«Русские, даже если их расчленить
международными трактатами,
так же быстро вновь соединятся друг с другом,
как частицы разрезанного кусочка ртути».
Отто фон Бисмарк
Очередную волну истерики вызвало на Украине интервью российского президента «20 вопросов Владимиру Путину», а конкретно та часть, которая была посвящена сотрудничеству двух стран. 21 февраля в интервью ТАСС российский лидер в очередной раз высказался в пользу концепции единого народа: «я уже много раз говорил: я считаю, что мы один и тот же народ». И далее развернул свою позицию: «если посмотреть на реалии, это так и есть. Понимаете, до XI, XII, XIII века у нас не было никакой разницы в языке. И только в результате полонизации та часть украинцев, которая жила на территории, находившейся под властью Речи Посполитой, только где-то, по-моему, в XVI веке появились первые языковые различия. Вообще, укра́инцами называли людей, которые жили… на рубежах Российского государства. Украинцы были во Пскове, украинцами называли тех, которые защищали с юга от набегов крымского хана. На Урале. Кругом были украинцы. Значит, у нас не было никаких языковых различий. Больше того, где-то до этого же времени, до XIV–XV века, даже тех людей, восточных славян, которые проживали на территории Речи Посполитой, и в Московском государстве, и в Польше, называли русскими. Не делили. И только гораздо позднее начались языковые первые различия…».
Важно понимать, что здесь российский президент, как и всегда, не повторяет банальности и не высказывает какие-то общеизвестные вещи. Единство русского, украинского и белорусского народов – это целостная концепция, которая не совпадает ни с раннесоветской о трех разных нациях, ни с позднесоветской – о «новой исторической общности советского народа».
Изначально большевистская концепция национальной политики настаивала на интернационализме в контру «великорусскому шовинизму» царского режима, выступавшего за «единую и неделимую Россию». В угоду усилившимся в ходе распада Империи национальным движениям партия большевиков охотно признала за украинцами и белорусами статус отдельных национальностей, перешедших к строительству своих отдельных национальных государств. Такой подход имел не столько теоретические, сколько прагматические основания: советское руководство пыталось заручиться максимальной поддержкой местного населения в ходе гражданской войны и войны с Польшей. К тому же необходимо было переучредить и практически подтвердить федеративный статус нового государства, тяготеющего на ранней стадии к включению в объединение советских республик все новых государств победившего пролетариата. Таким образом, с началом политики коренизации (украинизации и белорусизации) в границах до этого единого государства «старорежимные» взгляды на единство русского народа оказались вне закона. «Русские» получили узноэтнический статус, и уже в ходе первой всесоюзной переписи населения переписчикам были даны указания записывать русскими только великороссов, а проживающих на территории УССР малороссов записывать только украинцами. При этом большевики использовали УССР и БССР как образец новой культурно-языковой политики, намеренно раздувая тиражи литературы и прессы на языках полонизированной глубинки бывшей Империи – белорусском и украинском.
Также поощрялись исторические изыскания, направленные на оправдание такого «триединства». Так для внесения теоретических основ в проводившуюся тогда на практике украинизацию был специально приглашен один из лидеров украинства революционер Михаил Грушевский, получивший позднее статус действительного члена Академии наук СССР.
Напротив, в сталинскую эпоху – примерно с середины 30-х до середины 50-х – в советской историографии произошло возрождение дореволюционной концепции, с уравниванием понятий «русского» и «восточнославянского» народа. Параллельно с этим формировалось понятие «древнерусской народности», под которой понималась самостоятельная общность – общий предок будущих восточнославянских народов, а не начальный (или один из промежуточных) этап развития «триединого русского народа». Наиболее очевидно следы дореволюционной концепции триединства русского народа прослеживаются во взглядах академика Николая Державина. В 1944 году он издал монографию с говорящим названием: «Происхождение русского народа – великорусского, украинского, белорусского».
Уже после войны начала формироваться идеологически более соответствующая задачам советского государства концепция единого советского народа как сообщества граждан советского государства. В 1961 году, выступая на XXII съезде КПСС, Никита Хрущёв провозгласил: «В СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие характерные черты – советский народ». Постановлением XXIV съезда КПСС от 1971 года советский народ был провозглашён результатом прочного социально-политического и идейного единства всех классов и слоёв, наций и народностей, заселяющих территорию СССР. Их общим языком – языком советского народа – был признан русский язык, что являлось выражением «той роли, которую играет русский народ в братской семье народов СССР».
