие люди тебя просто выбросят на помойку и твоя голова окажется кочаном капусты, который даже в суп не возьмут. Был же совет!
Я этого не сделал – и случилось дальше на все 30 лет всё как пописанному – бывший успешный выброшен, нищ, весь в долгах, в кознях, преданный всеми видами предательств. И вот все 30 лет я пытался ответить на вопрос: почему тогда в 1992 году я не выправил дисер, не вошёл в «приличный мир», в конец концов, почему не уехал по приглашению в университет Штатов?
Сколько человек ты утащишь в яму своей русской идеи? – буровит в мозгу.
И вот сижу я, слушаю аверьяновские вещи «Русская идея», а также «Ватники, или Русская Идея-2» и думаю: что за чудо такое, эта русская тема? Что в ней такого, что я здоровый мужик, ей посвящаю жизнь, оставаясь тем самым «ватником» – то есть «гордым оборвышем» из частушки? В чем же сила русской темы? Чем она держит, причём особо ведь не сформулированная, «бедная», неоплатная? Зачем я написал во имя её столько книг и у меня до сих пор не смолкает внутри барабан, зовущий в бой?
Нет ли тут магии – что именно она даёт те силы, которые принимают бой, которые 30 лет зовут работать бесплатно, чего никто из западников вообще не может понять. Откуда готовность потерять всё и идти с посохом во имя этой идеи?
Мне еще в момент уничтожения моей диссертации правильные люди объяснили: что бы ты ни сделал, тебя ждет забвение – это когда тебя просто стирают из памяти. Как будто тут тебя не было.
Вот о чем я немо думал и вспоминал, раз за разом слушая аверьяновскую вещь. Как же быть с этом чудом – в обоих смыслах?
2.
Две вещи на одну тему всегда говорят о её жёсткости. В жесткости всегда заложены суровые вещи – не подарок, не вознаграждение, а жертвы. Но я о своем. Пережив русскую судьбу выброшенного из социальной жизни учёного – я от неё не отказываюсь. Не горжусь, но и не отказываюсь. Почему? Как у Пушкина, с добавлением своего слова
И с ужасом читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Почему так? Почему не смываю? И иду по шагам, осмысляя свое прошлое.
Сначала был протест против хладнокровного убийства СССР. То есть русское внутри возмутилось интрижностью и тихой мерзостью процесса: почему не вышли открыто на поле боя? Почему на кухнях, по сусекам, под ковром, в кулуарах? И когда многие хлопали в ладоши – наконец-то к цивилам прилепимся! – я точно знал: это к рабству. И было возмущение — точное слово с корнем «муть».
Ведь рождены они, чтоб сказке сделать больно,
Чтоб мир сползал все дальше вниз и вниз.
Нагадить в душу ближнему прикольно,
Когда свою вконец разъел цинизм.
Но ведь огромное количество людей попривыкло, свернуло флаги и принялось бытовать, как возможно.
А что же было дальше?
А дальше, после расстрела Парламента в 1993 году, возникло четкое понимание, что нас в покое не оставят и будут добивать до конца. Расстрел это только прелюдия, предупреждение, что вас будут попросту истреблять – показательно, на площадях, без церемоний и процедур.
За что? Потом сказал мне один иноземец: за никому не нужный ваш русский запах (он осознанно заменил слово дух). Стало понятно, что Таран будет наступать и у тебя выбор: либо полностью искоренить в себе русское либо идти вперёд и побеждать – утверждая это русское в мире. Потому как атака Врага шла по всем фронтам. И на финансовом:
Вновь печатают банкиры / Фантики фиатные,
Непривычные купюры, / Очень неприятные.
На Савеловском вокзале / Чувака с валютой взяли.
Та сволочь нынче олигарх / А люди честные – в долгах!..
И – символическом.
Говорят, что Бог давно / Воду обратил в вино.
Ну а эти – в мочевину / Коньяки, вискарь да вина!…
Как в тоннеле, в Сен-Готарде, / Что у Чортова моста
Поклонялись козьей морде, / Чтоб не поминать Христа.
До упорного переформатирования наших детей до манкуртов.
Кобылки Дурова, собачки Павлова
Так убедительны для маленьких ребят –
Чрез матюгальники мозги пропалывают
И в гаджетов наушники свербят,
Мелькают в плазме и трубят в ютубы…
Твое вниманье пользуют суккубы,
И ты ныряешь в сети эти без конца,
Чтоб протащить, сынок, домой к нам мертвеца…
Да, дело швах! Пропали наши детки…
Вообще способность противника изощренно тебя бить, выворачивать наизнанку и душить – часто парализует. Возникает страх бессилия, страх невозможности этому противостоять. И постоянно возникает соблазн мимикрировать.