Итого, как мы видим, высказанная Владимиром Владимировичем мысль больше всего перекликается с дореволюционной позицией и национальной концепцией Сталина, конечно, с признанием свершившегося факта «геополитической катастрофы» и разделения на три суверенных государства. Об этом президент тоже говорит в своем интервью: «тем не менее, если так сложилось и у людей, у значительной части населения на Украине возникло чувство собственного самосознания национального и так далее, надо относиться к этому с уважением. Исходить из реалий, но не забывать, кто мы такие, откуда мы пришли». Это, по сути, ясно оформленная дипломатическая платформа для переговоров с Белорусией и Украиной: у нас три разных и независимых государства, но один народ.
Разделение на независимые государства, конечно, подразумевает разделение на независимые друг от друга элиты, которые для сохранения своего влияния подпитывают (или вынуждены подпитывать) представления в народе об исторической и культурной уникальности. Однако если народ действительно един, то элиты не просто разные, но будто противоположные друг другу. Если в России и в Беларуси почти за 30 лет независимости сложилась традиционная и относительно эффективная политическая и экономическая модель централизма и властной вертикали, то на Украине при формально унитарном формате фактически сохранилась клановость, где по известной казацкой байке «на два казака – три атамана».
Об элитах вообще и о российских элитах в частности мы уже говорили многократно, но украинская действительно достойна отдельного рассмотрения. Если в России при Владимире Путине сложилась действующая бюрократия, бизнес в целом понимает обязательные правила игры, и крупный капитал не лоббирует свои партийные проекты, то на Украине все с точностью до наоборот. Создается впечатление, что украинская элита просто сама серьезно не воспринимает случайно доставшийся им суверенитет. Все что им остается – бесконечно форсировать русофобские настроения и углублять начатую еще большевиками украинизацию, иначе единому русскому народу трудно будет объяснить, почему народ в культурном и языковом плане один, а государств по-прежнему два.
О качестве украинской элиты в том же интервью красноречиво сказал Владимир Путин: «… те, кто возглавлял Украину или добрался до власти в Украине, они преследовали личные интересы. А в чём они заключаются? Даже не больше заработать денег за счёт ограбления украинского народа, а сохранить, что награблено, до сих пор. Вот в чём главная задача. Бабки-то где, извините за моветон? Денежки где? В заграничных банках. Что нужно делать для этого? Показать, что они служат тем, у кого эти деньги лежат. Вот отсюда и единственное то, чем они сейчас торгуют, – это русофобия».
Действительно, все становится понятным, если предположить, что украинские элиты действуют отнюдь не в интересах населения Украины и даже не с целью защиты суверенитета, а лишь используют последний как оружие для оправдания бесконечных русофобских выпадок против России – соответственно, чтобы сохранить свою власть и капиталы, ключ к которым давно хранится на Западе. Отрезвить их может только отсутствие внешнего заказа или приближающийся коллапс всей государственной системы.
Сдержанный оптимизм на этом фоне вызывает реакция на интервью Владимира Путина в Киеве. «Российско-украинские отношения не должны определяться геополитическими амбициями отдельных лидеров… Эти отношения основаны на отношениях людей, которые живут, работают, создают и стремятся к миру рядом, по обеим сторонам границы», – заявили в офисе Владимира Зеленского. Оптимизма добавляет также заявление из места, где ранее и формировался основной запрос на украинскую русофобию – из Вашингтона. Президент Трамп заявил, что ему «бы хотелось, чтобы они [Россия и Украина] поладили. Если бы им это удалось, это было бы здорово для всего мира».
В любом случае, пока половину депутатов Верховной Рады составляют выпускники программ Джорджа Сороса, Джо Байден ведет заседания украинского правительства в кресле президента, а кошельки Рената Ахметова, Игоря Коломойского и Петра Порошенко хранятся в западных банках, другой политики от Киева ожидать не приходится.
В конце концов, наше объединение – вопрос здравой логики, построения общего рынка и конкурентного в мире экономического пространства. Именно об этом, с позиций здравого смысла и логики, говорил наш президент. Восстановление нашего единства – это лишь вопрос времени, отрезвления украинского общества и очистки от майданных элит.