И вот тут открывает та самая Предельность, которая просто принята русским началом. Смысл мимикрии принять на себя главное – профанизм и ложь. Всё тестирование для вхождения в «цивильный мир», которое я наблюдал, сводится к тому, чтобы ты пошел путём лжи и профанации. Они давно просчитали, что самый сильный формат подчинения – это зарабатывающая ложь, обогащающая профанация – которая тебя нивелирует и подчинит. Ложь – мощнейшая кастрация мозга человека.
Но тогда получается, что перед нами технология искоренения Правды. Русские просто «попали под руку». То есть Правда – это не какая-то наша блажь, это мировая потребность, говоря высоко, потребность Бытия. Русские просто несут её в себе и на своём горбу и в своей мечте! Получается, русофобия более глубокий метафизический имеет контекст: битва идёт носителей Лжи и Профанизма против Мира Правды.
Высокий получается бой. Но почему у Аверьянова русское в обеих вещах – частушечное и ёрное?
Трын-трава, да щавель-дудка, / У меня в ночи побудка,
А потом бессонница – / Частушка в двери ломится…
Частушка за частушкой, / Мотается катушка.
Хороша частушка, / Если б не прослушка!
Хороша частушка… / Да уж полна психушка…
3.
Вторая заноза по поводу русской темы у Аверьянова – можно ли о мистико-глубинном, святом ёрничать?
«Русской идеей» назван целый мультимедийный диск 2019 года, в который входит, помимо прочего, 11 аранжированных композиций, и длятся эти композиции ровно час (как и в остальных дисках – «часах песен» Аверьянова). Все серьёзно. Это значит все части альбома связаны. Однако ключа нет. Дополняет сложности мюзикл «Ватники или Русская идея 2», который вошел в другой альбом — «Империя зла» 2020 года. То есть тема мает, зудит и бьется. Музыкальная стилистика от классического рокабили с лаем собак и скоморошьими частушками с переходом в пронзительную симфоничность, которая прерывается избушной гармошкой с бабами на лавке и затем ёрной концовкой голосом юной девицы «сводит с мыслей»:
Врубайте поворотники, / Здесь нано-беспилотники!
Закатайте хоботы! / Едут биороботы…
Где ключи? Может, сам Аверьянов подскажет?
Аверьянов: «… нередко философское созерцание идет рука об руку с поэтическим вплоть до того, что бывали случаи: записав какие-то мысли, которые могли бы войти в будущую книгу или статью, я вдруг ловил себя на вопросе – а не «перевести» ли эту мысль в стихи, в образы, в нечто, что можно не только проговаривать, но и напевать. Несколько раз такое случалось и удавалось. А в целом как тенденция – это происходит постоянно. Для меня философия и песни – это не параллельные миры, а скорее сообщающиеся сосуды. («Философия и песни — это сообщающиеся сосуды«).
Ну, если вещь коррелирует с философией, то попробуем разобраться.
В те же 90-е годы я столкнулся с двумя вещами по отношению к русской идее – крайней её востребованностью, потому что без идеологии русские не могут, а все советское рухнуло. И второе – чудовищными профанациями вокруг неё. А спекуляций не-в-гегелевском-смысле было столько, что стало невыносимо слушать про русские идеи. А когда стало коробить от того, как разные «русские» выбрасывали флаги, чтобы только «бабла срубить», то стало понятно, что для русской идеи первые враги – свои «спекули», профаны и вчерашние неграмотные партийцы, которым «лишь бы черенок в руке» (в смысле не важно какое знамя, лишь бы держать в руке его черенок, то есть держаться хоть за что-нибудь и за этим других пытаться вести).
И стало понятно, что сначала русское надо спасти от своих же – профанаторов.
Но как?
Моя бабушка все приговаривала: в любом деле надо от печки начинать. Я все детство думал, а что это такое? А были танцы – от печки, то есть сначала. И всё это сливалось в частушечном пляшечном завороте, где каблуками пробивались пол и стены. Но потом мне бабушка сказала, что «от печки» не про танцы, а про то, как дом строится – сначала печь, которая для северян, русских – Жизнь. Потому что вся жизнь на земле – вокруг Печи. Она была символом избушной сермяги, домотканности, живой земли. Сначала печь, потом крыша.
Кто видел, как вокруг печи возводится дом, тот с непривычки посмеялся бы. Но печи остаются корнями в земле после пожирающего огня. Будет печь – будет жизнь. Такая вот сермяга.
Я большой нелюбитель манихея Бахтина, но кое-что он отметил верно: скоморошье ёрничество – сознательное снижение темы, чтобы сбить с неё официозно-товарный флёр. Сознательная уценка, снижение всегда играло роль отторжения профана, который идёт за гешефтом, а не за сутью. Не исключено, что именно этот приём искусственного снижения против профанации и использует Аверьянов.
Вторая задача скоморошества — высказать идеи, но в секретной манере фальшь-гиперболы, которая не принимается серьёзно. Этот прием был сполна использован Жириновским, который высказывался, как будто пародировал, а потом пародии оказались вовсе не пародиями. Действительно, как отнестись ко вполне дурацкому ёру:
Где б нам Гитлера надыбать, / Бонапарту отыскать,
Чтоб его, ядрена в дышло, / Словно грелку оттаскать?!
И мы ведь и вправду «надыбали» таких – на Украине… Пошедших крестовым походом против русского языка и русских на Донбассе.
Скоморошья частушка, тем не менее, озвучивает известный концепт: чтобы русских заставить восстать со дна, нужен враг помощнее и «пощечина лопатой».
4.
Третья причина появления ёрной стилистики в столь тяжком вопросе, как ни странно, именно философическая. В 90-х появились и разрослись уже внутри русской темы минимум пять фундаментальных школ: традиционно-православная, монархическая, красно-коммунистическая, расово-околофашисткая, затем либеральная и в хвосте – «ново-научная». Вокруг них вилась ещё сотня сектантских нюансов.
И эти школы схватились между собой не на шутку за приоритеты – кто имеет право нести русское знамя? Как свидетель множества схваток и идейных битв, я уже тогда сказал: господа, никаких «жидомасонов» не надо для нашей погибели – сами себя изведем пустотой заявлений. Нужно создавать русскую науку и пока мы не найдём в науке объединительные русские ключи – до тех пор русское будет истощаться в эмоциях. И тогда народ рано или поздно всех нас умников отторгнет.
Я тогда проиграл. Я представлял самый гонимый фрагмент в русской теме – ново-научный, полагая, что придётся найти новый синтез именно научным путём, потому что русскую идею надо доказать, причём даже не присутствующим или себе, – а врагам в первую очередь. Хватит лозунгов – нужны доказательства! Меня назвали, Севастьянов с мироновцами времен НДПР, русским каббалистом, агентом Сиона, и я был ими проклят. С 2000 года я сказал себе: больше в русскую тему публично не входить, держа её при себе. И держась означенного курса – научно доказать русскую идею.
Но есть и факт – на 20 лет я остановил свой русский движ, а Аверьянов, получается, поступил грамотнее: вышел с песнями, где сатирическая мешанина идейных борений сатиризирована и одновременно нанизана на главное: нам туда, в сторону Русской Идеи, каковы бы ваши разногласия ни были. И предложил простой, понятный всеми язык, — от печки. Как сказал умный человек, кто-то идет от желания, кто-то от идеи, но все, кто хотят выжить в мировой бойне, – пойдут от печки.
5.
В «Ватниках или Русской идее 2» уже другое звучание. Появляется тяжелая партия, упрямый бас, но элемент площадной скоморошины не уходит. Явная политизация, заявка на идейный синтез, в особенности в отношении СССР, когда звучит ясно, что это все-таки не еврейская накипь Троцкого, а наша часть истории, — и это важно для православного-тринитария Аверьянова.
Один упрямый коммунист из группы «Союз» мне тогда заявлял, пока вы не объясните эфемерию Троицы, как вы можете идти в политику – народу вы непонятны!
И я говорю: – а если будет доказано, что идея коммунизма как идея общности и единства – часть как раз Троицы, то что?
Человек хохотал и говорил: – Коммунизм как часть Троицы – вы спятили? вы хотите переиграть Маркса, хотите отнять у него идею коммунизма? – кишка тонка!
Но Аверьянов оказался авангардом. Он создал образы наступательных Угроз, что сегодня оборачиваются тиранией Вызова.
Картины, которые даёт Аверьянов, не оставляет в этом сомнения.
Нам всем ослабят скрепы в области спины,
Чтоб голова отъехала в штаны.
Что с нас возьмешь, – мы гопота, мы ватники.
Едрена вошь, кругом мы виноватники!
По особенному начинает звучать «русская пара» в контексте СВО, когда фронтальность огульного обвинения вплоть до озвучивания геноцида русских, что звучит из уст гордонов, шейтельманов, – не оставляют сомнений: нас не оставят в покое. Либо русское должно исчезнуть навсегда… Либо…
Стать спасением для всего мира. Получается так.
Зря суется к нам Европа, / — сказал Сталин Рибентроппу.
— Мэры, пэры, hеrr-ы, сэры… – / Всех почислим в браконьеры!..
Русь заповедна. Не влезай, убьет!
Кто нас обидит – тот костей не соберет.
И дело не только в «новых гендерных трендах» вырождения Европы, а дело в онтологической битве – быть или не быть – Истине по имени Жизнь. Особенно в контексте чернушных поклонений, ритуальной чертовщины, сползания Европы к сатанизму. Одно из невероятных, выдающихся по маразму (в прямом смысле – старческой деградации) событий – чернющая месса в Сент-Готарде.
Как в тоннеле, в Сен-Готарде, / Что у Чортова моста
Поклонялись козьей морде, / Чтоб не поминать Христа.
Кто это видел, пусть на экране, тот понял главное: под угрозой сатанизма всё, и от его натиска не спрятаться в уголке – только бой.
Тирания Миссии Русской Идеи – ответ на Тиранию такого Вызова.
Долгие, тяжкие размышления на тему русской идеи, русской миссии, когда она еще не до конца ведома, не до конца сложена, не всеми принята, привели к тому, что именно такой формат – музыкально-многожанрового завода остается единственным рабочим! Только так русская тема может пройти через нутро человека и не опрофаниться! Пусть как пиво, пусть как яд, пусть как несваренный гриб, как фантомный мухомор. Русскую идею надо переварить сначала как испытание, как грязь, как позор, как отвержение, как искушение, как осмеяние.
Чтобы никто не вздумал ей пользоваться как разменной монетой.
Чтобы прошел путь её познания и борьбы – без лозунгов и «бабла», а на уровне клеток, на уровне личных свершений. Как сказал поэт, «прикоснуться к Родине можно только Подвигом». Так и с русской идеей.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЖАНРА
1.
Чего поем, Аверьянов? И поем ли? Может быть сказы сказываем? Что первично?
Вопрос о жанре – вопрос о том, что автор сам для себя определил как предмет оценки. Оценивайте поэта по его принципам — очень древний оценочный лозунг. Но если принципы явно новые? Егор Холмогоров определил аверьяновскую жанровую особенность как православный шансон. Очень спорно и вряд ли сакральное понятие, прочно увязанное с литургическим искусством, можно связывать с шансоном – и тем более вменять Аверьянову. А если напомнить, что для православной культуры любой инструмент – это неприемлемая часть языческого соблазна – лучше не надо.
Шансон – французское изобретение уличных напевов, которые не вышли дальше подвальных исполнения. Наш блатняк туда же. Подвальное – не про Аверьянова. Не надо снижать жанровый регистр. Но тогда нужно ответить на вопрос, вынесенный в заглавие.
Как ни странно все песни начинаются с текста.
Нет, можно возразить, что тягучий звук первичнее – у всего животного мира, – но это нельзя назвать песней, это вой. Тогда первый вопрос: а почему мы это называем песней – от слова пение! Ведь пение вторично!
Полное комплектование того, что мы называем песней, примерно таково:
Тот есть перед нами процесс усложнения – ухода от песни как пения. Такой парадокс.
Но куда уходит? Слово в пение, пение в припляс, припляс в Хор. Хор, напомним – это строй поющего сообщества, где есть партии и разные задачи.
И далее. Если усложняются части – как их называть? К примеру, инструментал увеличивается на пять инструментов…
Пять инструментов – это уже доминирование. Возникает инструментальная композиция, а не песня! Ведь Рика Уэйкмана сложно назвать певцом – он идёт как инструменталист с вокалом. Но не как певец. Интересно то, что рок-н-ролл породил эту фигуру – вокалист, чтобы честно снять вопрос о Певце. Он еще и солист – хотя термин неточный, соло – это просто «один». К песне не имеет терминального отношения. Лектор – тоже солист.
Другой пример – Майкл Джексон.
- слабый текст (или часто непонятный)
- слабый вокал
- слабая мелодика, – ритмизированная.
- слабая инструментовка
- танец плюс танцевальная группа
- спецэффекты, костюмы, изображения
В итоге получается танцевальное шоу! И нет как таковой песни.
2.
Что же получаем в этом свете у Аверьянова? Рассматриваем конечный вариант – студийную версию.
То есть у нас получается акцент на Слово и на Инструментовку. Современный Сказитель.
Наши предки сказителя-гусляра называли баяном, от слова «баять», говорить. И в современной понимании кот-баюн – говорящий кот – трактуется как Сказитель. У Пушкина кот – не поет – он сказывает сказки. Вещает. Хотя «попросить» кота «петь» для Пушкина не была проблемой. Значить – не по традиции. Кот должен только «сказывать», сказки говорить.
Начала вещей Аверьянова явно относят нас к жреческой эпохе, когда струны сопровождали сложные идейные смыслы, когда нужно не только слушать музыку, но понимать слова. Эта первая – высокая — природа творчества.
Но Слово к инструменту прибавило мелодию и ритм, и произошло обнародование жреческого начала и переход в бардовское начало. Трубадуры, труверы, сябры, менестрели, мейстерзингеры – производное. Это вторая – сниженная — природа его творчества.
Слово может принимать все формы примитивизации, — когда Слово входит в плясовой рефрен. Это третья – низкая форма природы его творчества.
Как ни странно, снижение жанра связано с вторжением в Жреческое Слово мелодии и пляски. Именно мелодия и пляс становится разрушением Сказа – сладким соблазнением – мелодия начинает вытеснять Слово.
Вот здесь кризисный выбор пути: стать мелодистом, песенником, когда требуется голос, но при этом теряется слово со смыслами. В этом искушение.
Надо всегда помнить, что искусство – это от искушения. И не надо забывать, что искушение никогда не было в почете в русском сознании как признак слабины.
Аверьянов не поддался на мелодизацию, хотя видно, что этот соблазн имел место. Слово-Смыслы у него опора. Остальное – включая все изыски рок-н-ролла — работает как усиление Слова-Смысла. То есть перед нами Сказ, положенный на рок-инструментал.
Получается, самое точное жанровое определение шедевров Аверьянова Сказовый Рок-н-Ролл. И он может персонифицироваться как Рок-Сказитель.
При этом все формы жанрового снижения имеют место в художественных вставках, когда нужно подать в Сказе образы эпохи, язык подённых, низких и малых сословий, что ведёт к симфонизации – к увеличению композиционных и музыкальных решений, серьёзного «заселения» произведений, жанровых акцентов – вплоть до сатиризации. Таким образом, мы получаем Симфо-роковый Сказ. В итоге отсюда выводится направление: Сказовый симфо-арт-рок и вариации: рок-сказание, рок-сказ, волшебная рок-сказка (напомним, что волшебное – это сказ волхвов).
Это крайне важно подчеркнуть, чем спекулировать на том, что мол, творчество Аверьянова – некое околонародное творчество. Это обман. Творчество Аверьянова – это сложнейшее, продвинутое, многослойное с широким форматом зашифрованного Кастовое Творчество Учителя, идущего учить этот самый народ.
3.
Остается разъясниться на тему противоречия православных убеждений автора и явно языческих жреческих рок-подач. Поскольку это уже не личное дело, надо понять. Но не особо застревая на религиозных вопросах.
История религиозного искусства так называемого авраамического древа начиналась с полного отказа от изображений, искушений, инструментов – только личный голос для литургии. Всё. Но искушение усилилось, когда в катакомбе они Иисуса впервые изобразили двумя дугами, из чего получалась рыбка.
Закончилось же это масштабным использованием искусства для религии. Католичество вообще сделало пропагандистскую ставку на искусство – став основателем и инициатором всего европейского «арта» во всех формах и жанрах – от живописи до симфонии и оперы! И их не смутило то, что они сделали королевским танец вальс, который имеет однозначное языческое происхождение – от Баал (Бал, Бел, Вал, Вел) – пластическое радение от культа Баала.
Последний спор произошел по рок-опере Уэббера «Иисус Христос – суперзвезда»: можно – не можно?
Что касается Аверьянова, то возможна и такая версия: у него играет не столько общеправославная традиция, сколько общекастовая жреческая. Он несет в себе некий Кастовый Синтез – стать не только голосом Мирового Духа, но и продолжателем традиции древних учителей-предшественников, тех же волхвов. Недаром «ведуном», «шаманом» назвал его Проханов в предисловии к аверьяновскому поэтическому сборнику.
Именно жрецы первыми перешли границу персонального голоса как Личного Воззвания к Высшему, сделав собственными руками бубен, а потом и свирель – с самым первым нотным порядком.
Искусство стало формой состоятельности Высшего в Низшем – так сказал однажды умный человек в ответ на коварный вопрос.
Кажется, в этом что-то есть.
